Юность Жаботинского - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 57

– «Пол и характер»? «М» и «Ж»? При чем это?

– «Ж». Я знаю, это дико сказать о малом с такими широкими плечами, и гимнаст я хороший, и, честное слово, совсем нормален в том – вы знаете – специфическом смысле, но ведь я, собственно, женщина. Барышня-бабочка, рожденная только для баловства. Родись я девушкой, никто бы не попрекнул меня за то, что я не создан для заработка. Меня бы тогда «содержали»… Сознаться вам? Эти слова «на содержании», которые для каждого настоящего мужчины звучат так погано, меня они не коробят. Уже несколько раз я был на самом пороге и этого переживания…

Жабо почти застонал: гнев его давно прошел, осталась только тупая, тяжелая боль. Он сказал:

– Вы говорите так, как будто теперь вы нищий.

– Я и есть нищий. Куда плывут у меня деньги, сам не знаю. Выпил кофе за четвертак, ничего не купил, а ушло пять рублей. Никудышный я, пропаду, не стоит хлопотать.

Сергей повернулся к роялю, потер лоб одной рукою, кинул рассеянно:

– Простите… – и опять запел вполголоса, но со второй строчки уверенно:

И он совершенно преобразился. Отпихнулся ногой, три раза перекрутился вместе с табуретом, удержался против Зеэва: его лицо сияло подлинной, беспримесной радостью, он с силой провел ногтем большого пальца по всей клавиатуре и закричал:

– Готово! Нравится?.. И вы не тужите: во второй раз обещаю вам честно – ни-ни. Этого – ни-ни, не хочу вас отпустить опечаленного. А пропасть – пропаду…

Журнал «Освобождение», № 28, 1903 год

Поскольку никаких – ну, или почти никаких – других источников информации о юности Жаботинского, кроме того, что он сам написал, практически нет, я позволяю себе или обильно его цитировать, или пересказывать своими словами, держась как можно ближе к оригиналу – по нескольким причинам. Первое – я по-прежнему восхищаюсь его прозой и журналистикой. Конечно, тут не обошлось без влияния Италии, которую юный Жабо впитал за время своего почти трехлетнего римского студенчества, – причем не только итальянского языка, но и вошедшего в его кровь итальянского характера и итальянского же, от Джузеппе Гарибальди, романтизма девятнадцатого века. На мой взгляд, густая русская проза Жаботинского напоена итальянской свободой, пронизана железной логикой древнееврейских книг и украшена колоритным одесским сленгом. Я пленен ею и хочу донести эту прелесть тебе, читатель.

И вторая причина: мне нужно убедить нынешних ровесников двадцатидвухлетнего Зеэва в том, что фабула этого романа и лавстори юного Альталены не выдуманы мною. И потому…

Жаботинский в романе «Пятеро»:

«Было это летом. В полдень, когда я шел в редакцию, дворник мой – все тот же Хома – проворчал мне вдогонку:

– Нечего у такой день валандаться по городу.

Я не спросил, в чем дело, но на улицах действительно чувствовалось необычное. От Дюка, вниз по лестнице и обратно снизу вверх, непрерывно струится толпа молодежи… Лица, как на подбор, все напряженные и тревожно-радостные. Сословия перемешались, хлебники забыли биржу, рабочие высыпали из заводов, женщины в шляпах и женщины в платочках тесно жались одна к другой, говорят, и жулики в толпе тогда не таскали, – может быть, и правда. Полиции действительно не было, но казалось, что и сила теперь не справится: куда и зачем они все напирают, они сами не знали – толпа несла почему-то к памятнику Екатерины…

Это, конечно, только так казалось. Не доходя до памятника, масса внезапно ринулась назад: по мостовой скакали казаки. Меня притиснули к дереву, и тут я увидел Руницкого с Марусей. Они, видно, переходили мостовую, когда народ кинулся бежать, но Алексей Дмитриевич остановился прямо на пути казаков, обнял за плечо Марусю и прижал ее к себе. У нее тоже на лице не было испуга, она поправляла широкую шляпу, которую сдвинул набок кто-то из убегавших. Увидя морскую тужурку Руницкого, казаки разделились и обскакали их, сотник, объезжая, нагнулся и что-то сказал Алексею Дмитриевичу, указывая нагайкой в сторону Дюка и порта.

Когда казаки свернули на Дерибасовскую, Маруся подбежала ко мне, за ней подошел Руницкий. Оказалось, пароход его прибыл час назад, она его встречала. Она мне повторила: в порту тоже митинг, на бочках и тумбах стоят ораторы и говорят такие вещи! есть даже барышня, курносенькая в очках.

– Не подействует, к сожалению, – резко вдруг проговорил Руницкий.

Почему не подействует, он не прибавил, но я прочел за его раздражением: оттого не подействует, что все ораторы “из ваших”. Вообще видно было, что он раздражен, а Маруся и тоном речи, и всей повадкой старается его утешить или задобрить.

Он посмотрел на часы, потом на Марусю вопросительно. Она сказала мне:

– Обещайте Алексею Дмитриевичу, что вы меня одну не отпустите и доставите домой на извозчике. Ему нужно в контору с отчетом…

Я ответил, что полагалось, и он попрощался, даже не сговариваясь с Марусей, где и когда они снова встретятся. Это могло означать и то, что они повздорили, и то, что уже раньше сговорились, я сообразил, что скорее второе.