– Так ты не знаешь?
Ты качаешь головой.
– Все наши знаменитости. Мартин Скорсезе и остальные – они помогли ее основать, или спонсируют ее, или что-то в этом роде.
Ты говоришь: «Ого».
– «Ого» – это слабо сказано. Вот почему «Другую дверь» снимают здесь. Марокканская съемочная группа просто отличная. Полпричины того, что картину снимают здесь, – это то, что практически никого не потребовалось тащить из Штатов. Только меня с секретаршей, охранниками и Айви, моей дублершей, которая меня бросила.
– Я слышала, что она влюбилась в какого-то парня, который работал в отеле в Марракеше. – Джин с тоником ударяет тебе в голову.
– В Марракеше? Ты считаешь, она влюбилась в кого-то в Марракеше? – гогочет актриса.
Снова этот странный смех.
Снова вопрос, на который ты не знаешь, что отвечать.
– Так говорили продюсеры в микроавтобусе.
– Она влюбилась в хренова режиссера! Который, на хрен, женат! И она сама, на хрен, замужем!
– Вот дерьмо, – говоришь ты, и она находит это забавным.
– Хреново дерьмо, так вернее. – Актриса подзывает бармена и заказывает еще два джина с тоником. Ты подумываешь остановить ее, напомнить про то, что тебе скоро пора спать и ей, вероятно, тоже. Но правда в том, что тебе все это нравится: холл на десятом этаже, выпивка, беседа. В компании с актрисой жизнь, которую ты оставила дома, кажется нереальной, словно случившееся за последние месяцы не случалось вовсе.
– В общем, – произносит актриса, когда бармен уходит, – хвала Господу, здесь оказалась ты. Потому что Айви, которая, надо признать, иногда все слишком драматизировала… ну, ей нужно было уехать. Уверена, что, если она придет в себя, мы еще поработаем вместе. Она была моей дублершей уже в девяти или десяти фильмах. Она пытается играть, ей доставались небольшие роли. Милая девочка, симпатяшка. В общем, расскажи мне о себе, – знаменитая американская актриса словно устала говорить про Айви. – Что ты за птица?
Ты нервно хихикаешь. Ты не узнаешь свой смех.
– Как ты здесь оказалась? Зачем, на хрен, ты приперлась в Марокко? – Внезапно актриса кажется очень пьяной.
– Я ушла от мужа, и мне захотелось куда-нибудь выбраться.
– День в спа-салоне был не вариант? – Она хохочет над собственной шуткой.
– Я вряд ли когда-нибудь проводила целый день в спа-салоне, но нет, после того, что он сделал, – не вариант.
– Видела бы ты сейчас себя в зеркале. Тебе словно яду вкололи.
– Именно так я себя и чувствую, когда думаю о своем браке.
– Значит, из всего возможного ты выбрала именно Касабланку?
Ты киваешь.
– Даже здесь не слишком далеко. – Алкоголь делает тебя честнее, чем тебе бы хотелось быть в ее присутствии.
– И ты собиралась просто сидеть в Касабланке, пока… пока тебе не предложили роль дублерши в кино?
Ты рассказываешь, как у тебя украли рюкзак в «Золотом тюльпане».
– Расскажи мне все целиком, – говорит она и, кажется, действительно хочет это услышать.
Ты рассказываешь все про «Золотой тюльпан», рюкзак, посольство и Сабину Алис, как в полиции у тебя спросили имя деда. Ты не разговаривала столько за всю неделю. Когда ты заканчиваешь отчет о событиях последних дней, актриса качает головой. Такая реакция тебя устраивает. Гогот тебя пугает.
– Чертово дерьмо. Теперь понятно, почему ты так одета.
Ты смотришь на свою одежду.
– Нет, чемодан не крали. Это мои прежние вещи.
Актриса потягивает коктейль. С виду кажется, что она раздумывает, стоит ей извиниться или нет.
– Так Ривз Конуэй – твое настоящее имя?
Ты отвечаешь, что это имя ребенка твоей сестры.
– Ривз Конуэй – твоя племянница?
– Да, дочь моей сестры-двойняшки.
– Вот дерьмо. Что же у меня за телохранители? – Актриса смотрит в потолок. – Они даже не проверили, та ли ты, за кого себя выдаешь.
Ты говоришь, что телохранитель, который тебя собеседовал, поверил тебе, потому что вы подружились на почве черепах и птиц.
– И это значит, что тебе можно доверять? Черт, мне следовало бы уволить тебя на хрен прямо сейчас. Ты – мошенница.
Ты в ужасе. Ты слишком далеко зашла. Теперь тебя уволят, а у тебя за душой ни гроша. Нельзя было обольщаться ее приглашением выпить. Особенно когда она сама сказала тебе, что ты – единственный собутыльник, кто пришел ей на ум.
У тебя по спине стекает холодный пот, собираясь в слабой резинке трусов.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже, – отвечает актриса, и ее лицо меняет выражение. – Я просто стебалась над тобой!
– Охренеть. – Обычно ты не используешь такие слова, но это заразно и приносит облегчение.
Актриса смеется своим странным гогочущим смехом, который, если по сюжету фильма ей приходится смеяться, явно подлежит обязательной переозвучке.
– Ты же знаешь, что я училась на театральную актрису? Я действительно владею неплохими актерскими приемами. Ты мне веришь?
– Я только что видела их в действии. – Интересно, как постановщики выкручивались, когда она играла на сцене и ее смех нельзя было переозвучить? Может быть, ей давали только серьезные роли. Теперь тебе понятно, почему она больше не играет в театре. Интересно, она сама это понимает? Наверняка ей говорили про ее гогот. Но если так, то почему она продолжает так смеяться?
– Так как же тебя зовут? Стой! – Актриса вытягивает руку, словно собираясь тебя остановить. – Я попытаюсь угадать.
– Хорошо.
– Ребекка?
– Нет.
– Сибил?
– Нет.
– Хорошо. Дай мне время. Хотя бы неделю. Я угадаю. Ты останешься до конца съемок?
– Вероятно.
– Тебе некуда возвращаться? Дома вообще никто не ждет?
Ты отвечаешь, что никто не ждет тебя раньше чем через неделю.
– А твоя сестра не против, что ты пользуешься именем ее дочери?
Ты отвечаешь, что твоя сестра не в курсе.
Ты смотришь на часы. Первый час ночи. Тебе пора спать. Может быть, виноват джин с тоником и это паранойя, но у тебя странное ощущение, что знаменитой американской актрисе что-то от тебя нужно, что ее внезапная дружба основана на расчете. Когда твоей сестре было что-то от тебя нужно, она просто топила тебя в своей доброте.
– В расписании сказано, что за нами приедут в семь утра.
– Это за тобой приедут в семь утра. Мне же не нужно ничего делать до девяти. Выпьем еще.
Актриса делает паузу и поднимает взгляд.