Деньги на ветер - читать онлайн книгу. Автор: Эдриан Маккинти cтр.№ 57

В витрине велосипед, прогулочная детская коляска, меховая шуба, ружья.

Я вошла в помещение с низковатым потолком.

Худощавый подросток в голубой футболке читал пособие для поступающих в колледж. Мельком взглянул на меня и снова погрузился в книгу. Самый дешевый пистолет 9-го калибра, предназначенный для полиции, стоил 180 долларов. Впрочем, это не имело никакого значения, вывеска на стене предупреждала, что огнестрельное оружие продается только гражданам США. Другая сообщала, что при покупке обязательно проверяется биография потенциального покупателя.

Парень, похоже, не уполномочен торговаться или нарушать правила.

Черт! Я повернула к двери. Он оторвался от книги:

— Могу я вам помочь?

— Да нет, спасибо.

Он снова углубился в книгу. Попрощалась кивком, но тут заметила нечто, что могло очень пригодиться. У него за спиной на полке было выложено полдюжины полицейских наручников, а над ними стояли баллончики с перцовым аэрозолем.

Мне приходилось пользоваться такими на службе в НРП, но в Гаване они состоят на строгом учете, частным лицам продавать их не разрешается. Сутенерам они, однако, очень по душе. За хранение пистолета автоматически дают год тюрьмы, но, если у вас нашли баллончик, можно откупиться и избежать суда. Я сама как-то толкнула два баллончика газа си-эс за двадцать баксов и недельную норму талонов на продукты. Яйца, сахар, мука. Мы с Рики испекли маме торт ко дню рождения.

— Сколько стоит перцовый аэрозоль? — спросила я.

— Двадцать долларов.

— Я бы купила. Разрешение нужно?

— Нет.

— А стальные наручники?

Парень разворачивает к себе ценник:

— Пятнадцать.

Через две минуты вышла на улицу. Пока я была в магазине, пошел снег. Надела шерстяную шапочку.

Мне по-прежнему нужен пистолет.

План Б.

Достаю рекламу из «Фэрвью пост»: «Продается новая охотничья винтовка Торпа. Цена 750 долларов. „Смит-вессон“, для армии и полиции, калибр 9 мм в хор. сост. с боеприпасами. Цена 400 долларов. Торг уместен».

Адрес: Лайм-Килн-роуд, примерно два километра на север от города.

Денег у меня не было, да я и не планировала покупать оружие.

Рискованно, но другого выхода я не видела. У Эстебана, уехавшего в Денвер, в номере имелся карабин, но номер заперт, а больше ни у кого из мексиканцев в мотеле оружия нет.

Полдень.

Идти на Лайм-Килн-роуд надо сейчас, пока не пропала решимость.

Я подошла к перекрестку у винного магазина. Лайм-Килн-роуд — узкая улочка, две машины едва разъедутся, она уходит, поворачивая, на северо-восток в горы. Тротуара нет, но по опушке леса вдоль дороги вьется тропинка.

По ней-то я и побрела — идти по лесу предстояло минут двадцать.

Мимо под гору неслись машины со скоростью около ста километров в час.

Неброская одежда лучше любого камуфляжа. Стороннему наблюдателю могло прийти в голову лишь одно: вот еще одна мексиканка идет по своим скучным, никому не интересным делам, еще одно не стоящее внимания существо без планов, без мыслей в голове. Никто не сбавил скорость, чтобы не попасть в меня камешками из-под колес, меня вообще не замечали.

Через полчаса уклон дороги сделался особенно ощутимым, деревья поредели, появились выстроившиеся вдоль дороги дома. Я изучала номера на почтовых ящиках.

Номер 44 — маленький желтый домик на колесах в стороне от других.

Вокруг сновало много народу. Играли дети, взрослые сгребали опавшие листья, женщина, укрыв одеялом ноги, читала книгу.

Это свидетели. Плохо. Надо было вчера все выяснить. В такой обстановке надо бы действовать ночью.

До Фэрвью два километра. Назад с пустыми руками не пойду.

Пока меня не успели заметить, я скрылась в лесу. Надо проверить, нельзя ли подойти к нужному дому с тыла. Вскоре я увидела поросший травой двор, в лес от него была протоптана тропинка.

Во дворе валялись автомобильные камеры, виднелись верстак и токарный станок. Рядом возвышался пикап «додж», вернее, его остов.

Была б я настоящим профессионалом, я бы все осмотрела, записала и выждала, но сейчас на это нет времени: какое-то чувство подсказывало мне — надо действовать без промедления. Имя этому чувству было «безысходность».

Я вышла из-под деревьев и приблизилась к домику сзади. Достала из рюкзачка и натянула на голову лыжную маску. Вставила нож в щель между дверью, затянутой сеткой, и притолокой на уровне замка. Пластик лопнул с громким щелчком.

Во дворе через два дома начала лаять собака, но вскоре перешла на рычание и умолкла.

Сердце колотилось о ребра. С ума сошла. Убирайся отсюда, пока не поздно. Но я повернула ручку и оказалась в крошечной грязной кухне. Кастрюли и сковородки на газовой плите, на столе коробка с блинной мукой, рядом пакет молока. В ящике, обитом шерстяной тканью, возле стиральной машины спала крошечная собачка. Проснулась, моргая, уставилась на меня. Рассмотрев, положила голову на лапы.

Глупо, Меркадо. Убирайся, пока не поздно.

Я сжала в руке нож и толкнула дверь в следующую комнату.

Это оказалась гостиная и столовая одновременно. В кресле спиной ко мне, с банкой пива в руке, сидел мужчина, смотрел телевизор. Трудно было определить, крупный он или малорослый, молодой или старый. В другой руке, должно быть, он держал пульт дистанционного управления: каждые пятнадцать-двадцать секунд один канал сменялся другим.

Стены комнаты были выкрашены в неяркий желтый цвет; если не считать нескольких газетных вырезок на полу, все довольно опрятно. Вдоль стены стояли шкафы, через окно, выходящее на фасад, я видела детей, они перебрасывались мячом для американского футбола.

Чем дольше я так стояла, тем труднее было начать.

Неслышно ступая, стараясь, насколько это позволяли натянутые нервы, не совершать лишних движений и не шуметь, я сделала несколько шагов к креслу. Посмотрела на нож.

Как я это сделаю?

Быстро.

Одним движением. С первой попытки, потому что второй не будет.

Становлюсь у него за спиной, смотрю сверху вниз на макушку. По краю лысины кайма седых волос.

Сжимаю нож, делаю глубокий вдох. Нож рассекает воздух и замирает у его горла.

— Не двигаться! — предупреждаю я.

— Твою мать! — пугается он, но не двигается.

— Это охотничий нож, он у яремной вены. Не шевелись, не то рассеку — умрешь через минуту. Ты меня понял?

— Да, понял, — говорит он с неожиданным хладнокровием, как будто маньяк с ножом, появляющийся во время телепередачи, — явление для него неприятное, но вполне обыденное.