Никто об этом не узнает - читать онлайн книгу. Автор: Рита Навьер cтр.№ 11

— Мы тут зачем? — удивилась Алена, оглядывая двор колодцем.

— Дмитрий Николаевич велел отвезти тебя к Лилии Генриховне.

— Кто это? Зачем мне к Лилии Генриховне?

— О-о, — протянула Нина, — эта ведьма всю жизнь проработала диктором на радио, еще в советское время. Старая школа. Потом уже учила других дикции и орфоэпии, ну это как правильно ставить ударение в словах. Слышала, у нее даже безграмотный за три месяца начинает говорить, как выходец из высшего общества.

Алена покраснела, поняв посыл.

— Я так плохо говорю, да?

— Ну… С ударениями у тебя беда, это точно. Вот что это за слово — звонит? Звонит же! Ну и говор какой-то есть… Странный, в общем. Да и в целом она тебя подтянет по русскому, по языкам.

Лилия Генриховна оказалась суровой на вид старухой, передвигающейся по темной, захламленной квартире в инвалидном кресле. Встретила она Алену без особой радости, но и неприязни тоже не выказывала. Сухо позвала за собой в гостиную, а Нине велела заехать часа через три.

Занимались они за круглым столом, накрытым тяжелой тканевой скатертью, отороченной бахромой. Вообще, Алена теперь поняла, почему Нина назвала старуху ведьмой. Та была совершенно нетерпима к ошибкам и с выражениями не церемонилась. Старухин кот, к слову, абсолютно черный, все это время восседал по-царски на верхней полке этажерки и взирал оттуда на нее едва ли не с презрением. Будто понимал слова хозяйки и разделял ее мнение. После трехчасового занятия Алена чувствовала себя полностью выжатой и обессиленной.

Зато вознаграждением стал ужин с отцом наедине.

Заведение было таким же помпезным, как и то, куда днем возила ее Нина, но еда вкуснее, во всяком случае, ничего экстравагантного: мясо на углях, свежие овощи. И хотя то и дело повисало неловкое молчание, тот вечер все равно запомнился ей как самый прекрасный за всю, наверное, ее недолгую жизнь.

Отец сначала задавал дежурные вопросы, не смотрел в глаза и держался напряженно. Она же, наоборот, несмотря на чувство неловкости, вовсю старалась разрядить обстановку, сблизиться с ним, рассказывала про все подряд, что в голову взбредет. Особенно разошлась, когда делилась впечатлениями о старухе дикторше.

Отцу, видать, были знакомы ее ощущения, потому что он ожил, заулыбался. А потом случился конфуз: она нечаянно опрокинула бокал вина и багровые капли попали на его брюки.

Алена ужасно расстроилась и, пытаясь промокнуть салфеткой пятна, запричитала:

— Ой, папа, папочка, прости! Я такая неуклюжая!

А он вдруг не рассердился, напротив, улыбнулся. После этого инцидента напряжение его как будто спало. Взгляд он больше не отводил, и разговор пошел как по маслу. Они даже смеялись. И на душе было так хорошо и легко, пока не вернулись домой…

Дома папа сразу стал другим — замкнутым, отстраненным. Жанна Валерьевна и вовсе, как показалось Алене, посмотрела на нее с ненавистью. Папина жена ее в общем-то не обижала, но обращалась свысока. Практически с ней не разговаривала, а когда и случалось такое, буквально цедила слова сквозь зубы. Алена кожей чувствовала неприязнь мачехи и не знала, как себя с ней вести, чтобы не раздражать еще больше.

Да и Артем, хоть и спросил довольно миролюбиво, как прошел ее день, относился к ней, чувствовалось, тоже плохо.

Но хуже всего дела обстояли, конечно, с Максимом. Они, Жанна Валерьевна и Артем, хотя бы старались делать вид, что терпят ее. Максим же открыто демонстрировал свою враждебность. И что самое обидное, ей он почему-то нравился. Необъяснимо. Вопреки. Вот нравился — и все тут. Она даже нарисовала его! Но, устыдившись, спрятала скетчбук подальше.

