Бездна и Ланселот  - читать онлайн книгу. Автор: Александр Смирнов (фантаст) cтр.№ 101

Однажды, наблюдая из-за стеклянной двери за ходом переговоров, Ланселот заметил, что Рузвельт нацарапал что-то на листке бумаги и передал Черчиллю. Тот ознакомился с посланием, чиркнул спичкой и тут же сжег его в пепельнице, потом написал ответ и передал его Рузвельту. Прочитав его, президент ухмыльнулся, а листок небрежно смял и бросил в стоявшую рядом пепельницу. Как только наступило время обеда и все вышли из-за стола, русские секьюрити бросились к пепельнице и схватили оставленную президентом бумажку. В тот же день у них, похоже, случился аврал. Они поменяли охрану, усилили наблюдение, привели в боевую готовность войска и подогнали к берегу подводную лодку, словно готовились к чьей-то срочной эвакуации. Американцы долго ломали голову, в чем причина такой паники, пока Ланселот не предположил, что виной всему та записка, которую так остервенело схватили со стола русские. Когда об инциденте доложили Рузвельту и он сообразил, в чем дело, то зашелся от смеха так, что чуть не упал со своего кресла-каталки. Затем, отдышавшись и утерев выступившие на глазах слезы, сказал:

– Вот так порой срываются переговоры и начинаются войны – из-за сущей ерунды! Я просто заметил, что у Черчилля, по его обыкновению расстегнута ширинка, и, чтобы избежать конфуза, предупредил его об этом. Он же мне ответил в своей неповторимой афористичной манере, чтобы я не беспокоился, ибо «старый орел не вылетит из гнезда!». А русские, наверное, подумали: «Кто еще здесь может быть „старым орлом“, кроме товарища Сталина? А „Гнездо“ – это, конечно, Ливадийский дворец. Ясно как день, что коварные капиталисты сговорились устроить на нашего вождя покушение». Но если это и было покушение, то лишь на меня, потому что я только что чуть не помер со смеха.

Но русские, кажется, так не считали, потому что явно старались, чтобы Рузвельт и Черчилль не оставались наедине. В один из дней саммита после утреннего заседания Рузвельт выразил намерение посетить резиденцию английского премьера, которая, как ему сказали, по своей красоте и роскоши превосходит даже саму Ливадию. Учитывая, что и Ливадийский дворец так ему понравился, что он даже полушутя просил Сталина его ему продать, желание президента отправиться в Алупку было неколебимым, хотя Черчилль и пытался его от этого визита мягко отговорить, ссылаясь на опасности, которые могут поджидать в горах. Однако Рузвельт отмахнулся, сказав, что поедет с кучей охраны, причем не на своем линкольне, который тоже будет в его кортеже, а на обычном виллисе, так что никто ничего не заметит. Русские же при всем желании не могли помешать этой неожиданной инициативе высокого гостя. Тогда Сталин заявил, что и он хочет навестить Черчилля и поедет вместе с ними. Конечно, отказать хозяину встречи также никто не посмел.

Поскольку в феврале рано темнеет, решили ехать немедля. Двухметровый чернокожий телохранитель Рузвельта Джим пересадил его из инвалидной коляски в переднее пассажирское кресло открытого виллиса, в котором были установлены специально сконструированные для парализованного президента стальные перила, выполнявшие роль ограждений, поскольку дверей у виллиса не предусмотрено.

Сам охранник уселся слева на заднем сиденье, справа от него устроился Ланселот. Кортеж Черчилля отправился первым с трехминутным отрывом, замыкал шествие с таким же отставанием Сталин в своем бронированном лимузине, в окружении четырех бронетранспортеров, битком набитых автоматчиками.

