Люди и собаки - читать онлайн книгу. Автор: Доминик Гийо cтр.№ 61

Подводя итог, добавим, что собаки, равно как и другие животные-компаньоны, волне могут выступать не столько в роли неких эрзац-партнеров, призванных восполнить недостаток социальных и эмоциональных связей с другими людьми, а как раз наоборот, чем-то вроде бонуса, дополнительной возможности, способной сделать эти отношения богаче. Многочисленные исследования доказывают, что в современных западных странах люди в среднем более благосклонно относятся к окружающим, у которых есть собака, а прохожий с собакой вызывает у них большее доверие, чем все прочие. Что тем более справедливо в отношении людей с ограниченными возможностями. Как подчеркивают социологи, животные-компаньоны могут в этом плане играть роль своего рода катализатора, способного повысить эффективность социальных взаимодействий. Приведенные факты никак не согласуются с тезисом о том, что животное-компаньон служит человеку всего лишь эмоциональным заменителем (подробнее об этих и других фактах можно прочитать в следующих работах — Mader et alii, 1989; Arluke et Sanders, 1996; Wells, 2004).

Итак, есть ли смысл с прежней настойчивостью продолжать рассматривать связь между человеком и собакой лишь в качестве заменителя, призванного заполнить пробелы в человеческих взаимоотношениях? Или все-таки стоит признать, что этот феномен имеет под собой иные основания? Разумеется, с точки зрения общей социологии связь с животным для нас, вероятнее всего, менее значима, чем взаимоотношения с себе подобными. Она не настолько сложна и насыщенна, как наши связи с другими людьми. С другой стороны, все это еще не означает, что отношения, связывающие нас с животным, — не более чем пустой вымысел или фантом. На самом деле мы вовсе не стоим перед жестким выбором: либо социабильность, реализованная в форме «настоящих» взаимоотношений, единственных, достойных своего названия — то есть тех, которые мы выстраиваем с другими людьми, — либо отсутствие социабильности, скрытое под вуалью иллюзорной эмоциональной связи с существами другого вида. Следует признать, что связь человека с животным представляет собой иную форму социальных отношений, имеющую свои собственные очертания и свойства. Наша задача состоит именно в том, чтобы определить контуры этой связи, а не пытаться силой притянуть ее к одному из двух противоположных полюсов.

Рассмотрим вторую версию о причинах появления эмпатии по отношению к животному. Согласно этой гипотезе, подобная форма эмпатии возникла у человека вследствие тех нарушений, которые привычная нам система человеческих взаимоотношений претерпела в современном обществе. Суть гипотезы состоит в том, что человек испытывает привязанность к животному не из-за недостатка взаимоотношений с другими людьми, как утверждают сторонники предыдущей гипотезы, но по причине добровольного отказа от таких взаимоотношений. Согласно этой второй идее, — назовем ее для простоты «гипотезой мизантропии», — подобная отстраненность человека от окружающих берет свое начало в глубинах современного индустриального общества.

Она вызвана весьма существенными трансформациями, произошедшими в обществе, среди которых можно назвать развитие индивидуализма, распад традиционного круга общения, дегуманизацию труда, становящегося все более и более механизированным и все менее разнообразным. Все это вызывает у человека экономическую и социальную неудовлетворенность, — как результат несоответствия между ожиданиями и теми средствами, которыми он располагает для того, чтобы эти ожидания реализовать. Человек как бы отгораживается от других людей. Подобное отчуждение может найти выражение и в том, что люди становятся все более восприимчивыми по отношению к животным, а защитники прав животных приобретают в обществе все больший политический вес.

Несомненно, в ряде случаев подчеркнуто трепетное отношение к животному представляет собой оборотную сторону пренебрежения или даже ненависти ко всему человеческому роду или к некоторым категориям людей. Чувства, которые испытывали нацисты к животным вообще и к собакам в частности, могут служить наиболее ярким тому подтверждением. Высшие чины нацистской партии, в том числе и Гитлер, были вегетарианцами. В 1933 году Геринг заявил, что «отправит в концентрационные лагеря всех, кто думает, что можно вести себя с животными ненадлежащим образом […] и продолжать их мучить». Так же как Гитлер, Гиммлер резко осуждал пристрастие к охоте, считая это занятие «обыкновенным убийством невинных существ». Геббельс заявлял: «Я начал презирать людей до самой глубины моей души […]. Столько грязи… Столько коварства… По большому счету, настоящим другом может быть только собака. Чем больше я узнаю человеческий род, тем больше привязываюсь к моему Бенно [псу]» (цит. по: Arluke et Sanders, 1996, chapitre 6). Крайне правые движения традиционно с особым вниманием относились к правам животных. Трудно усомниться в том, на что ориентирована данная позиция: нам предлагают придать животным некую особую ценность с тем, чтобы окончательно обесценить человека, и в особенности те или иные конкретные категории людей, чтобы поставить крест на гуманистическом универсализме во всех его возможных проявлениях.

В речах некоторых наиболее рьяных и радикальных современных защитников «дела животных» также довольно часто можно услышать антигуманистические мотивы. Только теперь эти выступления имеют более выраженную политическую направленность, зачастую откровенно расистского толка, и изобилуют самой разнообразной и подчас довольно странной аргументацией. За повышенным вниманием к животным здесь скрывается презрение ко всему человеческому роду. Подобные «защитники» прав животных ставят под сомнение ценность не только отдельных категорий людей, но и человека как такового. В их антимодернистских выступлениях без труда можно уловить разочарование в человеке или даже отвращение к нему как к биологическому виду — и ностальгию по утраченной чистоте, оскверненной влиянием «тлетворной» цивилизации. Как правило, такие настроения сопровождаются откровенно враждебным отношением к науке.

По иронии судьбы, авторов подобных безапелляционных экстремистских высказываний можно считать первыми жертвами антропоцентризма: они видят в животном именно те добродетели, которые, по определению, имеют привлекательность только в глазах самого человека, — невинность, бескорыстие, бережное отношение к природе. По сравнению с жестокими и безнравственными людьми животное для них предстает бесхитростным, нежно любящим существом, лишенным всех человеческих пороков… — после чего обычно следует парад самых безудержных антропоморфических проекций. В представлениях современных «защитников» животных о природе человек царит надо всем остальным мирозданием. Они щедро наделяют его качествами, которые обеспечивают превосходство над животными: властью, предполагающей ответственность, от которой он, к сожалению, постоянно пытается ускользнуть. Они призывают человека вспомнить о своих обязанностях, неизменно представляя его в образе хозяина, то есть в образе, не лишенном самолюбования, густо замешенного на самом отъявленном антропоцентризме. Дай волю таким «защитникам», и они объявили бы животных существами более человечными, чем сам человек, больше похожими на людей, чем на творения природы. На самом деле все эти рассуждения имеют мало отношения к животным, поскольку речь в них идет скорее о человеке. По большому счету, любовь к животному в данном случае — всего лишь оборотная сторона неприязни к человеческому роду.