Если бы он не был ее братом, она бы, наверное, грезила о нем. Хотя влюбиться в такого — не дай бог. Это беда. Катастрофа.

В любом случае его ненависть ранила больнее, чем презрение Жанны Валерьевны и неприязнь Артема. Почему-то очень сильно, прямо до боли не хотелось, чтобы он так к ней относился. Хотя понимала сама: иначе и быть не могло. На то есть тысячи причин. Начиная с того, что папа изменил Жанне Валерьевне с ее матерью, и теперь Алена — живое тому напоминание. И заканчивая простой, но жестокой правдой: кто он и кто она. Небо и земля. Принц и нищая. Красавец и страшилище. Ну нет. Страшилищем она все же не была. В детдоме, например, за ней ухлестывал Чусов и утверждал, что в жизни не видал таких, как она. Но… Рядом с Максимом она чувствовала себя совсем невзрачной.

А еще, несмотря на его злость, грубость и ершистый нрав, она не чувствовала в нем настоящей продуманной жестокости, от которой истинный циник получает садистское удовольствие. Он просто казался человеком, который решил, что терять ему нечего, а потому готов лететь вместе со всем миром в тартарары. «Но лучше не думать о нем», — говорила она себе. Хотя не так-то легко это давалось. Мысли сами собой лезли в голову. Но надо как-то отвлечься.

Старуха дикторша спрашивала ее, что она читает. Вот где стыд-то! Вообще, она читала, конечно, в прошлом году кое-что из программы. Тургенева, немного из Достоевского, Куприна… Ну и все. Школьные учителя ее всегда жалели и особо не спрашивали. А вот Лилия Генриховна разразилась такой уничижительной речью, что Алена готова была сползти под стол. Короче говоря, старуха велела ей читать. Читать много и постоянно. А еще слушать аудиокниги. А лучше всего — одновременно читать и слушать. Накидала ей длиннющий список из писателей «маст-рид», большую часть из которых Алена и не слышала.

Начать она решила с Цвейга, благо у папы библиотека оказалась на редкость богатой. И Цвейг неожиданно ее увлек. Нет, увлек — не то слово. Никогда прежде книга не действовала на нее так, что внутри все болело, что от эмоций в груди камнем стоял ком. Над «Жгучей тайной» она буквально заливалась слезами.

А потом явился Максим. Она с утра, с самого завтрака его не видела. Думать-то о нем она думала, но встречаться боялась. Особенно наедине. И очевидно, не зря.

Какие он гадости ей говорил! Как больно ранил! Но пусть она тысячу раз будет дурой, но, глядя в его глаза, все равно видела совсем иное: отчаяние, злость, даже ярость. Но вот такие похабные, жестокие слова говорят ведь с другими глазами. С холодными, самодовольными, безнаказанными… Хотя откуда ей знать? Все равно одно совершенно ясно: он ее ненавидит и презирает. И это надо как-то принять, как-то с этим свыкнуться. Только вот как?

На следующий день Лилия Генриховна снова терзала ее, да еще и не три часа, а почти четыре. Нина встала в пробке и приехала за ней на сорок минут позже. Обессиленную Алену — старуха будто выкачала из нее все соки — Нина снова завезла в знакомый уже салон. На вечернее мероприятие следовало явиться при полном параде. И девочки из салона постарались на совесть. Казалось бы, макияж, укладка — и все… А себя Алена едва узнала.

— Ты поменьше говори — побольше улыбайся, — напутствовала ее Нина. — Если спросят — отвечай «да», «нет», «не знаю». В разъяснения не вдавайся — опозоришься. И Дмитрия Николаевича опозоришь. А улыбка у тебя красивая. Так что ею и сверкай. И вообще, народную мудрость знаешь? Молчи — за умного сойдешь. Реально так и есть.