Дорога из Ливадии до Алупки шла вдоль берега, изобилуя подъемами, спусками и крутыми поворотами, с которых порой открывались живописные виды на расстилавшееся внизу море и дикие величественные скалы, одна из которых, как было известно Ланселоту, была увенчана крошечным, почти игрушечным замком и за свою живописность называлась Ласточкино гнездо. По пути им не попадалось ни одной посторонней машины, потому что все дороги в округе были давно перекрыты, и гостям всегда предоставляли «зеленую улицу». Тем большее удивление вызвало у Ланселота, что за одним из очередных поворотов неожиданно вырос преградивший дорогу советский военный патруль: офицер, поднявший руку в знак того, что кортеж должен остановиться, а с ним семь автоматчиков. Конечно, это могла быть дополнительная мера предосторожности, однако было почти невероятно, чтобы какой бы то ни было патруль осмелился заступать дорогу американской делегации, а тем более самому Сталину. А если бы впереди на дороге случилось какое-то препятствие: промоина, упавшее дерево или обвал камней, то сначала остановили бы кортеж Черчилля, но он, по-видимому, проехал без помех. Наметанным взглядом десантника Ланселот машинально отметил, что здесь идеальное место для засады: на повороте машины вынуждены были затормозить, недалеко впереди еще один крутой поворот с резким подъемом вверх, слева – обрывающийся к берегу моря край пропасти, справа – склон горы, покрытый густым лесом, где легко могли укрыться снайперы. И как раз в тот момент, когда он это подумал, низкое зимнее солнце бросило свой луч на горный склон, и среди нависших над дорогой кустарников он явственно увидел отблеск стекла, который мог принадлежать лишь оптическому винтовочному прицелу. Первой в кортеже шел бронетранспортер с охраной, вторым – бронированный президентский лимузин, в котором ехал только начальник службы безопасности и фотокорреспонденты, в том числе Лорена Гикос, и лишь третьим – их виллис с Рузвельтом, а за ними еще одна машина охранения.

«Так, – лихорадочно соображал Ланселот, – первой машине достанется из семи автоматов от тех, кто стоит на дороге, под бронированный линкольн для верности закинут пару противотанковых гранат. Значит, вперед нам путь закрыт. Заднюю машину тоже могут подорвать, чтобы никто не смог развернуться. Объяснять что-либо русскому водителю поздно, да и не поймет он ничего по-английски, так что надо действовать!»

– Это засада, господин президент! – прокричал он в ухо впереди сидящему Рузвельту.

С этими словами он ринулся вперед и мощным толчком плеча выбросил из машины шофера, который кубарем откатился по земле от колес, сам прыгнул на его место и, резко выкрутив руль вправо, дал задний ход, а затем вывернул влево, до отказа выжав педаль газа, собирался помчаться по обочине, над самым краем обрыва, назад. Но тут вдруг случилось то, чего он никак не мог предвидеть и что могло явиться ему лишь в страшном сне: при выполнении крутого левого поворота, перила ограждения со стороны президента, которые, по-видимому, забыл закрыть чернокожий телохранитель, когда усаживал в машину своего босса, неожиданно распахнулись, и Рузвельт стал вываливаться из машины, прямо в разверзнутую справа пасть горной пропасти. Ланселот, сам не ведая как, среагировал мгновенно, на лету подхватив его правой рукой и нечеловеческим усилием втащил назад, на сиденье виллиса.

Впрочем, неожиданности на этом не кончились. Джим наконец очнулся от шока, вызванного безумным, на его взгляд, поведением Ланселота. Он, кажется, не понял его мотивации, а просто принял за попытку похитить президента Соединенных Штатов, на что и отреагировал по своему совершенно адекватно – выхватил пистолет и приставил его к голове похитителя. Но ничего большего он сделать не мог, потому что виллис набирал скорость и, нажми он сейчас на курок, неминуемо улетел бы в обрыв вместе со всеми пассажирами. Но его босс оказался гораздо более сообразительным. Все это время – а с момента его «похищения» Ланселотом прошло около четырех секунд – он сумел сохранить редкостное хладнокровие, даже несмотря на чуть было не состоявшийся полет с сиденья машины в пропасть. Рузвельт, как и его советник, видимо, сразу понял, что они попали в засаду, поэтому рукой отвел дуло пистолета от головы водителя, сказав: