История ворона - читать онлайн книгу. Автор: Кэт Уинтерс cтр.№ 74

– Тебе ведь даже не придется устраивать похороны, – говорю я сквозь стучащие зубы. – Я просто растворюсь без следа. Сольюсь с огнем и мраком. Вернусь туда, откуда пришла. А ты обретешь свободу. Сможешь сосредоточиться на работе… и подарить всю свою любовь женщинам, которых так боготворишь.

– Нет.

– Эдгар, пожалуйста! Мне так больно! И холодно…

Ледяной воздух вновь обжигает мне горло, сковывает голову мерзлой хваткой, пробирает до самых легких. Мы столько всего еще не сочинили, столько стихотворений и рассказов ждут не дождутся, пока мы за них примемся, но еще один вдох будет для меня невыносимой пыткой.

– Линор… – шепчет Эдди мне на ухо.

– Отпусти, – вновь прошу я. – И поцелуй за меня всех красавиц, что приглянутся твоему сердцу.

Он нежно прижимает меня к груди, сотрясаясь от тихих рыданий… Но, как покорный творец (порой ему, как ни странно, свойственна покорность), выполняет мою просьбу.

Он отпускает меня, и леденящий холод сковывает меня с ног до головы.

Линор вопреки обещаниям не растворяется без следа. Да, дыхание ее затихает, пульс останавливается, а по лицу пробегает тень, словно выплывшая из арктических глубин ее тела и покрывшая мою музу инеем лавандового оттенка. Я чувствую, как обмякли ее плечи, и отпускаю Линор. Она лежит на кровати, будто легкая, неподвижная тень, и всё же она по-прежнему осязаема, у нее по-прежнему есть человеческое тело. Ледяное, смертное напоминание о том, что отнял у меня Джон Аллан.

Я несу ее в ближайшую лавку гробовщика – бледного, словно призрак, человека с туго обтянутым кожей черепом, который похож на мертвеца куда больше моей музы. Он кладет Линор на стол посреди башен из пустых гробов и касается черного ежика у нее на голове.

– А волосы где? – осведомляется он, остановив на мне взгляд. Белки его глаз по сравнению с зеленоватыми, мшистого цвета радужками кажутся просто гигантскими. – И почему она такая холодная? Допустим, вы хранили тело, обложив его льдом… Нет, всё равно не сходится.

Я кладу руку на обледеневший рукав Линор.

– Не пугайтесь вы так, здесь нет ровным счетом ничего странного. Как вам кажется, она и впрямь умерла? А вдруг она жива и это просто каталепсия? Вдруг ее похоронят живьем?! Мне известно, что такие жуткие случаи бывают, и весьма часто…

Гробовщик приподнимает Линор правое веко. Вместо зрачка в глазу темнеет мутноватое пятно засохших чернил.

– Как по мне, она однозначно мертва, – прокашлявшись, отвечает гробовщик.

Я горестно опускаю голову. Зубы вдруг начинают стучать – так громко и сильно, что я невольно прикусываю язык. Но слез, которые изумили и, пожалуй, даже разочаровали бы Джона Аллана, – даже в эту траурную минуту – у меня нет.

Гробовщик энергично потирает ладони, согревая их после прикосновения к Линор, и обдает пальцы своим жарким дыханием.

– Есть ли у вас деньги на гроб, молодой человек? – спрашивает он.

Качаю головой.

– В таком случае я укутаю ее в саван, и мы положим ее во временный гроб. Я дам вам денек-другой на подготовку похорон: нужно ведь пригласить гостей, договориться с церковниками, если хотите соблюсти религиозный обычай…

– Нет. Помимо меня на похоронах никого не будет. Кроме того, я хочу, чтобы ее похоронили на бедняцком кладбище, без надписей и могильных плит. Но, прошу, давайте повременим хотя бы денек – вдруг она проснется!

– Хорошо, давайте подождем два дня, раз уж вы так беспокоитесь. В конце концов, тело основательно промерзло и разлагаться скоро не начнет.

– Да-да… Промерзло… – повторяю я. Это слово оставляет на языке гнилостный привкус, но других в голове попросту нет.

Я наклоняюсь к Линор и целую ее на прощание. В тот миг, когда наши губы соприкасаются, я будто бы падаю в ледяную черную бездну. Моя муза больше не дышит поэзией.

Следующие сорок восемь часов я провожу в полном одиночестве.

За это время мне не удается написать ни слова – впрочем, меня это не тревожит.

Похороны назначены на тихие утренние часы понедельника, самого печального из всех дней недели. В воздухе остро чувствуется приближение дождя, но темные облака, несмотря на их плотность и мрачность, не проливают ни капли. Гробовщик помогает мне донести Линор во временном сосновом гробу в дальний угол кладбища, где хоронят бедняков. У могилы мы открываем крышку гроба, неспешно и бережно вынимаем ее укутанное в саван тело и опускаем его в яму, где ему уже не будет никакой защиты от грязи и голодных червей. Гробокопатель стоит в тени склепа неподалеку, дожидаясь, пока мы его позовем, а я замираю у края ямы, вдыхая запах свежей земли. Слова меня покинули. Я не могу удостоить Линор заслуженным панегириком. Молча беру осколок камня и выцарапываю на кирпичной стене склепа букву «Л».

И минуты не проходит, как я поспешно ухожу с кладбища. Гробокопатель тем временем ловко орудует лопатой и засыпает мою Готическую Психею комьями земли, с глухим стуком падающими на ее безжизненное тело.

Погожим утром в начале мая на тротуаре у железных ворот пансиона, где я остановился, расположенного в одном из самых маленьких районов Бостона, я замечаю Гэрланда О’Палу. Он одет в серое пальто и шляпу в тон, украшенную облезлыми перьями пересмешника, лицо у него так побледнело и исхудало, что на нем явственно проступили острые скулы, а щеки ввалились. Глаза по-прежнему скрыты за зеленоватыми линзами очков.

Он прячет руки в карманах и ждет, пока я подойду.

Спустившись с последней ступеньки крыльца, я равняюсь с ним у калитки.

– Что ты здесь делаешь?

– Помнишь меня, По?

– Само собой, Гэрланд. Чего ты хочешь?

– Это правда, что ее больше нет?

Не удостоив его ответом, я прохожу мимо, тоже сунув руки в карманы. Я торопливо шагаю в редакцию одной малоизвестной газетенки, которая предложила мне работу после долгих моих мытарств по конторам, хозяева которых не считали нужным оплачивать труд наемных работников.

Но Гэрланд, будь он неладен, не отстает.

– Я о почившей Линор.

– Я так и подумал. Какое тебе до нее дело? И с чего это вдруг ты решил меня навестить? Ты же вроде как сбежал от меня к Эптону Биллу.

– А, мистер Билл, – отзывается Гэрланд, шагая вровень со мной. – Знаешь, По, не так давно я понял, что сосуд, в который заключен творческий дар, куда важнее, чем мы, музы, привыкли думать. Биллу отчаянно не хватает твоего скрупулезного отношения к языку. Вдохновлять его – то же самое, что писать обыкновенными чернилами, тогда как воодушевлять тебя – это как выводить свои мысли расплавленным золотом!