Даже лестничный пролет украшен множеством арок и деревянной резьбой. Тебе говорят, что он ведет в женскую галерею, которой не видно из огромного молитвенного зала на первом этаже. Когда ты входишь в женскую галерею, тебя поражает ее размер – там легко могут поместиться пять тысяч женщин. По всему центру комнаты между высоких, украшенных фестонами арок в ряд висят люстры. Полы выложены плиткой и сохраняют прохладу.
Съемочной группе требуется полчаса на то, чтобы установить оборудование. Режиссер шагает туда-сюда, явно озабоченный предстоящей сценой. Он держится руками за голову, словно зажав мозг в тисках.
В массовку набрали марокканок разного возраста, одетых соответственно случаю. Ты наблюдаешь, как они суют туфли в маленькие отделения для обуви в молитвенных ковриках и опускаются на колени лицом к Мекке. Тебе любопытно, молятся ли они сейчас по-настоящему.
Режиссер подзывает тебя и дает указание войти в это помещение мечети, словно пребывая в благоговейном страхе. Это несложно. Ты входишь в комнату и восхищаешься архитектурой. Идешь туда, где молятся женщины. Снимаешь туфли и засовываешь их в кармашки молитвенного ковра. Поправляешь шарф на голове, чтобы убедиться, что надежно в него закутана, и усаживаешься на пятки. Принимаешь ту же позу, что и женщины вокруг.
У одной из статисток ребенок в слинге. Ты не видишь его лица, но все равно не можешь оторвать от него глаз.
Расслабившись на пятках в мечети, ты думаешь о двухмесячном ребенке своей сестры. О своей племяннице.
Ты думаешь о сестре, о том, как однажды утром ранней весной, больше года назад, когда у нее в саду цвели цветы пасхальных оттенков, она позвала тебя в гости. Вы сидели у нее на террасе в одинаковых шезлонгах с подушками в тонкую красную полоску. Твоя сестра работала оформителем интерьеров и покупала вещи для дома с огромной тщательностью. Она повернулась к тебе и сквозь слезы сообщила, что после пяти выкидышей диагноз окончателен: они с ее мужем, Дрю, смирились с тем, что никогда не станут родителями. Она сказала, что ребенок – это все, чего она желает. «Я знаю, что это все из-за того топорного аборта на последнем курсе». Конечно, ты все помнила: ты сказала, что не сможешь отвезти ее в клинику, потому что у тебя встреча с консультантом по устройству на работу, но это была ложь. Ты устала постоянно вытаскивать ее из неприятностей. Сестра поехала сама, и ты всегда себя за это корила.
Сестра подвинулась к твоему шезлонгу и устроилась так, чтобы в буквальном смысле рыдать у тебя на плече, – что, как ты сейчас понимаешь, было частью ее мелодраматического замысла. Но тогда ты приняла все за чистую монету и предложила любую помощь.
Сестра подняла голову с твоего плеча и спросила:
– Правда?
Потом ты раздумывала о том, как быстро она это сказала. Потом живость ее реакции заставила тебя заподозрить, что ее рыдания были наигранными, что она с самого начала использовала тебя в своих целях. Ее отношения с окружающими подвергались такой же тщательной режиссуре, как и ее дом – ни одна ваза на столе не оказывалась там случайно, ни одна диванная подушка не выбивалась цветом из задуманной гаммы, ни один ковер не был хотя бы на квадратный дюйм больше или меньше нужного размера. Она все продумывала и выбирала в соответствии с собственными ожиданиями. В то воскресное утро, взывая к твоей жалости, она хотела, чтобы ты пожертвовала для нее своим телом. Она воспользовалась тем, что ты всегда хотела быть ближе к ней, чем она – к тебе.
На следующий день вы с ней отправились к репродуктологу, но вместо того, чтобы осматривать ее, врач взял анализы у тебя. Было установлено, что ты можешь стать суррогатной матерью для ее ребенка. «Гестационным носителем», как выразился врач. Будь вы однояйцовыми близнецами, он мог бы использовать одну из твоих яйцеклеток, но, так как вы были разнояйцовыми, сестра захотела использовать свою. Ты знала, что ее выбор был продиктован тем, что она считала свои гены лучше твоих, но постаралась не оскорбиться. Она всегда превосходила тебя красотой, это факт. Яйцеклетку твоей сестры должны были оплодотворить в лаборатории с помощью процедуры ЭКО. Врач сказал, что, если оплодотворение пройдет успешно, он пересадит тебе в матку два или три полученных эмбриона. Сказав это, он снял смотровые перчатки, скатал их в шарик и швырнул в мусорное ведро.
Услышав о твоем решении выносить ребенка сестры, твой муж сделал большие глаза. Это должно было стать для тебя знáком. Большие глаза редко уместны в качестве ответа на сообщение исключительной важности и уж точно не на сообщение о подвиге беспримерной сестринской любви, на который ты решила отправиться. Он обвинил тебя в бездумном потакании сестре, и ты задумалась, не хотел ли он этим сказать, что ты мало потакала ему. Вы с мужем уже не один раз обсуждали, хотите ли завести детей, и оба колебались с решением, клянясь друг другу, что ваша нерешительность не имела никакого отношения к вашим взаимным чувствам. Хотя, конечно же, имела.
После второй попытки вживления эмбрионов твоей сестры и ее мужа ты забеременела. Они оба сопровождали тебя на осмотры, сначала раз в месяц, потом – раз в неделю. Ты читала книги про беременность, стараясь пропускать главы, посвященные материнству. Вычитав в газете, что для зародыша полезны сладкие перцы, ты ела их, не переставая. Красные, желтые, оранжевые. Каждую неделю покупала по дюжине. Ты читала вслух стихи. Пела песенки, которые мать пела вам с сестрой. Ты чувствовала себя живее, чем в двадцать лет, когда еще не занялась карьерой. Карьеры ты так и не сделала, но теперь у тебя была цель.
«Разве ты не можешь увлечься чем-нибудь другим?» – постоянно спрашивал тебя муж во время беременности. Ты объясняла, что после того, как ты перестала нырять, помощь сестре стала первым делом, которому ты была готова отдать себя без остатка. На прыжках в воду карьеры не сделаешь. «На вынашивании ребенка сестры ты ее тоже не сделаешь», – отвечал он.
Муж сестры был к тебе добрее, чем твой собственный. Со второго триместра твой муж совсем перестал пытаться спать с тобой в одной постели, и по ночам ты обнимала огромную подушку для беременных, посоветованную акушеркой. Вы с сестрой никак не могли договориться, какое притяжательное местоимение использовать, говоря про акушерку. Сестра говорила «моя акушерка», ты – «наша акушерка» или называла ее по имени. Ты надеялась, что сестра станет делать так же, но напрасно.
Когда ты заподозрила, что начались роды, то позвонила сестре, та приехала, и, когда подошло время, они с мужем отвезли тебя в больницу. Твоего мужа не было дома, он уехал в командировку в Индиану и не мог вернуться вовремя. Ты подсчитала даты, чтобы проверить, не лгал ли он, но не смогла прийти к однозначному выводу. Муж сестры ждал у родовой палаты, а сестра стояла рядом с тобой на коленях вместе с акушеркой и доулой
[22]. Мочила махровые салфетки в холодной воде и клала их тебе на лоб. Шептала тебе ободряющие слова. «Ты справишься. Ты справишься».