Заключенный на воле - читать онлайн книгу. Автор: Дональд Маккуин cтр.№ 47

Но не такова была доктор Ренала, чтобы позволить молчанию длиться.

— Я никогда не одобряла вашего появления здесь, — заявила она Нэн, забирая голодиск. Лицо доктора Реналы сделалось еще краснее обычного, а нижняя губа недовольно выпятилась. — Теперь же я должна добиться того, чтобы вы никуда не ходили в одиночку. Вы понимаете, каких усилий это потребует от моих сотрудников?

Заносчивая напыщенность этой особы заставила Нэн подтянуться и взять себя в руки. Печаль отступила, уступив место ледяной ярости.

— А вы понимаете, какие неудобства будет причинять мне полная невозможность уединиться?

Доктор Ренала ухмыльнулась.

— Не такие уж большие, я полагаю. Разница заключается в том, что мои жрицы не создают проблем. А вы создаете. Что бы с вами ни произошло, вы это заслужили. Постарайтесь не забывать об этом. Мы — не забудем.

— Не сомневаюсь. Похоже, это ваше главное свойство — мелочная злоба.

Доктор Ренала принялась яростно хватать ртом воздух, но прежде, чем она сумела произнести хоть слово, гнев ее отчасти схлынул, и лицо доктора приобрело скептическое выражение. А затем — осторожное. Доктор Ренала приняла надменный вид, явно решив пропустить мимо ушей последнюю реплику, и оглядела комнату. Теперь она держалась исключительно официально.

— Отныне здесь будет спать еще одна жрица. Диван придется вынести, а на его место поставить кровать. Мне понадобится составить список дежурств, подобрать людей, утрясти расписание. Как бы мне хотелось, чтобы советник просто сослал вас!

— Возможно, он так и сделает.

Когда подтекст этой реплики дошел до доктора Реналы, она медленно повернулась к Нэн и искоса, с подозрением взглянула на молодую женщину.

— Что это значит? Вы что, что-то замышляете? Я презираю заговоры. Именно они навлекли на вас немилость. «Единственная истина — это Люмин, и Люмин есть единственная истина». Это знают даже маленькие дети. А до вас это никак не дойдет.

— Вы не желаете видеть меня во Дворе. Мне глубоко противно находиться здесь. А что, если советник, который понятия не имеет о послании Солнцедарительницы, просто решит отослать меня прочь? В Кулл, например, помогать местным жителям. Простые люди всегда жалуются, что Люмин уделяет слишком много внимания Двору, а о них забывает. И там я наверняка буду слишком удалена от моего дяди, чтобы каким-либо образом примириться с ним.

— Кулл! — фыркнула доктор Ренала. — Гнездо нонков! Всегда жалуются! В этом вы с ними очень похожи. Отлично. Поговорите с советником, если хотите. Само собой, я ничего об этом не знаю. Это должно быть проделано без моего ведома. Не говорите больше об этом со мной — и вообще ни с кем. Я не смогу заставить советника изменить решение.

Доктор засунула диск обратно в свою необъятную пазуху и прошуршала мимо Нэн. Но, уже взявшись за дверную ручку, она остановилась, внезапно впав в задумчивость.

— Вы — странная женщина. Я предполагала, что чистокровки отличаются от остальных людей не только по внешнему виду — я об этом слыхала. Во всяком случае, я видела, как вы встретили известие о смерти вашего любовника. Впечатляющая техника самоконтроля. Чистокровки все такие?

Стиснув кулаки так, что ей начало казаться, будто натянутая кожа сейчас лопнет на костяшках, Нэн сумела сдержать свой гнев до такой степени, чтобы составить ответ, за который ее нельзя было бы посадить в тюрьму.

— Мы не одобряем термин «чистокровки», доктор. Цвет кожи не влияет на нашу природу. Мы ничем не отличаемся от остальных людей. И способны на те же самые вещи. Включая насилие.

Доктор Ренала от спешки врезалась в косяк двери. Только вторая попытка отступления оказалась успешной. Дверь захлопнулась за ее спиной.

Из глаз Нэн хлынули слезы. Молодая женщина развернулась и замолотила в стену кулаками. В конце концов она добралась до дивана и упала на него, не в силах выдержать эту ношу — целый год страха, обманутых надежд и одиночества. И невыносимой утраты.

Советник Уллас величавой походкой вошел в Зал Посредничества. Высоко над головой у него выгибались дугой потемневшие от времени деревянные балки, поддерживая исчезающую в полутьме крышу. С перекрестий балок свисали огромные люстры из полированной бронзы и хрусталя. Каждая из них несла сотню свечей толщиной с запястье мужчины. Люстры висели на железных цепях с массивными звеньями.

Центральный проход зала имел двадцать футов в ширину. Прямой, как стрела, он тянулся на все сто ярдов здания. Поскольку свечи сейчас не горели, единственным источником света служили узкие окна, и противоположный конец зала был едва виден. Да дневному свету и непросто было оживить это обширное пространство, поскольку окна отстояли от прохода не менее чем на шесть футов и находились высоко в толстых каменных стенах.

Перпендикулярно внешним стенам и центральному проходу располагались Книгохранилища.

На Хайре глубоко почитали книги. Зал Посредничества служил обителью множеству томов, которые династия собирала на протяжении веков. В отличие от хранилищ Люмина, зал не был священной территорией, но он не походил и на лабиринты огромной городской публичной библиотеки.

Этот зал был излюбленным местом советника Улласа. Когда советник шел по проходу, с преувеличенной силой впечатывая каблуки в гранитный пол, его шаги хрупким шорохом отражались от отдаленных стен. Следующий отголосок эха был более мягким, и этот звук будил в Улласе ностальгию. Потом звуки смешивались, но ненадолго, потому что каблук снова опускался на пол, и эхо снова становилось резким и отчетливым.

Вскинув голову и выпятив грудь, Уллас величественно промаршировал по залу. Его окружал густой, насыщенный запах древней бумаги. И кожи. Наилучшая кожа, обработанная редкими растительными маслами и очищенным воском, натертая до появления патины, мягкая и роскошная, словно ухоженная кожа живого существа. Запах кожи постоянно изменялся — разные типы ее требовали различной обработки. Но Уллас смаковал все оттенки этого запаха — это была единственная слабость советника, отчасти приближающаяся к наркомании.

Уллас остановился. Воцарившаяся абсолютная тишина была даже восхитительнее эха шагов. В тишине Уллас в полной мере чувствовал себя советником, хранителем знаний своей планеты. Его планеты. Владение этим залом подтверждало его верховенство. Уллас дышал полной грудью, позволяя силе книг вливаться в него. Его тело не просто пребывало в зале — но и зал пребывал в нем. Они были единым целым.

Но он был могущественнее. Когда он шел по залу, когда он говорил — или даже просто вздыхал, — эти звуки пронизывали книги. В книгах хранились знания. В советнике же покоилась мудрость. В глубине души Уллас знал, что книги все чувствуют. Появившись в этом мире одновременно с человеком, они существовали достаточно долго, чтобы приобрести сверхъестественные свойства. Уллас подолгу находился здесь в одиночестве и был уверен, что окружающие тома осознают его силу. Но ни один человек не мог знать их до последнего слова, и бывали моменты, когда из книг сочилось молчаливое, тайное превосходство. Тогда Уллас смеялся над ними. Все вещи, находившиеся в этом зале, были одушевленными. Но верховная власть принадлежала не им — советнику. Одна-единственная искра, и от книг не останется ничего.