Мои двадцать пять лет в Провансе - читать онлайн книгу. Автор: Питер Мейл cтр.№ 17

Спортивный редактор, прибывший во Францию, дабы оценить здешние поля для гольфа, услышал, что boules, французский вариант игры в шары, очень популярен в Провансе. И, почувствовав возможность добыть интересный материал для своей газеты, приехал к нам из Ривьеры для сбора информации. Я рассказал все, что знал: игру эту изобрели в Провансе, где она называется петанк (происходит от окситанского слова петанка, что значит «вросшие в землю ноги»), изложил правила, насколько я их помнил. Этого оказалось недостаточно, редактор захотел посмотреть игру. Мы договорились встретиться вечером в соседней деревне, где, как я полагал, можно будет увидеть все своими глазами.

Важным дополнением к любой приличной площадке для boules является кафе. Там утомленные игроки могут подкрепиться, а зрители с удобством наблюдать с террасы за разворачивающимся действом. Эта традиция восходит к началу XX века и существенно увеличивает популярность игры.

Когда мы оказались на месте, суррейский журналист пришел в ужас, увидев terrain, игровое поле, представляющее собой прямоугольники утрамбованной земли и щебня. «Они играют на этом? – с удивлением воскликнул он. – Как же они смогут определить, куда покатится шар?» К счастью, мне не пришлось отвечать, потому что игра как раз началась и журналист сразу понял, что здесь требуются совсем иные умения по сравнению с теми, что демонстрируются на гладкой суррейской травке.

Чем дальше, тем ему становилось интереснее. Он был восхищен изящными бросками игроков, долгим дугообразным полетом шаров и беспощадной точностью, с которой шары бомбардировали своих соперников, приземлившихся слишком близко к маленькому шарику под названием кошонет. Журналист узнал много ценного.

Но самое интересное я приберег напоследок. И поведал ему, что традиционно при счете 13:0 проигравший должен поцеловать барменшу пониже спины. «Боже мой! – отреагировал он. – Такого в Суррее не дождешься!»

Другим следствием моих интервью британской прессе был поток писем, которые мне начали присылать читатели, – сотни писем, и я их все сохранил. Чаще всего люди писали, как им понравилась моя книга, и с их стороны это было очень мило. Но некоторые читатели в страшном возмущении, однако без каких бы то ни было доказательств, упрекали меня в уничтожении Прованса. Я отправлял им ответные письма с вопросом: как же именно я его уничтожил? Единственное объяснение, которое имеет смысл здесь процитировать, следующее: «Ваша книга валяется в каждом туалете Уилтшира».

Над таким комментарием можно было бы просто посмеяться, но появились и другие, не столь своеобразные обвинения, к которым я попытался отнестись серьезно, но вскоре понял, что они сделаны с позиций редкостного невежества. К примеру, один критик, которому я ответил, признался, что за пять лет побывал в Провансе дважды и провел там в общей сложности десять дней. Но он все равно был уверен, что Прованс мною уничтожается, потому что цена за чашку кофе в его любимом кафе возросла на десять сантимов.

Среди всей моей провансальской корреспонденции одно письмо было по-настоящему неприятное. Оно принадлежало человеку, который заявил, что я пишу чепуху. Но это еще полбеды. Далее следовал целый набор оскорблений, завершившийся сообщением, что он вложил в письмо купюру в двадцать пять франков, потому что, по его мнению, я за свои писания других денег никогда не получу. Тон письма заставил меня ответить. Автор совершил ошибку, сочинив свое послание на бумаге с обратным адресом. Я не смог удержаться и отправил назад его купюру, обернув в нее медицинскую свечку. Ответа не последовало.

А мое самое любимое письмо пришло от человека, чья жизнь, как и моя, претерпела серьезные перемены. Он писал из Бродмура, известной британской тюрьмы, куда помещаются невменяемые преступники. По его словам, моя книга дала ему целый день передышки от срока, к которому его приговорили. Подписавшись, он оптимистично добавил: «Ничего серьезного. Скоро выйду».

Довольно часто вместо писем люди являлись сами. Читатели, отдыхавшие в Провансе, приезжали к нам на машинах, велосипедах и даже приходили пешком в поисках получасового развлечения. Надо сказать, иногда это было развлечением для меня тоже, лишний повод оторваться от пишущей машинки, прервать свою борьбу с алфавитом и подписать парочку зачитанных экземпляров собственных книжек. А потом вернуться к работе с еще бо́льшим воодушевлением. Ничто не может сравниться со словами одобрения довольного читателя.

Что касается журналистской братии, то я до сих пор не могу забыть интервью, которое у меня брал серьезный молодой человек, вооруженный вопросами, которых мне до него никто не задавал. Чем занимался мой отец? Где я ходил в школу? Есть ли у меня дети? Я был несколько озадачен, потому что вопросы не имели никакого отношения к Провансу. В конце концов я спросил, где будет напечатано его интервью.

– А разве вам не сказали? – удивился он. – Мы готовим ваш некролог.

Когда-то среди тех англичан, кому посчастливилось пережить обучение в частных школах, существовало распространенное мнение, что любая проблема со здоровьем, кроме сломанной ноги, может быть успешно устранена двумя таблетками аспирина и холодным душем. Жалобы и нытье – удел обывателей. Все тогда восхищались стоическим пренебрежением к боли и прочим симптомам болезней.

Но ситуация начала меняться несколько лет назад, когда в эти храмы наук и учения стали принимать девочек, с которыми пришли более гуманные взгляды. Но для тех из нас, кто учился в недобрые старые времена, все еще сильны прежние воспоминания и обиды. Я до сих пор помню, каким обидным для Франции было распространенное убеждение, что все французы – ипохондрики. Почему? Никто ничего не объяснял и примеров не приводил – возможно, из-за того, что никто из нас никогда не был во Франции и не знал ни одного француза. Но мысль эта засела в голове, и мы чувствовали свое превосходство над этой нацией и свою особую мужественность.

Наши первые поездки во Францию, казалось, подтверждали, что французы гораздо серьезнее относятся к своему здоровью, чем английские школьники. Аптек было больше, и в них даже стояли стулья для тех, кто ждет своей очереди. Ждать, кстати, приходилось долго, потому что каждый покупатель хотел, чтобы ему не просто сунули лекарство, а дали обстоятельные рекомендации. Рецепты изучались и обсуждались. На прилавке один за другим появлялись пакетики болеутоляющих средств, затем таблеток, улучшающих пищеварение, за ними шли бандажи, глазные капли, капли от насморка и слабительные. И наконец, когда было принято окончательное решение по каждому пункту, покупатель с трудом выходил из аптеки, таща с собой набитый пластиковый пакет, который обеспечит ему здоровье по крайней мере на неделю.