Субъективный словарь фантастики  - читать онлайн книгу. Автор: Роман Арбитман cтр.№ 27

Краткая эпоха нэпа (1921–1928) и кооперативных издательств выявила еще одну тенденцию: фантастика, в массе своей, воспринималась в СССР как развлекательная литература, и в книжно-журнальном ее оформлении преобладали яркость, форсированная броскость и сюжетная завлекательность. Примеры тому – рисунки Николая Ушина к «Бунту атомов» Владимира Орловского (1927–1928) или оформление романа Николая Муханова «Пылающие бездны» (1924, М. Мизернюк). Если сравнить обложки советского журнала «Мир приключений» и американского «Amazing Stories» тех лет (см. Журналы фантастики), то они мало чем отличаются.

В предвоенные годы «лицо» фант-иллюстрации определяют у нас Георгий Фитингоф и Николай Кочергин. Уже в 40-е и вплоть до середины 50-х советская фантастика, занятая «ближним прицелом», борьбой с «низкопоклонством» перед Западом и обличением «их нравов», становится скучнее даже внешне. Например, на обложке романа Георгия Тушкана «Черный смерч» о кознях империалистов (1954, художник А. Кондратьев) мрачные американские небоскребы обступают хижины бедняков, а на обложке «Первых дерзаний» Вадима Охотникова о советских изобретателях (1950, художник С. Буданов) вдаль уезжает оптимистичный грузовик на фоне облаков, и каждая глава завершается виньеткой с серпом и молотом.

Со второй половины 50-х и почти до конца 60-х пресс идеологии слабеет, зато фантастику все чаще прописывают в области детской литературы или в лучшем случае литературы «для юношества» (отголоски этого подхода еще долго будут заметны в издательской практике; иллюстраторам детских книг – в том числе Генриху Вальку, Марку Лисогорскому, Игорю Ушакову и другим – будут «по совместительству» предлагать и фантастику). Не всем удается избежать «детгизовского» стиля (буквализм, некоторая шаблонность в изображении героев, отсутствие метафор); но лучшие художники, преодолевая возрастную планку, оставят свой след в истории отечественной фантастики.

В целом же внешний облик послевоенной фантастики в СССР определят около двух десятков книжных графиков – их работы и запомнятся. Назову иллюстрации Николая Гришина к нескольким изданиям Ивана Ефремова (1959–1964), Игоря Шалито и Галины Бойко – к ефремовскому же «Часу Быка» (1970), Юрия Макарова – к «Обитаемому острову» (1971) братьев Стругацких, Льва Рубинштейна – к романам Георгия Мартынова (1957–1976), Вадима Сидура – к сборнику Владлена Бахнова «Внимание: ахи» (1970), Николая Кузнецова – к фантастической прозе Вадима Шефнера, Ильи Варшавского и Геннадия Гора (1964–1974), Евгении Стерлиговой – к произведениям Владислава Крапивина (с 1975 года). Фантастику Кира Булычева в разные годы иллюстрировали Кира Сошинская (с 1972 года) и Евгений Мигунов – имею в виду его рисунки к циклу об Алисе Селезневой (см.), впоследствии включенные в семитомник «Приключения Алисы» (1991–1992). Мигунов же замечательно оформил первое книжное издание (1965) повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (см.). «Эскизы мне очень понравились, хохотал я много, – рассказывал в письме брату Аркадий Натанович. – Особенно удались образы самого Привалова, Витьки, Хунты и Наины Киевны».

Среди иллюстраторов ежегодника «Фантастика» (см.) назову Роберта Авотина, а в числе лучших оформителей альманаха «НФ» (см.) – Демьяна Утенкова. В журнале «Химия и жизнь» (см. Наука и мысль) фантастику иллюстрировали Гариф Басыров, Юрий Ващенко, Михаил Златковский, в «Смене» – Валерий Карасев и Геннадий Новожилов и так далее. В конце 80-х Роман Подольный, который в журнале «Знание – сила» заведовал рубрикой «Страна Фантазия» (см.), по моей просьбе составил список иллюстраторов фантастики в «З – С». Вагрич Бахчанян, Борис Жутовский, Анатолий Брусиловский долгое время сотрудничали с Подольным. Те, кто видел рисунки Олега Целкова к Шекли, Николая Кошкина к Стругацким, Бориса Лаврова к Лему, оценят точность попадания.

