Бизнес-план счастья  - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Мартова cтр.№ 32

— Что чувствует человек, у которого свистнули пятнадцать миллионов рублей? — спросила Вера.

— У меня, как выяснилось, со счета свистнули еще двенадцать! — в сердцах сказал Молчанский. — Потому что, хочешь верь, хочешь нет, но вся эта афера с подставной фирмой — точно не моих рук дело. Так что чувствую я себя, как лох, которого обвели вокруг пальца. Но я точно выясню, кто это сделал. В этом даже не сомневайся.

— А те, остальные три пропавшие фигурки были следующие по стоимости в вашей коллекции? То есть я хочу спросить: пропало самое ценное?

— Да. — Молчанский снова усмехнулся, но хорошо, по-доброму. — Ты все-таки удивительно умная баба. Да! И первый вор, и второй хорошо знали истинную ценность того, что брали. А тут много мелочей, имеющих значение. К примеру, на цену нэцке влияют их художественное достоинство, уникальность, спрос у коллекционеров, и только в последнюю очередь — возраст. Кстати, хочешь, я покажу тебе свою любимую фигурку?

Он протянул руку и достал из шкафа резную лодочку, в которой сидели люди и маленькая обезьянка. Подержал в ладони, словно согревая, протянул Вере.

— На, рассмотри хорошенько. Это нэцке «Японцы с обезьяной и барабаном в лодке». Она дешевле, чем те фигурки, которые пропали, но я ее очень люблю. В тот день, когда я ее купил, со мной случилась одна, скажем так, приятность. И хорошее настроение от покупки наложилось на эту приятность, так что теперь, когда мне нужно немножко приободриться, я беру ее в руки. От нее идет волна, разве ты не чувствуешь?

Вера ничего подобного не чувствовала, но на всякий случай кивнула.

— А это не вредно — держать их в руках? — спросила она, чтобы свернуть со скользкой темы. — Они же старинные, да еще из слоновой кости.

— Наоборот. Нэцке привередливы в хранении, потому что им требуется постоянный телесный контакт с человеком. Их обязательно нужно время от времени брать в руки, потому что иначе они теряют патину, то есть насыщенность цвета. Становятся как будто мертвыми. Прикосновения человеческих рук — обязательное условие долгой жизни для нэцке, и любой настоящий коллекционер с первого взгляда определит, если фигурку никто не держал в руках более полугода. А вообще в мире всего около двух миллионов фигурок. Это не так и много. Так что их коллекционирование — удел избранных.

Вера разжала ладонь и посмотрела на лежащую на ней фигурку. Из маленькой лодочки выглядывала крохотная обезьянья мордочка. Играющая на барабане обезьянка улыбалась. Вера моргнула, чтобы избавиться от наваждения, посмотрела снова. Нет, не показалось.

— А что хорошее случилось с вами в тот день, когда вы купили эту фигурку? — Почему-то в этот момент ей показалось страшно важным задать этот вопрос. — Когда это было?

— 30 декабря будет год. — В голосе Молчанского вдруг зазвучала несвойственная ему неуверенность. Словно он размышлял, говорить или лучше промолчать. — В тот день я отпустил тебя с работы пораньше и передал подарок для твоего сына.

Вера кивнула в знак того, что помнит.

— Да, это была железная дорога, очень дорогая. Я бы никогда в жизни не смогла ему такую купить. И что дальше?

— А дальше ты меня поцеловала, — тихо сказал шеф. Так тихо, что Вера с трудом его расслышала.

Она не успела удивиться играм своего разума, затеявшего сейчас скверную шутку, как Молчанский сделал шаг вперед, прижал ее к себе и поцеловал в губы.

* * *

Во дворе было пустынно и тихо. Странно, на часах только половина восьмого, а двор словно вымер. Окна домов, их собственного и соседних, конечно, светились, поскольку до ночи было еще далеко. Но детская площадка и скамеечки у подъездов были пустынны, а парковка, наоборот, плотно заставлена машинами, чьи владельцы уже вернулись домой.

За окнами шла жизнь, для каждого своя. Мягкий желтый свет вырывался из-за штор, где-то задернутых, а где-то распахнутых, словно их хозяева не стеснялись выставлять свою жизнь напоказ. Впрочем, в их элитном, обособленно стоящем микрорайоне «Изумрудный город» никто не мог подглядывать в окна. Дома стояли так, что не давали для этого возможности. Проектировал микрорайон хороший архитектор. Да и вообще здесь все было по высшему разряду: кирпич, кровля крыш, газоны, летом засеянные ровной травой, которая даже сейчас, усиженная белыми мухами первого снега, выглядела зеленой.

Хлопья снега, мягкие, похожие на тополиный пух, летели в лицо. Светлана чихнула и подняла повыше воротник бежевого кашемирового пальто. Пустынность двора была ей только на руку. Она не хотела никого видеть и ни с кем говорить. Ее прошлая жизнь, казавшаяся всем совершенной, идеальной мечтой, жизнь, в которой были любящий муж, двое детей, достаток и сопутствующий ему комфорт, заграничные вояжи и возможность в любой момент купить вот такое пальто — стильное, дорогое, бархатистое на ощупь, мягко ласкающее кожу шелком подкладки или шерстяной нежностью верха, теперь виделась несуществующей, далекой, как внеземная галактика.

Эта жизнь была полностью разрушена, погребена под обломками ворвавшейся в нее стихии, но Светлана ни о чем не жалела. Ну надо же, еще совсем недавно она была уверена, что муж не может ей изменять. В этом крылось что-то неизмеримо пошлое, а Молчанский терпеть не мог пошлости. Его корчило от малейшего ее проявления.

Он не кичился своей верностью, она для него была чем-то естественным. В его насыщенной событиями жизни вполне хватало острых ощущений, которые дарили бизнес, схватка с конкурентами, реализация нового проекта, дайвинг, катание на горных лыжах, хорошая баня с друзьями или вкусный, по особому рецепту замаринованный шашлык.

И Светланы ему вполне хватало. У них были свои, только им с юности известные ритуалы, маленькие тайны, от которых становилось очень хорошо, и горячая кровь растекалась по венам, и кожу как будто кололи тысячи иголочек, но не больно, а приятно-приятно. Муж, как в песне «я знаю все твои трещинки», легко считывал любое ее желание, а она знала, как доставить ему удовольствие, и не было в их близости ничего чересчур яркого или безумного, не было роскошных взрывных фейерверков, расцвечивающих небо огненными всполохами, но был ровный гудящий огонь, как зимой в печной трубе, и тепла от него хватало на всю длинную морозную ночь.

Тем удивительнее была для Светланы внезапно свалившаяся на нее страсть. Она нагрянула оттуда, откуда ее никто не ждал. В виде совсем обычного, а главное — давно привычного человека, с которым они совершенно случайно остались наедине прошлым летом. Встретились на пляже, пошли купаться, в реке внезапно поцеловались, вышли из воды, держась за руки, занялись любовью, поспешно, бесстыдно, прямо на расстеленных на берегу полотенцах, нимало не смущаясь, что их могут увидеть.

За все предыдущие годы своей сорокашестилетней жизни, за все время замужества, перевалившего за серебряную свадьбу, никогда-никогда Светлана не испытывала ничего подобного. В ее крови бушевал смерч, вихрь, торнадо, срывавшее кожу, оголявшее нервы. Ей хотелось длить и длить те мгновения, которые она снова и снова проводила со своим любовником, и совсем не хотелось возвращаться домой, к мужу, перед которым она чувствовала себя виноватой.