Арабский халифат. Золотой век ислама - читать онлайн книгу. Автор: Юлиус Велльхаузен cтр.№ 3

Умме семья обязуется отдать право на родовую вражду, то есть вражду с другими семьями Медины, ибо главная цель уммы – предотвратить внутренние распри. Когда возникают споры, их должен разрешать суд. «И если между вами произойдет спор в чем-либо, то вернитесь к суду Аллаха и Пророка». Но если внутренний мир нарушен насилием и злым умыслом, то не только пострадавший или его племя, но и вся община в целом, включая родственников самого преступника, обязаны выступить единой силой против него и доставить к отмстителю, чтобы тот заставил нарушителя по справедливости искупить вину. Месть за кровопролитие уже не может превратиться в семейную вражду. Она лишена того опасного элемента, который угрожает всеобщему миру и смягчается в талионе. Действительно, талион существовал еще до ислама, хотя он и не часто применялся, потому что слишком зависел от обеих сторон, чтобы иметь над ними какую-либо силу принуждения. Именно в Медине талион был впервые строго применен, потому что именно там Бог стоял выше крови и по крайней мере в теории обладал настоящим суверенитетом. Но пока еще талион не равнозначен собственно наказанию. Его исполнение по-прежнему находится в руках потерпевшей стороны, и от нее зависит, воспользуется ли она своим правом на месть или откажется и согласится на денежную компенсацию. Тем не менее это свидетельствует о переходе от мести к наказанию. То, что обязанность наказания была взята из рук индивидуума и передана общине, знаменует собой очень важный шаг: возмездие становится обязанностью государства и тем самым превращается в наказание. Этого достаточно, чтобы предотвратить междоусобицу. На территории Медины господствует общественный мир, всеобщий и абсолютный. Складывается не так уж много альянсов для защиты, так как есть семьи, на которые защита не распространяется или, по крайней мере, для них она не так эффективна, как следует. Существует только один общий мир – мир уммы.

Другая цель уммы – объединить семьи для защиты от внешнего врага. «Верные» взаимно обязаны помогать друг другу против «пришлых»; они мстят друг за друга, стоят друг за друга против всех чужаков. Долг мести врагу возлагается не на брата за брата, а на правоверного за правоверного. Фактически война таким образом лишается идеи кровной вражды, с которой она дотоле совпадала; она превращается в военное предприятие. Поскольку война с внешним миром является общей для всех правоверных, общим является и мир. Никто не может по собственной воле заключить мир, который не будет служить всем.

Тем не менее право племени или семьи на кровную вражду с чужаками полностью не отменено. Оно открыто для той же критики, что и аналогичная непоследовательность, которая заключается в том, что даже иджара, которая обеспечивает чужаку право на жилище в Медине, еще не отнята у индивида, хотя это долг общины в целом, и потому должна была быть привилегией уммы и ее вождя – имама ^[5]. Это разграничение между целой общиной и ее частями еще не вполне проведено. Умма еще не достигла своего полного расцвета. Но правоверные были ее душой во главе с пророком, они были закваской, духовно более сильным и целеустремленным элементом, который подстегивал движение и его пропаганду. По мере распространения веры сила уммы возрастала.

