Право быть - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Иванова cтр.№ 45

— Ему ведь по возрасту ещё рановато отекать?

— Разумеется, рано. Да и всё его сложение не предполагает... Сосуды сильные, крупные, мышцы, привыкшие к движению, в таком теле жидкости не застаиваются. Не имеют права застаиваться.

— И всё же такое несчастье произошло. Есть объяснения?

Гизариус нервно постучал пальцами по столу, потом, словно внезапно вспомнив нечто важное, ринулся к голове трупа и раскрыл ещё не успевшие окоченеть челюсти пошире.

— Я так и думал! Ох уж эти придворные веяния!

— О чём вы?

— Взгляните сами. Видите этот вязкий зеленовато-белый налёт на языке и дёснах?

Мы с Полланом, как два послушных ученика, посмотрели туда, куда указывал лекарь, и кивнули.

— Он остаётся от настоя ворчанки. Такая неприметная травка, сорняк, правда, обладает приятным вкусом, нужно только особым образом приготовить.

— А при чём тут двор и веяния?

— Этой весной кто-то попробовал добавить ворчанку в вино, получился бодрящий терпкий напиток, главное, не вызывающий сильного опьянения, и теперь вся знать поголовно мешает вино с травой. А ведь её настой нельзя пить каждый день и помногу, потому что ворчанка хороша при обезвоживании или необходимости сохранить влагу внутри тела, если же её пьёт здоровый человек, могут возникнуть сильные отёки.

— И как часто нужно пить эту траву, чтобы пальцы опухли?

Лекарь быстро сосчитал в уме:

— Этот парень пил каждый день, но, поскольку ещё довольно молод, состояние не особенно плачевно.

А вот Магайон снял кольца давным-давно: на его пальцах уже и следов от украшений не осталось. Значит, его светлость запал на ворчанку ещё в начале лета, если не раньше.

— Говорите, её пьёт вся знать?

— Вся. Без исключения.

— А простые люди?

Гизариус посмотрел на меня, как на сумасшедшего:

— Простым людям есть чем заниматься, нет нужды тянуть в рот всяческую гадость. И потом, простой народ пьёт эль, а не вино, а с элем эту траву лучше не смешивать, иначе не отплюёшьея.

Не скажу, что новость радостная, но, с другой стороны, это не Вэлесса, вынужденно глотающая отравленную воду, а придворный каприз. Кстати о королевском дворе:

— Полевые агенты тоже причисляют себя к знати?

— С какой ещё...

— Этот пил ворчанку и помногу, как вы сами сказали. Разве он — знатный человек?

Лекарь и наблюдатель тревожно переглянулись, потом оба позарились на меня примерно с одинаковым выражением лица.

— Вы что-то связали воедино? — спросил Поллан.

— Возможно.

Слово вырвалось изо рта раньше, чем я успел сообразить, на что подписываюсь.

Ох, хотелось бы оставить все свои выводы при себе, например, до появления господина ректора Академии, но в таком случае просто подведу людей. Тех нескольких, с которыми разговариваю. Роллену. Борга. Магайона и его сестричку, чья зависть в кои-то веки вдруг попала в точку риска. Я могу помочь им и могу оставить без помощи, так что же выбрать? Как поступить, если даже трудно предположить, чем обернётся моё вмешательство?

Сначала развеять последние сомнения.

— Ворчанка влияет ещё на что-нибудь в человеческой плоти?

Сумерки герцогского дома, неточные выстрелы в переулке — это ведь звенья одной цепи, верно?

Гизариус кивнул:

— Глаза начинают болеть от яркого света. Но опять же это происходит, только когда пьёшь настой слишком часто.

Поэтому Магайон приказывает занавесить окна, а убийца промахивается в тот единственный раз, когда мог бы меня достать. Он долго шёл за нами по освещённой солнцем улице, но всё же не решился выждать, пока глаза перестанут болеть. Он торопился. Что его подгоняло? Приказ, отданный тем, кто повелевал приворотом?

— Вы что-то знаете?

Трудно сказать. Догадки, догадки, догадки... Одни только неясные впечатления, предположения, фантазии. Но, будучи облечёнными в слова, они станут весомее, значительнее, более похожими на реальность, пусть и на лживую. Солгать или нет — не вопрос. Да и промолчать уже не смогу. Поздно.

— Подозреваю, что герцог также не избежал пристрастия к названной вами траве. По крайней мере его пальцы выглядели чрезмерно опухшими. Но если то, что Магайон подвержен придворным поветриям, выглядит чем-то вполне объяснимым, хотя он и не кажется человеком, готовым поступиться собственным мнением в угоду кому-нибудь или чему-нибудь, то полевой агент с признаками употребления свойственного знати лакомства уже наводит на размышления. Если он и мог позволить себе вино, то не каждый же день и не в таких количествах, верно? Тем более если находился на службе. Хотя...

Я ещё раз, для верности внимательно посмотрел на лицо самоубийцы.

— Нет, вряд ли его часто пускали за благородный стол. Значит, он пил ворчанку по иной причине, вполне возможно, не зависящей от него самого. Пил по принуждению. И это возвращает логическую цепочку к...

— Приворотному зелью, — закончил мою мысль Поллан.

— Да.

— Хотите сказать, что и этот человек мог быть заговорён?

— Допускаю. И очень похоже, что тем же зельем, что и герцог.

Гизариус покачал головой:

— Ворчанку никто не использует в приворотах.

— Как рассказала нам одна знахарка из Травяных рядов, приворотные зелья могут быть сварены на чём угодно, а могут вообще состоять из одной только воды.

— Что-то новенькое! — недоверчиво хмыкнул лекарь.

— В отчёте, который сейчас переписывает Борг, всё будет указано в мельчайших подробностях. И, пожалуй, свидетельству той женщины нет повода не доверять. Вкратце говоря, приворожить может любой любого, если подобрать нужный состав зелья, открывающий внутренний слух человека для приворотных слов. Так что и ворчанка...

— Может вдруг оказаться волшебной травой. Допустим, — согласился Гизариус. — Итак, герцога приворожили?

— Очень похоже.

— Мы можем это доказать?

Я развёл руками:

— Не представляю как. Разве что раздобыть несколько капель этого пойла и провести опыт. Но кто пустит нас в дом Магайона, да ещё разрешит его обыскать?

Поллан помолчал, потом решительно кивнул:

— Есть способ. Но участвовать в его исполнении придётся вам, потому что у мастера Гизариуса много других дел, а мне уже не по возрасту и чину ночные прогулки.

Время вынужденного ожидания — лучшее время для приведения мыслей в порядок, ведь в ночной тишине отходящего ко сну города думается ещё лучше, чем на рассвете, потому что темнота, пряча за собой стены домов и лица людей, помогает сознанию не отвлекаться и не рассеиваться.