Чёрные крылья зиккурата - читать онлайн книгу. Автор: Морвейн Ветер cтр.№ 10

«Будь проклята их красота. Будь прокляты они все».

Если бы валькирия верили в богов, Риана молилась бы своим, упрашивая простить за всё, что успела совершить. Но у валькирий были только храмы, в которых они поклонялись сами себе.

«Ты не заслуживаешь, чтобы кто-то тебя искал», — подумала она. — «Ты не заслуживаешь ни свободы, ни смерти. Мастер Инаро никогда не позволил бы тебе войти в храм, если бы знал, кем ты стала».

Маркус уже почти покинул Колизей, когда дорогу ему преградило тучное тело распорядителя арены.

— Многие были недовольны, патриций. Вы сорвали хорошее пари.

Маркус поморщился. Говорить с Луцио было ниже его достоинства, но иногда приходилось делать и это.

— Что вы хотите? Чтобы я вернул вам разницу?

— Нет-нет, патриций. Кто-то был недоволен, кто-то напротив… Когда люди увидели вас на арене, ставки на местах подпрыгнули.

Распорядитель понял, что ляпнул, и попятился назад. Маркус молча смотрел на толстяка.

— Луцио, — сказал он неожиданно, — что вы будете делать с этой гладиаторшей? Завтра снова выставите её на пари?

— Думаю, да. Что ещё я могу с ней делать?

— Вы видели её? Она едва может встать. Такой боец только подпортит вам репутацию.

— Она принесла мне немало денег, принесёт и ещё. Ну, отлежится немного.

— Я бы дал вам денег прямо сейчас.

— Сколько? — Луцио прищурился, будто принюхивался, пытаясь угадать, в каком кармане Маркус держит золото.

— Скажем… сотню. Она при смерти, — напомнил Маркус, заметив, что распорядитель теряет интерес. — Ну, хорошо… пятьсот.

— Патриций, знаете, сколько я на этой рабыне сделал за неделю?

Маркус качнул головой.

— Тридцать тысяч монет. Чистого золота, — сообщил Луцио. — И это до того, как люди поняли, на кого следует ставить. А теперь давайте подумаем. Рану можно прикрыть плащом. Стоит она всегда кое-как. За это её и любят. Такое, знаете ли, воплощение Вечной Империи. Усталость и вселенское безразличие. Так, о чём это я.

— Можете не продолжать. Какую сумму вы хотите?

Распорядитель пожевал губами.

— Никакую, патриций. Я не работорговец. Я рабов покупаю и делаю на них деньги. Если нужен крепкий боец, сходите на невольничий рынок.

— Я понял. Удачи вам в коммерции, Луцио.

Ложа, распалагавшаяся двумя этажами ниже, чем ложа Цебитара, была несколько меньше. В ней на позолоченных диванах устроились с фруктом и вином всего двое мужчин. Однако стены здесь покрывали такие плотные складки бархата и шёлка, какие Маркус никогда бы позволить себе не смог.

Двое сидевших за столом пили исключительно из золотых кубков — довольно грубых, по меркам некоторых патрициев, зато массивных и удобных, вмещавших большое количество приторно-сладкого южного вина.

— Луцио — проклятый идиот, — произнёс один из двоих мужчин. — Почему он никогда не может сделать как ему говорят?

Другой хохотнул в ответ и поднёс кубок к губам.

— Луцио хочет больше денег, — пожав плечами, ответил он. — Успокойся, он не решится напрямую нарушить приказ.

— Вся эта афёра с самого начала была слишком сложной.

— Не будь дураком. В Риме ничего не делается в лоб.

Оба говоривших замолкли, каждый остался при своём. Наконец первый снова заговорил:

— Думаешь, эти шкатулки стоят того, чтобы так рисковать?

Другой уверенно кивнул и серьёзно посмотрел на него.

— Это очень хороший куш. Я считаю, надо было сделать это уже давно.

Другой тихонько зарычал и поудобнее устроился на обитой бархатом скамье. Тоже пригубил вина.

— Уже решил, что делать с остальными?

Другой мужчина долго молчал. Так что первый успел забыть о том, что задавал вопрос. На арене начинался новый бой, и он полностью погрузился мыслями в него.

Оба брата любили смотреть, как льётся кровь. Оба предпочитали кровь рабов. Первый говоривший внезапно усмехнулся и произнёс:

— Всё-таки этот Цебитар абсолютный дикарь. Выставить бы на арену его.

Другой лишь хмыкнул в ответ.

Клемента Церера…

Рыжеволосая и необычно круглолицая для даэва, Клемента славилась не только при дворе, но и во всём Вечном Риме красотой, умом и нежностью.

Вряд ли нашёлся бы хоть один мужчина, посмевший отказаться от общества этой женщины. Кроме, разве что, Маркуса Цебитара.

Клемента знала Маркуса больше десяти лет — они познакомились, когда тот ещё был мальчишкой и едва ступил на опасную почву римских атриумов в первый раз.

Клемента была частью этой жизни с тех самых пор, как родилась. Ещё маленькой мать демонстрировала её друзьям, оставляя иногда в компании с незнакомыми господами, чтобы затем расспросить, о чём те говорили наедине — даже в Риме ребёнка, как правило, не опасался никто.

Затем была школа Сафо, каждый месяц и день пребывания в которой стал частью одного большого турнира за право называться красивейшей и самой образованной из гетер. Мужчины могли смеяться над таким обучением сколько угодно — Клемента знала, что не одна ученица, вместо светского воспитания, получила там сломанную жизнь и изуродованное лицо.

Сколько Клемента знала Маркуса, тот не любил свет, но по понятным причинам свет обожал его. Вначале александрийский дикарь вызывал у всех интерес уже тем, что оказался в столице. По мере того, как становилось ясно, что Маркус не впишется в их иерархиезированную светскую жизнь никогда, гости его дома всё отчётливей делились на тех, кто, зачастую тайно, восхищался им, кто боялся его и тех, кто ненавидел его и презирал.

Клемента определила свою позицию давным-давно, когда увидела его спокойное красивое лицо в первый раз. С тех пор Маркус стал более закрытым и более искусным в политической борьбе, но она всё ещё видела за завесой равнодушия те зелёные глаза, которые покорили её одиннадцать лет назад.

Маркус молча прошёл к своему креслу и, упав в него, протянул руку к кувшину с вином.

Не нужно было быть Клементой Церерой, чтобы понять, что Маркус Цебитар не расположен к беседе. Гетера вспорхнула со своего места на командорском ложе и, опустившись на пол за спинкой его кресла, принялась массировать виски мужчины.

— Вот тут, — Маркус подвинул её пальцы чуть в сторону, и, когда Клемента послушно надавила на указанное место, ненадолго стал похож на откормленного чёрного кота, напившегося валерьянки.

Выждав, пока Маркус перестанет мурлыкать, Клемента убрала руки от его висков и, опустив их командору на грудь, принялась расстёгивать камзол.

— Тяжёлый вечер? — спросила она мягко. И переместилась так, чтобы удобнее было смотреть ему в лицо.