Право быть - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Иванова cтр.№ 30

— У меня от твоих слов мурашки по коже, — призналась Роллена.

— Знаешь, у меня тоже. Но на боязнь у нас сейчас нет времени, потому что...

Мы уже пришли на улицу Проигранной Зари.

Наследное владение рода Магайон летом выглядело лишь чуть привлекательнее, чем зимой, и только благодаря усилиям густо-зелёных плетей дикого винограда, причудливыми узорами вольготно расползшегося по каменным стенам. Главный вход слева и справа обрамляли два узких чёрных полотнища, висящие, судя по всему, ещё с похорон, потому что изрядно поседели от пыли и солнечных лучей, не всегда бывающих ласковыми. Герцог по-прежнему носит траур? Как-то скорбь не вяжется с появлением любовницы, грозящей стать законной женой. Он должен был бы распорядиться убрать напоминания о горе, а вместо того словно махнул рукой на мир вокруг себя. Неужели его страсть так сильна, что не позволяет уделять внимание ничему иному? Но тогда в нашем свидетельстве нет никакого прока, ведь человек, облечённый могуществом и властью, всё равно поступит по-своему... Ну, Борг, попадись ты мне, услышишь много нового о себе!

Здешний привратник тоже принадлежал к ветеранам, но держался бодрее и много суровее, чем тот, что охранял покой маркизы Эгарт. Правда, явление королевского орла подействовало не менее эффективно: нас пропустили без продолжения расспросов. Но на сём сходство между нашими визитами в дома двух близких родственников и закончилось, потому что явления герцога мы прождали не менее четверти часа, дыша холодной пылью в зале с занавешенными густой кисеёй окнами.

Дядюшка Хак пришёл побеседовать один, без слуг и охранников, наверное, догадываясь, о чём пойдёт речь, и благоразумно не желая выносить лишний сор из родных стен. Длинная домашняя мантия, окантованная чёрными лентами, печать грусти на стареющем лице, пальцы, свободные от колец... Хм, странно. Обычно аристократы обожают увешивать себя драгоценностями и уж тем более ни на миг не расстаются со знаками своего положения и личной печаткой. В прошлую нашу встречу герцог сверкал перстнями не тусклее, чем первая придворная красавица, что же заставило его изменить привычкам? Ага, суставы выглядят немного увеличенными. Дядюшку Хака мучают отеки? Тогда понятно, почему он не рискует сдавливать пальцы металлическими оковами. Только не рановато ли? Он ведь ещё не настолько стар, даже любовницу завёл... Кстати о любовнице. Мы же пришли сюда не праздно проводить время?

— Доброго... — Роллена не успела закончить приветствие: герцог запахнул полы мантии, сел в единственное кресло и сухо спросил:

— С чем пожаловали?

Девушка опять не удержалась и поклонилась, хотя уже с намного большим достоинством, чем в прошлый раз.

— Дело защиты крови, доу.

— Позвольте угадаю! Моя престарелая сестрёнка никак не угомонится? Можете передать ей мои наилучшие пожелания поскорее сдохнуть. Бесится оттого, что её больше не приглашают ко двору, и поэтому решила напоследок напакостить всем, до кого доберётся?

— Доу, заявление маркизы было рассмотрено Опорой трона и принято к расследованию. Мы пришли сюда, чтобы засвидетельствовать...

— Засвидетельствовать моё падение? — Герцог зло расхохотался и тут же мгновенно избавился от малейших следов улыбки на лице и во взгляде. — И кто призван быть свидетелем? Простолюдин, желающий выслужиться, и девица, даже не умеющая выговаривать слово «честь»?

Роллена покраснела. Благодарение богам, что в сумерках зала краска, залившая лицо девушки, смотрелась не столь ярко, как при дневном свете, но суть произошедшего от отсутствия солнечных лучей не изменилась. Дядюшка Хак намеренно оскорбил мою спутницу.

Действовал подобным образом с целью поскорее избавиться от нашего присутствия? Посмотрел и справедливо решил, что ни девушка, ни я не сможем оказать сопротивления? Расчёты, может быть, произведены верно, однако не учтено одно важное условие задачи. Моё неприятное удивление.

Не могу сказать, что хорошо знаю герцога, но все наши встречи убеждали в том, что Магайон — человек чести, пусть временами излишне суровый и взбалмошный. А теперь получается, что братец, если и ушёл от сестры, то не дальше соседнего угла комнаты? Не могу поверить. Герцог выглядит и ведёт себя так, будто постоянно чувствует угрозу, и это очень странно. Кто может представлять опасность для столь влиятельного дворянина? Думаю, даже король не решится напрямую велеть дядюшке Хаку распрощаться с мыслями о женитьбе. Нет, что-то здесь не так. Мужчина, сидящий напротив нас и напряжённо ожидающий развития событий, а не наслаждающийся зрелищем униженной женщины, готов сражаться и оборонять... Но что именно? Неужели свою любовь? Неужели неизвестная девица настолько его покорила? Я хочу на неё посмотреть. И поскорее!

— Нет ничего дурного в том, чтобы честной службой зарабатывать уважение. Но бить противника не своим, а услужливо подставленным руками блудливых лицемеров оружием постыдно. И не для того, кто принимает, а для того, кто наносит удар.

Дядюшка Хак меньше всего был готов получить ответ, а уж отпор и подавно.

— И что означает сия витиеватая отповедь? Что я...

— Вы поёте с чужого голоса, герцог. И мне искренне жаль, что у вас не достало собственного таланта что-то сочинить.

Он побледнел, подаваясь вперёд:

— Ты обвиняешь меня во лжи?

— Не вас, а тех, кого вы слушаете или слышите. И, право слово, в некоторых случаях лучше оказаться туговатым на ухо, нежели иметь тонкий слух!

Наверное, я немного перегнул палку, объявляя Магайона чужим подпевалой, но, с другой стороны, лучшего способа ответить равным оскорблением не было. Любую женщину можно обидеть, назвав шлюхой, это известно всем. Но когда дело касается мужчин, почему-то ищутся потаённые поводы, создаются сложнейшие конструкции, либо беседа переходит к сравнению качественных и количественных характеристик плоти в отрыве от духа, а между тем нет ничего проще, чем оскорбить мужчину, не прилагая сил и не скатываясь до площадной брани. Нужно всего лишь сказать ему: эй, парень, а ведь у тебя нет своего мнения, ты всего лишь кому-то подпеваешь. Получается одновременно упрёк в неосведомлённости, в подчинённости кому-либо, а значит, слабости и признание собеседника ничтожным противником. Действует безотказно.

Герцог тяжело опёрся о подлокотники кресла, очень медленно поднялся на ноги и ещё медленнее приблизился ко мне. Остановился, когда между нашими носами осталось не более дюйма пространства, и тихо, но внятно проскрипел:

— Если ты хотел меня разозлитъ, тебе это удалось.

— Я преследовал несколько иную цель, но удовлетворюсь и этой.

— А я — нет.

Он смотрел мне прямо в глаза, не мигая и не двигая ни единым мускулом лица, казалось, даже произносимые слова звучат не изо рта, а откуда-то со стороны, только влажное дыхание, касающееся моей кожи, уверяло: герцог всё ещё жив.

— И что же может удовлетворить вас?

— То, что принято между благородными людьми.