На протяжении моей речи лицо Коронадо мрачнело, и он, не сомневаюсь, уже был готов осыпать меня гневными проклятиями, но как раз в этот момент Эстебан, который всё это время праздно прохаживался по комнате, словно невзначай оказался рядом со мной.
Мгновенно обхватив одной рукой его шею, я подтянул мавра к себе, а другой рукой выхватил из ножен висевший у него же на поясе стальной нож. Эстебан предпринял отчаянную (конечно же, притворную) попытку вырваться, но отказался от неё, когда увидел, что стальное лезвие приставлено к его горлу. Стоявший рядом со мной Уалицтли взирал на происходящее в изумлении.
— Солдаты! — взвизгнула Г’нда Ке с противоположного конца комнаты. — Прицельтесь! Убейте этого человека!
Кричала она громко, но на науатль, и испанцы, разумеется, её не понимали.
— Убейте скорее их обоих!
— Нет! — воскликнул брат Маркос.
— Отставить! — рявкнул одновременно с ним Коронадо, как и предсказывал Эстебан. Солдаты, уже нацелившие аркебузы или обнажившие мечи, замерли в растерянности, не предпринимая никаких действий.
— Как нет? — завопила Г’нда Ке, словно не веря услышанному. — Почему вы не хотите их убить? Вы, белые глупцы, ведёте себя как робкие женщины!
Она бы наверняка продолжила свою непонятную тираду, но её перекричал монах.
— Пожалуйста, ваше превосходительство! — отчаянно завопил он. — Мы не можем позволить себе риск лишиться...
— Без тебя знаю, недоумок! Захлопни рот! И заткните наконец эту орущую суку!
Я медленно пятился к двери, делая вид, будто силой волоку беспомощного мавра. Уалицтли держался рядом с нами. Эстебан вертел головой из стороны в сторону, словно в поисках помощи; его глаза в напускном ужасе выкатывались из орбит. Мавр намеренно двинул головой так, чтобы моё лезвие слегка оцарапало ему кожу и все увидели текущую по шее струйку крови.
— Опустить оружие! — скомандовал Коронадо солдатам, которые, разинув рты, пялились то на него, то на наше медленное, осторожное продвижение. — Стоять на месте. Никакой стрельбы, никаких мечей. Я предпочту лишиться обоих пленников, чем одного этого ничтожного мавра.
— Сеньор! — громко крикнул я. — Прикажи одному из стражников выбежать наружу и объявить всем солдатам твой приказ не нападать на нас и никоим образом не препятствовать нашему уходу. Как только мы окажемся в безопасности, я немедленно освобожу твоего драгоценного мавра. Даю в том слово.
— Согласен, — процедил сквозь зубы Коронадо и подал знак стоявшему у двери солдату. — Ступай, сержант. Сделай, как он сказал.
Обогнув нас на почтительном расстоянии, испанец поспешно выбежал за дверь. Мы с Уалицтли и ковылявшим с выпученными глазами Эстебаном ненамного от него отстали. Во время нашего следования по короткому коридору, в котором я раньше не был, вниз по лестнице и через дверь наружу никто не пытался нас остановить. Когда мы вышли из дворца, солдат уже громко выкрикивал приказ губернатора, а у коновязи (это заранее устроил Эстебан) нас дожидалась осёдланная лошадь.
— Тикитль Уалицтли, — обратился я к целителю, — тебе придётся бежать рядом. Прости, но на твою компанию никто не рассчитывал. Я буду вынужден пустить лошадь шагом.
— Нет, клянусь богом войны Уицилопочтли, езжай галопом! — воскликнул целитель. — Пусть я старый толстяк, но помчусь как ветер, лишь бы поскорее отсюда убраться.
— Во имя Бога, — пробурчал Эстебан себе под нос. — Кончайте болтать, надо уносить ноги. Перебросьте меня через седло, вспрыгните позади — и деру!
