Отмеченный сигилом  - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Миконов cтр.№ 4

Окинув взглядом контуры невидимого во тьме ведьмовского знака, десятник неосознанно коснулся ладонью живота, где под рубашкой среди множества шрамов скрывался его собственный сигил, в шестнадцать лет нанесенный каленым железом по приказу круга старейшин клана джарахов.

«С помощью своего сигила мары восстанавливают энергию, – откликнулась Марта на думки Лаена. – В отличие от творений живорезов этот вид ведьм активен в дневные часы. К восходу солнца они закончат передавать «собранный урожай» своему принципалу в чертоги мира Шуйтара. Взамен повелитель одарит их мощью и ненавистью к людям в живом и мертвом обличье. Даже не пытайтесь помешать им, сударь. В процессе обряда твари почти неуязвимы, к тому же их защищает круг очарования. Далеко не каждый способен противостоять ему… Конечно, к отмеченным сигилом Пустоты это не относится», – усмехнулась она, как бы намекая на принадлежность Лаена к клану джарахов.

«Откуда ты все это знаешь?» – как бы невзначай поинтересовался мысленно десятник, и подзабытые подозрения зашевелились в подсознании с новой силой.

«Вообще-то, если вы забыли, при жизни я следовала заветам гильдии детей Мальки, – с изрядной долей ехидства напомнила Марта, по всей видимости, объясняя все уже не в первый раз. – Поднимала на ноги тяжелобольных, даже после горячки и чернотелья. Хотя, если точнее, наша община лекарей занималась сращиванием плоти и врачеванием ран.

Так вот, про ведьм я читала в трактате о тварях, написанном иеромонахом Собора Воритара, самим Юстианом Прозорливым.

Как сейчас помню, там сказано, что перворожденными марами считаются сестры, собственноручно казнившие родного отца-мельника за невыносимые условия жития. Как писал иеромонах Юстиан, после дознания с пристрастием, учиненного представителями Единой Церкви в присутствии младшего княжеского писаря, выяснилось, что четыре дщери мельника, предварительно опоив его, умышленно засунули бессознательное тело отца в шестерни механизма. Хотя сами они до последнего отрицали…»

«Погоди. – Лаен мысленно прервал Марту, ухватившись за явное несоответствие. – Четыре?.. На берегу я вижу лишь трех».

«Странно. Юстиан писал, что сестры встретили очищение, взявшись за руки и поклявшись до последнего вдоха быть вместе. Даже острая сталь не смогла разрушить их обет – девушек так и закопали, четырех в одной яме. Кстати, эта грубейшая ошибка впоследствии официально признана Собором Воритара и лично его святейшеством патриархом Есидой… Я считаю, нам не следует здесь задерживаться».

Лаен был абсолютно согласен со своей незримой спутницей. Выбравшись из дурно пахнущей колыбы, он обратил взор на восток: туда, где купол неба по обыкновению подпирали белоснежные пики гор Предков, наблюдаемые почти из любой точки Аламийской империи. Край неба на глазах наливался красным – до того момента, как взойдет солнце, оставалось всего ничего.

– Рыба!

– Да, господин десятник!

– Ступай назад, к нашим; доложи его светлости обо всем, что видел. По тракту дальше нельзя. Пускай возницы делают крюк по объездным дорогам – холм Висельника, значит, по левую руку держат. Конечно, так немного дольше получится, так что времени зря не теряйте. К вечеру как раз должны успеть до старых мануфактур добраться, где ночевали, когда из Атрели в Хаск шли. Все понял?

– Да, господин. Я помню, там старая дорога есть: если не размочило ее сильно, повозки должны пройти. Не тракт, конечно, кости изрядно растрясет… – согласился рябой и, помолчав, нерешительно поинтересовался: – А вы как жись?..

– Я тут деревню за полем видел. – Десятник подбородком указал на запад, где по пути к колыбе ему на глаза попались покосившиеся избы. – Нужно глянуть, что и как… – И, проникновенно посмотрев на Рыбу, неожиданно признался: – Карту урочища Каторжников хочу составить, понимаешь?

– Да, господин десятник! Очень полезно это! – согласно закивал Рыба, незаметно сплевывая. Ему приходилось видеть, как старшой дозорных во время привалов старательно выводил гусиным пером на пергаменте кружочки, черточки и разные закорючки. В такие моменты парни оставались без присмотра и появлялась возможность безнаказанно покемарить или сходить побалакать с общинными женщинами.

Десятник тем временем продолжил свою мысль:

– Потом напрямки срежу и нагоню вас, ну или уже возле мануфактур увидимся. Заодно проверю, не увязался ли за нами кто от Хаска. А то что-то мне в последнее время мерещится…

– Так, можись… я с вами? – Судя по тону, Рыба явно надеялся на отказ. Его надежды оправдались.

– Нет. За старшего у наших соглядатаев будешь, пока я не вернусь. Да, и скажи господину Вортану, чтобы дополнительных людей из своего цеха выделил для охраны. На всякий случай.

Понятливо закивав, Рыба скривил физиономию от предвкушения общения с капитаном – надменным и заносчивым типом. В расстроенных чувствах рябой, как ему показалось незаметно, достал из-за пазухи фляжку и украдкой прихлебнул из нее, кося глазом на Лаена.

Дозорный давно перестал удивляться необъяснимой привычке десятника самолично шастать по делам службы. Странный он. Будто и не «господин десятник», с которым его светлость негоциант Фект, владелец каравана, советуется по всем вопросам касаемо безопасности и разведки, а простой служка на побегушках.

Скрытный душой, что сыч лесной. Заведует дозорными уже почти год, а с парнями так браги ни разу не испил. Брезгует? Благородных кровей? С другой стороны, как десятник командование принял – порядку больше завелось, даже вечно недовольный всем Дьякон, товарищ Рыбы, это однажды признал.

Дисциплину уважает. Караульные на дежурстве заснуть боятся – ходит бесшумно, аки тот кот черный, а увидит, что закемарил дозорный, – учит прямо на месте. Если серьезная провинность – может и рукояткой плетки огреть, которая у него всегда к левому предплечью примотана. Обидно, конечно, огретому, но ведь сам виноват…

Караванщики за глаза его Мороком прозвали. Мрачный по обыкновению, будто туча грозовая, но чтобы молнии не по делу в подчиненных метал – пожалуй, не было такого. Сдержан по-благородному, но не из высокой знати – бывает, такую присказку из слов бранных составит, что даже возничие рты разевают.

Безопаснее стало. Вот и сейчас, шутка ли: обоз до самого приграничного Хаска сходил по старому тракту и уже взад наполовину возвернулся, а потеряли лишь двоих. Да и то вины господина Лаена в том не было – на привале одна из стряпух с дитем без спросу в околок пошла по ягоду, да так и не вышла, дура заполошная. Поискали, конечно, да где там…

Вспомнив пропащую, с которой, бывало, коротал время вне дозора, Рыба не удержался и, сделав вид, что мочится в кусты, еще раз слегка приложился к фляжке, поминая усопшую.

Но десятнику сейчас было не до него. Полностью погрузившись в свои мысли, он разделил часть обратной дороги с подчиненным, а потом уверенно свернул на едва заметную тропку, ведущую через упавшие плетни бывших огородов прямиком к обветшалой деревеньке.

Конечно, непозволительная вольность Рыбы не укрылась от его внимательных глаз. В былое время за такое вообще не менее двух десятков палок по спине полагалось. И то если впервые попался. Но после Ритуала настали другие времена. Каждый искал свой способ сохранить рассудок в водовороте событий, что захлестнули Аламийскую империю двенадцать лет назад.