— В точку. Думаешь, это плохая идея?
— Думаю, это непродуктивная идея. Но для Димы это полезно: побудет при деле и научится общаться с людьми.
Чем больше она думала об этом деле, тем больше убеждалась: жертвы не имеют такого уж большого значения, только не для этого преступника. Однако объяснить это Анна не смогла бы, да и не хотела тратить время. Леон, похоже, был согласен с ней, потому что и он не спешил помогать брату.
— Так почему ты думаешь, что Светлана Шевчук не может стать ключом к этой истории? поинтересовался Леон.
— Потому что она…
Анна начала — и запнулась, а секундой позже она уже позабыла, о ком идет речь. Фрагменты паззла на экране наконец сложились. Угол распила костей, странные формы, схожие размеры… Не все стало на свои места, но очень многое.
Бросив прощальный взгляд на монитор, чтобы запомнить картинку, Анна поспешила к столу. Модели, разложенные на нем, были точной копией изображений, с которыми она работала. Ей несложно было найти среди них нужные.
— Что происходит? — нахмурился Леон.
— Подожди.
У нее сейчас не было сил отвлекаться на него. Анна не хотела показаться грубой — и он знал об этом, он вряд ли обиделся. Убедившись, что сейчас она ничего не пояснит, Леон просто остановился с другой стороны стола и продолжил наблюдать за ней молча.
Разрез к разрезу. Кость к кости. Не все фрагменты были нужны для изображения, которое у нее в итоге получилось, но так и должно быть. Анна скрепляла их горячим клеем, чтобы ускорить процесс, а убийца наверняка действовал осторожней. Так ведь это не важно! У них тут всего лишь модель — зато какая модель!
Наконец ее работа была завершена. Анна понятия не имела, сколько времени это отняло. Она просто действовала, она думала только о своей цели. В кабинете не было ни окон, ни часов, это отвлекало. Именно благодаря такой концентрации у нее и получилось найти решение.
— Охренеть, — присвистнул Леон. — У меня галлюцинации или это?..
— Ангел, — подтвердила Анна.
Перед ними действительно замер ангел — собранный из белоснежных осколков костей. То, что это имитация, сейчас слабо утешало. Настоящий ведь был создан из человеческих тел! А здесь речь шла о скульптуре — но, конечно, не подражающей старинным ангелам из соборов. Скорее, это была стилизация, что-то кубическое и все равно узнающееся. Резкий излом крыльев, ни одной плавной линии… Это изображение не имело никакого отношения к религии, убийца не пытался создать святыню. Для него это был лишь объект искусства — и, скорее всего, не единственный, ведь на создание ангела ушла лишь пятая часть всех пропавших костей.
— Как ты сумела это провернуть? — опомнился Леон.
— С помощью компьютерной программы. Я давно заметила, что срез костей проведен очень странно. Их как будто готовили к чему-то, превратили в детали конструктора. Значит, он что-то собирал. Поэтому я попросила Карину сделать для меня модели костей и с тех пор располагала их в разном порядке, так, чтобы из них получилось что-то законченное.
— Но это…
— Это его искусство, — пояснила Анна. — Один из объектов, но не единственный.
— Слушай, да он больший псих, чем я предполагал! Он похищает и убивает людей, чтобы делать из них эту дрянь?!
— А другие похищают, чтобы насиловать и пытать. У маньяков нет благородных мотивов. Нам важно другое: мы поняли его страсть. На страсти чаще всего и попадаются.
Убийца, если задуматься, подставился куда больше, чем многие известные Анне маньяки. Для них наибольшей уязвимостью был миг убийства — и недолгое время перед ним. После того, как они избавлялись от тел, добраться до них было тяжело, многое зависело от удачи, если преступник достаточно хорошо замел следы.
Но убийца из парка… Для него все иначе. Он мастерски заметает следы, но, создавая что-то из плоти жертв, он сам себя подставляет. Это ведь неопровержимая улика! И он об этом знает, он умен, однако ничего не может с собой поделать.
Если они найдут ангела или другие творения убийцы, найдут и убийцу.
— Слушай, как ты вообще живешь со знанием о том, что в мире есть такие уроды? — тихо спросил Леон.
— Я просто не соотношу себя с ними. Для меня это отдельный биологический вид, но не люди.
— Еще и вид… Не хотелось бы, чтобы существовал такой вид, одного выродка достаточно!
— И тем не менее, это вид, — вздохнула Анна. — Те, для кого человеческое тело, — это материал. Скульптор из парка не первый и, подозреваю, не последний.
— То есть, их все-таки много? Прекрасно!
— Не так много. Если в общем числе серийных убийц брать тех, кто занимается таким «искусством», то они будут в меньшинстве по сравнению с теми, кого привлекает секс и чувство контроля. И они всегда страдают серьезными психическими отклонениями.
— Разве это не черта всех маньяков?
— Нет, иначе все они были бы неподсудны. Среди убийц с такой вот тягой к человеческой плоти самым известным, пожалуй, был Эд Гейн — и его не судили, при всей очевидности его преступлений.
— Не знаю такого, — поморщился Леон.
— Его ты как раз знаешь, хотя бы условно.
— Серьезно? У меня есть скрытое знание о маньяке? Дожили!
— Эд Гейн — персонаж медийный, — пояснила Анна. — Он, в частности, вдохновил такие фильмы, как «Молчание ягнят» и «Психо».
— Я бы все равно не назвал то, что я смотрел эти фильмы, знанием о маньяке, — проворчал Леон.
— Они в любом случае нам не помогут, потому что в них отражена не та сторона личности Эда Гейна, которая нам нужна.
Было странно ссылаться на что-то столь примитивное, как фильмы. На фоне всего, что она знала о настоящих преступниках прошлого, творения Голливуда казались плоскими и какими-то карикатурными. Однако в такие моменты Анне приходилось напоминать себе, что окружающие не обязаны знать то же, что и она.
Даже к лучшему, что Леон не знает. Это позволяло ему стать достойным противовесом для того безумия, с которым ей порой доводилось сталкиваться.
— Эд Гейн долгое время считался обычным одиноким чудаком, такой почти в каждом провинциальном городке есть, — пояснила Анна. — После того, как умерли его родители и брат, он жил один на ферме. Но в ближайших городах его знали, доверяли ему, его даже нанимали сидеть с детьми.
— Надеюсь, детей он не убивал? — насторожился Леон.
— Нет, детей — нет. Но им он рассказывал такое, что детям лучше не слышать. Они потом жаловались родителям, однако родители не всегда готовы поверить. Дети же первыми заглянули в окна полузаброшенной фермы Гейна — и первыми в городе рассказали, что на стенах висят человеческие головы.
— Им опять не поверили?
— На этот раз Гейна хотя бы потрудились спросить, что происходит. Он сказал, что головы — это якобы подарок его брата, служившего в южных морях. Поделки туземцев. Позже, намного позже выяснилось, что «маленькие головы», которые видели дети, были масками из человеческой кожи. Там как эту ферму наконец вскрыли, много нашли… Всякого. Вот, посмотри.