Я забросил мавра на спину лошади (точнее, он запрыгнул сам, но так, чтобы со стороны это выглядело иначе), а губернаторский сержант тем временем орал во всю мощь своей глотки:
— Освободите им путь! Не задерживать! Прочь с дороги!
Все остальные люди на улице — и солдаты, и горожане — молча таращились на столь примечательное зрелище, от удивления разинув рты. И только когда я уселся позади луки седла, демонстративно приставив нож Эстебана к его почкам, до меня дошло, что лошадь до сих пор так и не отвязана. Это пришлось делать тикитлю, который передал поводья мне. Потом, верный своему слову, целитель припустил рядом с лошадью с похвальной для его возраста и комплекции скоростью, позволившей мне пустить лошадь рысью.
Когда дворец скрылся из виду и возгласы солдата уже не были слышны, Эстебан — хотя его растрясло, пока он неуклюже висел головой вниз, — стал указывать мне путь:
— Повернёшь на следующей улице направо, а потом налево, и так далее, пока мы не покинем центр города и не окажемся в одном из бедных кварталов, где живут рабы.
Так мы и сделали, причём рабов на улицах попадалось мало (в этот час почти все они были на работе, встречавшиеся же старательно отводили глаза). Вероятно, они решили, что мы — два индейца и мавр — тоже рабы, воспользовавшиеся поистине уникальным способом побега, и хотели, если их потом будут спрашивать, с чистой совестью отвечать, что ничего не видели.
Когда мы добрались до дальних окраин Компостельи, где стояли лишь редкие хибары рабов и не было видно ни одного человека, Эстебан велел нам остановиться. Мы с ним сошли с лошади, а тикитль, тяжело дыша и потея, растянулся на земле. Пока Эстебан растирал живот, а я — крестец, мавр сказал:
— Хуан Британико, до этого места я, в качестве «заложника», мог обеспечить вашу безопасность. Но дальше, за городом, уже находятся наружные посты и патрули, не получавшие приказа вас пропускать. Хочешь не хочешь, но тебе и твоему спутнику придётся каким-то образом пробираться самим — пешком и украдкой. Мне остаётся лишь пожелать вам удачи.
— Которая до сих пор сопутствовала нам благодаря тебе, amigo. Я верю, что удача не покинет нас и сейчас, когда мы так близки к свободе.
— Коронадо не отдаст приказа о погоне, пока я не вернусь целым и невредимым. Как я уже говорил и как показали события, честолюбивый губернатор и алчный монах не смеют подвергать опасности мою чёрную шкуру. Так что...
Он быстро взобрался в седло, на сей раз сев в него как следует.
— Дай-ка мне нож.
Я отдал ему нож, и мавр в нескольких местах порвал им свою одежду и нанёс себе не опасные, но заметно кровоточившие порезы.
— А сейчас, — сказал Эстебан, отдавая мне нож, — плотно привяжи мои руки поводьями к луке седла. Чтобы выиграть для тебя как можно больше времени, я поплетусь к дворцу как можно медленнее. Мне ничего не будет — сошлюсь на то, что вы, жестокие дикари, избили меня до полусмерти. Кожа у меня, слава богу, чёрная, и отсутствия синяков никто не заметит. Но, Хуан Британико, больше я для тебя ничего сделать не смогу. Сразу по моему возвращению Коронадо пошлёт за тобой погоню, которая, будь уверен, переворошит в окрестностях каждый камушек. К тому времени ты должен оказаться отсюда как можно дальше.
— К тому времени, — отозвался я, — мы уже надёжно укроемся либо в гуще наших родных лесов, либо, не менее надёжно, в том мрачном месте, которое вы, христиане, называете адом. Мы благодарим тебя за доброе сердце и помощь, за твою смелую изобретательность и за то, что ты ради нас не побоялся подвергнуть себя опасности. Езжай, amigo Эстебан. Желаю тебе самому как можно скорее счастливо обрести свободу.