Особого упоминания заслуживает Юло Соостер, чьи работы тоже печатались в журнале. Вдова художника вспоминала, что он «немало переживал из-за отношений и с властью, и с издательствами, и с редакциями». «После долгих размышлений он вдруг как будто прозрел. «Эврика! – кричит. – Буду иллюстрировать фантастику! Ведь ни Хрущев, ни Фурцева, ни МОСХ в тех мирах не были. Как захочу, так и нарисую!» Среди его работ были, например, иллюстрации к книгам «Фантастика» Рэя Брэдбери (1963), «Падение сверхновой» Михаила Емцева и Еремея Парнова (1964), «Шесть гениев» Севера Гансовского (1965).

Велика роль Соостера в становлении серии «ЗФ» (см.); он оформил «Путь марсиан» Айзека Азимова (1966), «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери (1967), «Робота-зазнайку» Генри Каттнера (1968), «Оловянных солдатиков» Майкла Фрейна (1969), «Тренировочный полет» Гарри Гаррисона (1970) и другие книги. В первом русском издании романа Клиффорда Саймака «Все живое…» (1968) две работы художника – титульный разворот и суперобложка, но их достаточно, чтобы передать и тему, и внутренний настрой произведения. Фантастическая графика Соостера в серии «ЗФ» завораживает, в ней – непривычный, «неземной» взгляд на окружающий нас мир: здания, пейзажи, фигуры людей. Небольшие томики словно открывали советскому читателю выход в иную вселенную, а рисунки художника становилась порталом для этого перехода…

Имена в советской фантастике

Имена собственные – одно из уязвимых мест фантастики: удачи наперечет и в тени, промахи на виду. Не берусь судить о реакции иноязычной публики на лингвистические находки мастеров science fiction & fantasy их стран, но в нашей стране у нелюбителей этой литературы было немало поводов для снисходительных улыбок и пренебрежительного «фи!». По идее, имена персонажей, в особенности экзотические, должны были помогать авторам достраивать в воображении читателя вымышленный мир, который при всей фантастичности обязан был выглядеть максимально убедительно. На практике все было иначе: даже если фантастическая антропонимика (с натяжкой применяю данный термин и к персонажам, которые людьми не являлись) вписывалась в концепцию произведения, она часто работала против писателя.

Самый характерный пример – книги Ивана Ефремова о далеком светлом будущем. Автор «Туманности Андромеды» (1957) был больше мыслителем и моралистом, чем художником. Для него люди будущего воплощали в себе лучшие качества, которыми, по мысли Ефремова, практически каждый будет обладать через сотни лет. Однако для многих читателей эти персонажи романа-утопии, носители имен – Эрг Hoop, Дар Ветер, Гром Орм, Веда Конг и тому подобное – остались холодноватыми и абстрактными символами грядущего.

Герои, не похожие на нас, были, главным образом, приложением к ефремовским социологическим концепциям, а не живыми людьми. Психологический рисунок образа оказывался в значительной степени условным, а все вместе могло оттолкнуть привередливого читателя. Мне, например, подобные имена напоминали о названиях «полезных» блюд из меню приверженцев здорового питания супругов Смит в романе Грэма Грина «Комедианты»: истрол, орехолин, бармин, векон. В общем, нечто с явным химическим привкусом и не вызывающее никакого аппетита. Многие имена у Ефремова выглядели не только странновато и отстраненно, но еще и довольно комично. Скажем, в повести «Сердце Змеи» (1959) главного героя, члена экипажа звездолета «Теллур», зовут Мут Анг. Сдается мне, Иван Антонович сам не замечал, что имя смахивает то ли на «мутант», то ли на «мустанг».