– Ладно, Лева, простим парня в последний раз, – предложил Крячко. – Он все-таки их взял. Ты оцени, что он умудрился Холеру в ногу ранить, чтобы тот не ушел, хотя сам уже под Валетом лежал и по голове стулом получил. Тут действительно случайность, но капитан полиции должен понимать, что, работая в МУРе, он примелькался уже в уголовном мире, могут многие в лицо знать. Это молоденького лейтенанта под видом официанта можно посылать к клиентам.
– Он взял? – проворчал Гуров. – Если бы не ты, то и Холера бы ушел, доскакал бы до своей машины на карачках. И Валет этому оболтусу башку бы прострелил и тоже ушел бы. И нечего надеяться, что «чоповская ГБР» их взяла бы. Они бы и их положили. Зарекись, Григорьев, на будущее от таких действий. Телефон под рукой – позвони, вызови помощь. Доложи начальству, и начальство быстро организует тебе и ОМОН, и кого хочешь. Нам бы позвонил, в конце концов!
Покачав недовольно головой, Лев двинулся в сторону дверей следственного изолятора. Крячко, улыбнувшись, похлопал Григорьева по плечу и подтолкнул следом. Стас понимал своего старого друга, даже разделял его точку зрения, что громкие операции со стрельбой, погоней за преступниками по городу на машинах и беготня с пистолетами по заброшенным стройкам – это верх непрофессионализма. Это для кино хорошо, чтобы у зрителей дух захватывало, а на самом деле профессионализм заключается в том, чтобы взять преступника тихо, без малейшего шума и абсолютно безопасно для окружающих. И безопасно для работника полиции тоже. Работать надо чисто, а всякая стрельба и погоня – это «грязная» работа и дилетантство. Но, увы, в службе бывает всякое, бывают случайности, от которых никто не застрахован. А еще Крячко Григорьев нравился. Парень был талантливым сыщиком, имел незаурядное оперативное мышление и отличался нестандартным подходом в формулировке версий. Далеко пойдет. Правда, если не перестанет «косячить», как вчера вот, например.
Валет лежал в одиночной камере на железной кровати поверх одеяла, держась рукой за забинтованное плечо, и смотрел в потолок тоскливым взглядом. Когда вошли трое оперативников, он изменился в лице и со стоном уселся на кровати, попытавшись одной рукой подсунуть себе под спину подушку.
– Ну, здравствуй, Валерий Галанов, – приветствовал уголовника Гуров. – Ты не морщись, я тебе здоровья вполне искренне желаю. Чтобы выздоровел и перед судом предстал. Ну, и как положено – прямиком оттуда в колонию строгого режима.
– Прям отец родной, – тихо пробубнил себе под нос Валет.
– Ну, мое хорошее расположение еще не повод, чтобы нарушать установленные порядки. Или забыл уже через две недели на воле, что нужно вставать?
– А нечего было стрелять в меня, дырки делать, – огрызнулся Валет. – Вот и не требуйте теперь. Я раненый, мне позволительно.
– Симулянт ты и зануда, – засмеялся Крячко, обходя маленькую камеру и заглядывая за раковину, за кровать. – Мы что, не знаем, что пуля только задела тебе руку выше локтя? Это даже проникающим ранением не назовешь. Так, ссадина, глубокая царапина.
– А я вообще могу отказаться от допроса по состоянию здоровья и потребовать перевода меня в медицинское учреждение!
– Можешь. – Гуров уселся на табурет и положил ногу на ногу. – Только стоит ли усложнять отношения между нами? Ты полагаешь, что тебе светит добавка к сроку за побег? Не будь наивным. Раз мы тебя вычислили и взяли, значит, у нас есть что тебе предъявить, поэтому и не стали тебя пасти и разрабатывать.
– Ну? – Валет все же поднялся и сел на кровати, сложив руки на коленях и уставившись в пол.