Курайшиты, от которых Мухаммед и его сторонники бежали из Мекки, предстают отъявленными врагами уммы в вышеупомянутом устройстве мединской общины. Из мелкой вражды возникла упорная война, и эта война многое сделала для усиления внутренней мощи уммы. Первое серьезное столкновение при Бадре (2 год от хиджры) окончилось неожиданным успехом Мухаммеда. Эта блестящая победа была воспринята как то, что Бог даровал правоверным Свое одобрение, произвела глубокое впечатление и имела значительный моральный эффект. Кроме того, она очень помогла расширить влияние Мухаммеда, сломить сопротивление против него, придать исламу первостепенное значение в умме и слиться или порвать с чужеродными компонентами, которые до того считались терпимыми. Ислам перестал проявлять терпимость и стал действовать как деспотия террора в Медине. Эта перемена отмечена подъемом аль-мунафикун – сомневающихся и лицемеров. Язычники не смели больше оставаться язычниками внутри уммы, обстоятельства вынуждали их принимать веру, но они делали это со смешанными чувствами и не скрывали своего злорадства всякий раз, когда удача, казалось, отворачивалась от пророка. Иудеи были еще хуже. После битвы при Бадре, как говорит аль-Вакиди, положение дел изменилось в совершенно невыгодную для них сторону. Мухаммед сделал для них исключение и заявил, что они нарушили договор. Под надуманными предлогами он прогнал их и за несколько лет уничтожил все еврейские общины в оазисах Медины, которые образовывали там союзы, аналогичные союзам арабских племен. Он передал их ценные пальмовые плантации мухаджирам, которые дотоле не владели никакой землей или территорией, но полагались на гостеприимство ансаров в качестве инквилинов или находили себе пропитание за счет торговли или грабежа. Таким образом, он сделал их независимыми от ансаров, и они поселились в Медине и приобрели собственность. Так он укрепил и собственное влияние, поскольку мухаджиры были, так сказать, его личной гвардией, и, так как между двумя племенами ансаров – аус и хазрадж – по-прежнему тлел раздор, они приобрели решающее влияние.

После поражения при Бадре курайшиты собрались под предводительством Абу Суфьяна, чтобы взять реванш над Мухаммедом, и фактически одержали победу над ним на горе Ухуд близ Медины. Они, однако, не в полной мере воспользовались плодами своей победы, но лишь удовольствовались этой честью и отправились по домам. Поэтому контрудар не причинил пророку большого вреда; Мухаммед был готов к нему и вскоре сгладил нанесенный ущерб. Второе нападение курайшитов на Медину, в котором они прибегли к помощи язычников и иудеев, ни к чему не привело. Меньшие племена из окрестных областей стали союзниками борющегося содружества, сначала политическими, а потом и религиозными. Ислам продолжал сражаться и постепенно переходил из обороны в наступление. Аравия напряженно вглядывалась в великую вражду между язычеством и Аллахом, которую вели между собой Мекка и Медина.

Во время этой внешней борьбы с арабским язычеством удивительным образом произошла полная арабизация самого ислама. Мухаммед исходил из убеждения, что его религия по сути не отличается от иудаизма и христианства, и поэтому ожидал, что мединские иудеи примут его с распростертыми объятиями, но горько в них разочаровался. Они не признали его пророком, не признали его откровения равными тому, которым обладали сами, хотя поначалу из политических соображений вошли в основанную им умму. Поскольку они не считали, что иудаизм идентичен исламу, но скорее сопротивлялись против него, он со своей стороны противопоставил ислам иудаизму и даже христианству. Он так установил основные отличительные черты своей религии, которые нам кажутся малозначительными, но в действительности очень важны, что они уже не выражали общих точек соприкосновения между исламом и родственными религиями, а, наоборот, подчеркивали различия. Вместо субботы или воскресенья он сделал пятницу главным днем публичного отправления религиозных обрядов; он заменил трубы и колокола призывом муэдзина; он отменил пост в день Ашуры, великий день искупления; а вместо Великого поста назначил месяц рамадан. Хотя он упрочил ислам, педантично лишив его иудейских и христианских форм, он в то же время приблизил его к арабизму. Мухаммед всегда считал себя пророком, посланным специально к арабам, пророком, получившим и передавшим на арабском языке то откровение, которое содержалось в Торе и Евангелии. По-видимому, он никогда не испытывал симпатии к Каабе в Мекке и отвергал бога Каабы, но теперь обстоятельства заставили его сделать гораздо более решительный шаг. Он изменил киблу и повелел во время молитвы обращаться лицом не к Иерусалиму, а к Мекке. Мекка была объявлена святыней вместо Иерусалима, истинным местом Аллаха на земле. Он утвердил паломничество к Каабе и даже целование священного камня; так в ислам вошел центр языческого поклонения и популярный языческий праздник. Как обычно, чтобы оправдать это присвоение, он призвал на помощь историю. Было сказано, что мекканская святыня и культ первоначально были единобожными и основаны Авраамом и лишь в последующие времена выродились и превратились в языческие. Отец веры Авраам был изгнан иудеями и стал основателем доисламской религии арабов с ее святыней в Мекке, и таким образом ислам решительно отделился от иудаизма и стал национальной религией арабов.