Собственно говоря, у аскии не было даже особой нужды совершать завоевательные походы: никому не приходило в голову оспаривать, его военное и политическое первенство в Западной Африке. И цели его военных экспедиций были главным образом чисто грабительские: захват рабов и прочих богатств у соседей. Эти захваты сопровождались внутри Сонгай раздачей огромных земельных владений с рабами и рабов без земли. Больше всего таких даров получала верхушка факихов. Пожалуй, в этом отношении аския Дауд превзошел даже своего отца, ал-Хадж Мухаммеда I. Не мудрено, что «История искателя» восторженно оценивала благочестие аскии и его благоговение перед факихами! Кстати, сам «альфа Кати» не стеснялся просто выпрашивать подарки у государя: именно так обстояло дело с пожалованием ему поместья Диангадья с 13 рабами и надсмотрщиком при них — об этом у нас уже шла речь несколькими страницами раньше. Причем имение пришлось отобрать у очень важного сановника — кабара-фармы, наместника Кабары, гавани Томбукту. «Из-за этого, — комментирует хроника, — альфа поссорился с кабара-фармой Алу». Как после этого было потомкам Махмуда Кати не говорить о «славных свойствах и прекрасном поведении» аскии!
Конечно, кроме религиозного благочестия — а эту причину никогда нельзя сбрасывать со счетов, когда мы имеем дело с людьми средневековья, будь то в Африке, на Ближнем Востоке или в Европе, — Даудом руководил и трезвый политический расчет. Он старался еще больше укрепить одну из социальных опор своей власти — мусульманское духовенство. При Дауде государство не знало никаких серьезных внутренних неприятностей — ни восстаний вассалов, ни усобиц.
Дауд, по-видимому, был и в самом деле фигурой незаурядной по тем временам: он — единственный из сонгайских царей, о котором сообщали, что он обучался Корану и другим мусульманским дисциплинам. Он первый устроил книгохранилище и держал переписчиков, которые для него переписывали книги.
Преемникам своим аския Дауд оставил сильное и богатое государство. Но его блестящее правление не могло преодолеть коренных пороков социальной и политической организации державы аскиев. Это проявилось сразу же после смерти Дауда: сам он попытался сделать своим наследником своего сына Мухаммеда-Бани, но власть захватил другой его сын, правивший под именем аскии ал-Хадж Мухаммеда II. Его царствование продолжалось всего три года с небольшим, с августа 1583 г. по декабрь 1586 г., и не отмечено было ничем особо примечательным, не считая склоку, вспыхнувшую между верхушкой факихов Томбукту из-за должности кадия, которая освободилась после смерти кадия ал-Акиба. При этом любопытно, что аския старался как можно дольше остаться в стороне от этой истории. Только под сильным, очень сильным нажимом назначил он в Томбукту нового судью — сына того самого кадия Махмуда, который еще в правление аскии ал-Хадж Мухаммеда I претендовал на всю полноту власти в Томбукту.
В самом конце 1586 г царевичу Мухаммеду-Бани наконец удалось-таки свергнуть аскию. ал-Хадж Мухаммеда II и провозгласить себя царем. Но его царствование оказалось еще короче — меньше полутора лет. Зато именно в это время вспыхнула самая крупная из всех междоусобных войн, какие знала история сонгайского государства. Она началось ссорой между наместником Кабары, тем самым кабара-фармой Алу, у которого отобрали имение для передачи Махмуду Кати, и Садиком, сыном аскии Дауда, занимавшим второй после канфари пост в государстве — наместника и командующего войсками в центральных областях страны, «баламы». Вернее всего, ссора послужила только поводом для выступления баламы Садика против власти брата-аскии. Балама собрал войска и после неудачной попытки привлечь на свою сторону еще одного из сыновей аскии Дауда — канфари Салиха — двинулся на Гао. Аския Мухаммед-Бани выступил ему навстречу, но неожиданно умер в походе еще до столкновения с противником.
И встретиться с мятежниками в поле, нанести им поражение и закончить войну пришлось уже новому аскии — Исхаку II, тоже сыну аскии Дауда. Матерью Исхака была вольноотпущенница, поэтому царевичем он носил прозвище «дьогорани» — так звучал в сонгайской передаче. малинкский термин «дьонгорон» — «вольноотпущенник».
В апреле 1588 г. усобица была ликвидирована. Но она сильно подорвала мощь государства, и сказалось это уже очень скоро, в начале 1591 г., когда Исхаку II пришлось встретиться с куда более опасным врагом, чем балама Садик, — марокканским экспедиционным корпусом паши Джудара. И самый приход Исхака к власти был отмечен все той же печатью интриганства, склоки и борьбы мелких честолюбий. Дело в том, что, когда умер аския Мухаммед-Бани, несколько сановников попытались воспользоваться тем, что произошло это на стоянке, и провозгласить аскией одного из сыновей аскии Исмаила до того, как о смерти Мухаммеда-Бани узнают находившиеся в лагере сыновья и внуки аскии Дауда. Последних — а их там было около семидесяти — предполагалось просто-напросто перебить, так сказать, во избежание смуты. Исхак случайно узнал об этом плане и сумел его сорвать, заставив заговорщиков под угрозой смерти провозгласить царем его, Исхака.
Махмуд Кати довольно высоко оценивал личность нового аскии. Исхак-де «был благороден, добр, щедр и приятен лицом». Но это не помешало авторам хроники оценить царствование Исхака совсем по-другому. «Исхак, — говорит хроника, — пробыл у власти три года. В его дни обнаружился упадок их державы и стали очевидны в ней смута и потрясение».
Гроза с севера
Мы подходим к завершающему этапу истории Сонгай — его падению под натиском марокканских завоевателей. Поход паши Джудара имел довольно долгую предысторию. Мы не раз уже говорили, что главным источником соли для Западного Судана были копи Тегаззы. Тот, кто держал их в руках, мог практически держать в руках и всю золотую торговлю с Западной Африкой. По обе стороны Сахары это прекрасно понимали. Но до начала XVI в. Тегазза оставалась подчинена кочевникам-мессуфа, тем самым, о которых писал Ибн Хаукал еще в X в. Только после создания великой сонгайской державы кочевникам пришлось признать верховную власть аскии. Так цари Гао сделались хозяевами соляных копей.
Саадитские султаны Марокко тоже попробовали проявить активный интерес к Тегаззе. В 1546 г. султан Мухаммед аш-Шейх обратился к аскии Исхаку I с просьбой уступить ему соляные копи. Аския холодно ответил, как рассказывал Абдаррахман асСади, что он — не тот Исхак, который станет выслушивать подобные предложения: такой-де Исхак еще не родился на свет. И в подтверждение своих слов приказал своим вассалам-туарегам выслать двухтысячный отряд: пограбить Доа, южную пограничную провинцию Марокко. Только 10 лет спустя марокканцы смогли ответить на эту обиду, послав в Тегаззу отряд, который убил сонгайского правителя поселения и нескольких туарегов, грузивших соль, а затем ушел назад.
После этого в соляных делах больше 10 лет стояло полное затишье. Марокканцам было не до сахарской торговли: угроза турецкого и португальского нашествий заставляла все усилия обращать соответственно на восток и на север. И только после блистательной победы над португальцами при ал-Ксар ал-Кеби-ре в 1578 г. и последовавшего за ней объединения Марокко под властью молодого султана Мулай Ахмеда, принявшего почетный титул «ал-Мансур» — «Победоносный», в Марракеше стали снова подумывать о захвате золотой торговли: это могло бы сильно поправить дела разоренной страны.