Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» - читать онлайн книгу. Автор: Анна Пастернак cтр.№ 73

Вечера, возобновившиеся в «избушке», дарили Борису возможность забыть о напряжении и тревогах, особенно когда Ирина привозила с собой молодых друзей из Москвы. «Ему так важно было знать: ^[550] его по-прежнему любят и уважают, им восхищаются, гордятся», – писала Ольга. Все усаживались на веранде, болтая и смеясь. Когда Борис собирался возвращаться на свою дачу, Ирина с друзьями провожали его по тропинке и длинному мосту через пруд. «Б. Л. был возбужден, ^[551] много говорил, по-детски неприкрыто радовался, что его любят».

По словам Ольги, в это время он особенно привязался к Ирине. «Она моя умница, – говорил Б. Л. про Иринку. – Как раз такая, о которой я мечтал всю жизнь. Сколько у меня или около меня детей выросло, а люблю я одну ее…» Когда Ольга упрекала его, что он балует Ирину, он отвечал: «Лелюша, не надо на нее нападать, ее устами всегда говорила правда. Ты же говоришь, что она больше моя, чем твоя, так вот делай, как она говорит!»

В новом, 1959 году Ольга и Борис стали близки, как никогда. Испытывая облегчение от того, что пережили «свою трагедию», они стремились вернуться к жизни, полной близости и любви. Но противостояние между «Большой дачей» и «избушкой» нарастало. Не сомневаясь, что здоровье Бориса пострадало из-за напряжения, вызванного бурей вокруг Нобелевской премии, – у него начались ужасные боли в плече и общее ослабление нервной системы – Зинаида все активнее старалась оградить и защитить мужа. И возлагала вину за его старение исключительно на Ольгу.

Невестка Зинаиды Наташа, которая через два года после смерти Бориса вышла замуж за их с Зинаидой сына, Леонида, говорила, что все в «Большом доме» считали Ольгу «причиной угасания Бориса». С их точки зрения, Ольга не только не спасала Пастернака от властей, но и психологически терзала его, заставляя быть с ней.

Ольга, напротив, была твердо убеждена, что причиной ослабления здоровья Бориса были травля властей и действия правительства. Она писала: «К тому времени Б. Л. оказался ^[552] вынужден пойти против всех своих наклонностей и желаний и постоянно перечить собственной природе, он с очевидностью перешел свой собственный предел. Насилие, творимое над ним, было неодолимым. Оно сломило, а потом и убило его. Медленно, но верно его силы подрывались, сердце и нервная система начали отказывать».

В январе Борис объявил Ольге, что наконец принял решение. Он расстанется с Зинаидой и женится на Ольге. Он договорился со своим другом Константином Паустовским, романистом и драматургом, который жил в Тарусе, что они с Ольгой проведут у него зиму. В советскую эпоху в Тарусе осели многие диссиденты. Этот небольшой городок, расположенный среди красот девственной природы, находится в 140 км к юго-западу от Москвы.

Как бы Ольга ни хотела верить, что Борис публично объявит ее своей женой и заберет в Тарусу, интуитивно она чувствовала, что в свои 69 лет он слишком стар и слаб, чтобы «выдержать бурю ухода». 20 января, в тот день, когда они планировали уехать, Борис пришел в избушку рано утром, в метель, «очень бледный, и сказал, что ему это не по плечу».

«Что тебе еще нужно, – говорил он, – когда ты знаешь, что ты моя правая рука, что я весь с тобой?» Но нельзя, продолжал он, обездолить людей, которые этого не заслужили и которые уже ничего не требовали, кроме видимости привычного уклада, – Зинаиду, его сына Леонида и других. Нужно примириться, сказал он, пусть будут два дома и две дачи.

Ольга «разозлилась не на шутку». Разве он не понимает, кричала она Борису, что ей как никому другому нужна защита его фамилии? В конце концов, она сделала все возможное, чтобы заслужить ее. Только его имя не дало ей погибнуть в лагере; без него ее почти наверняка убили бы. Почему он не понимает, что ей сейчас жизненно важно носить фамилию Пастернак – на случай, если с ним что-то случится? Она кричала, что он желает сохранить свой душевный покой за ее счет, что его заботит лишь неизменность существующего порядка. Чувствуя себя преданной, Ольга объявила, что немедленно уезжает в Москву. Он беспомощно повторял, что она сейчас, конечно, может его бросить, «потому что он отверженный».

Разозленная тем, что Борис пропустил все ее слова мимо ушей, Ольга обозвала его позером.

Он еще сильнее побледнел и вышел. Ольга, кипя возмущением и обидой, уехала в Москву.

В тот вечер, когда Борис позвонил со своими обычными словами «Олюша, я тебя люблю», она бросила трубку.

На следующее утро Ольге позвонили из ЦК.

– То, что сейчас выкинул Борис Леонидович, – возмущенным голосом говорил Поликарпов, – еще хуже истории с романом.

– Я ничего не знаю, – отвечала она. – Я с ним не виделась.

– Вы поссорились? ^[553] – раздраженно спросил Поликарпов, прекрасно зная, что так и есть. – Нашли время. Сейчас по всем заграничным волнам передается его стихотворение, которое он передал одному иностранцу. Все, что стихло, шумит вновь. Поезжайте миритесь с ним, всеми силами удержите его от новых безумств.

По словам Бориса, который позвонил Ольге в тот же день из писательского клуба в Переделкине, умоляя ее не бросать трубку, после ее отъезда он пошел домой и написал стихотворение о Нобелевской премии. Не поверив, что она действительно оставила его и вернулась в Москву, он снова пошел к ней на дачу. По дороге ему встретился журналист Энтони Браун, который работал на английскую газету Daily Mail. В итоге Пастернак прямо в лесу дал ему интервью. «Я – белая ворона, ^[554] – сказал он журналисту. – Как вы знаете, мистер Браун, вороны бывают только черные. Я – чужак, индивидуалист в обществе, которое предназначено не для единиц, а для масс».

Daily Mail опубликовала это стихотворение 12 февраля 1959 года под заголовком: «Пастернак преподносит сюрприз: откровение о его мучениях в «Нобелевской премии».

Когда Ольга услышала это стихотворение, в котором ясно читались му́ка и боль Бориса, она сразу поехала к нему в Переделкино. «Неужели ты думаешь, что я тебя и впрямь брошу, что бы ты ни натворил?» – сказала она ему при встрече. Пусть ей было больно оттого, что он нарушил свое обещание жениться на ней, но она ни за что не оставила бы его. «В нашей измалковской халупе снова восстановился мир», – писала она.