– Нукает тот, кто запрягает, – вставил Крячко. – Холера за собой большой воз тянет. И ты теперь за ним паровозом пойдешь. Если, конечно, не убедишь нас, что с зоны ты сорвался, исключительно соскучившись по зеленой травке и цветочкам на солнечной лужайке. А еще особенно сурово к тебе суд отнесется из-за нападения на сотрудника полиции при исполнении им служебных обязанностей. Напали вы на него, ребята, потому что узнали в нем опера. Пока ты не по уши в дерьме, Валера, давай сотрудничать. Мы тебе добавку к сроку поменьше – ты нам ваш с Холерой художественный промысел. Сам понимаешь, что нам заказчик нужен, нужен канал, по которому цацки должны были уйти.
Валет молчал около двух минут, глядя в пол. Сломать его, надавить простыми угрозами надежды было мало. Валет – это не дешевый урка, он вор серьезный, опытный. Но в сложившейся ситуации, когда его и Холеру пришлось брать, иного выхода, как только разыгрывать этот спектакль, не было. И надеялись оперативники не просто на удачу, они исходили из личности обоих задержанных преступников, из оценки их прошлых дел, воровской «специальности» обоих. И косвенно оперативные данные, имеющиеся у оперативников на данный момент, показывали, что Холера и Валет готовили преступление. Был даже шанс в результате разработки окружения обоих получить более конкретные сведения. Возможно, что преступление совершается подручными, помощниками.
– Че хотите? – наконец изрек Валет.
– Мы? – Гуров разочарованно вздохнул, громко хлопнул и пружинисто поднялся с табурета. – Время с тобой тут терять! Дурак ты, Валет! Совсем нюх потерял на зоне. Ты бы хоть напряг извилины свои и подумал бы, на кой черт нам тебя брать, если на тебя ничего нет. Ты за кого нас держишь? Ты меня давненько знаешь. И Крячко тоже. Думаешь, нам заняться нечем, только с тобой тут многозначительными взглядами обмениваться. Давай, Гаврилов, запускай процедуру по полной программе, и чтобы я этого лица не видел лет пятнадцать-двадцать.
Лев пошел ва-банк и не проиграл. Он специально загнул про такой большой срок, и Валет не выдержал. Видимо, нервы у уголовника были на пределе, а выйти на волю лет эдак в 60 его совсем не прельщало. Любил Валет пожить, всласть пожить, а годы уже не те, не мальчик уже.
– Стойте!
– Ты чего орешь? – остановился Крячко в дверях, когда они с Гуровым уже собрались выходить из камеры.
– Подождите… Я согласен!
Сыщики переглянулись, и Лев, вернувшись, демонстративно уселся на табурет перед Галановым. Валет бегал глазами по камере, кусал губы, о чем-то продолжая лихорадочно думать, потом хрипло произнес:
– В сознанку иду. На полную.
Крячко тут же вышел из камеры, а через минуту снова появился, уже с диктофоном и микрофоном на подставке. Валет хмуро смотрел на приготовления. А когда аппаратура была установлена, заговорил:
– Я, Валерий Алексеевич Галанов, 1977 года рождения, добровольно иду на сотрудничество со следствием и даю следующие показания…
Гуров слушал с равнодушным лицом. И не для того, чтобы не показать своей радости и чувства удовлетворения уголовнику. Нет, они, конечно, раскрыли сейчас преступление, точнее, четыре преступления, два из которых висели на МУРе шесть лет. Но, увы, все это не имело отношения к нынешним событиям, к загадочной гибели трех заслуженных пенсионеров. Речь шла о последней большой краже, которую совершил Валет. Он бы дождался выхода на свободу, а потом с этими деньгами спокойно мог дотянуть до старости, если, конечно, не покупать футбольных клубов, или яхту, или виллу в Майами. Но пронюхали о его кладе дружки, и слюни потекли от жадности. Инициатором был Холера, который обещал спасти сокровища Валета, но просил себе за это половину.