Ноев ковчег писателей - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Александровна Громова cтр.№ 103

Некрасову, трудную, непохожую на других, она очень ценила, верила в нее и бесконечно много ей прощала. Так было в Ташкенте, что потом было – не знаю. Бедную, голодную, затурканную, некрасивую и эгоцентрично агрессивную было легко пихать, высмеивать и отталкивать. Но Анна Андреевна была самой прозорливой и самой доброй. Она прощала ей все ее выходки, грубости, непонимание, словно это было дитя, вышедшее из леса, мало знавшее о людях и еще меньше о самой себе ^{[444] [445]}.

Милый Илья Григорьевич,

посылаю Вам стихи Ксении Александровны Некрасовой. Мне они кажутся замечательным явлением, и я полагаю, что нужно всячески поддержать автора.

Стихи Некрасовой уже появлялись в журналах до войны. По эвакуации она попала в горы, на рудники. Потеряла ребенка. Муж сошел с ума и терроризирует ее. Сама она на границе всяких бед. Не знаю, что можно для нее сделать, может быть, вызвать ее в Москву, может быть, снестись с Фрунзе (она в Киргизии), чтобы ее вызвали в центр и снабдили всем необходимым.

Конечно, самое лучшее было бы напечатать стихи Некрасовой в журнале или газете – Вам виднее.

Пожалуйста, передайте мой привет Любови Михайловне. Надюша целует вас обоих.

Ахматова.

Адрес Некрасовой: Сюлюкта, К. С. С. Р. Ошская обл., Советская ул. № 102, кв. 20 Кс. Ал. Высоцкая.

Мой адр<ес>. Ташкент, ул. Жуковская, 54¹.

Доброта Ахматовой была безгранична. Она умела, как никто, поделиться последним. В этом я убедилась все в том же белом доме, где впервые увидела Ксению Некрасову. Округлости форм со всех сдуло ветром войны. И все-таки на Ксении платье висело как-то угрожающе свободно. Прямые, реденькие, кое-как собранные на затылке волосы, открывали всем ветрам худенькое, сероватого оттенка, некрасивое лицо, с полной, всегда влажной оттопыренной губой. Тоненький голосок, редкие фразы с долгими паузами между словами. Я спросила, не больна ли Ксения? – Нет. Она прошла пешком через прифронтовую степь с мертвым ребенком на руках, – пояснили мне. Позже выяснилось, что все это фантазия самой Ксении. На самом деле она приехала из Алма-Аты. Ей очень не хватало тепла. Вот и выдумала она историю с ребенком, стремясь вызвать сочувствие у окружающих. Война отняла у Некрасовой все, оставив только то, что невозможно отнять – ее дар:

Ксения Александровна, думается, хорошо знала цену своим стихам. Может, поэтому прямо с вокзала пришла к Ахматовой с выдумкой о прифронтовой степи и неживом ребенке. Обогревшись, Некрасова сказала: “Я буду… жить… здесь”. Попросила для начала матрасик Ахматовой: “Я вот здесь… на полу переночую”. Потом взяла единственную подушку из-под головы пятидесятилетней Анны Андреевны. Неизвестно, чем бы все это кончилось (Ахматова со своей христианской кротостью отдала бы и последнюю нитку). К счастью, Ксению Александровну поселили в освободившуюся поблизости комнату ^[446].

…Мы случайно и совершенно неожиданно с Оксаной расстались.

Сначала съехались.

Правление С.П. Узб. приняло участие в ея жизни. Организовало ей два публичных выступления (кажется, в зале Дома ученых). Помогло ей выехать. Вы еще были в ту пору в Ташкенте? Она меня ждала. Но меня угораздило лечь в больницу в Ташкенте. За это время квартиру воры (соседи просто!) разгромили, включая даже мебель.

Я, как птица в обстрелянной стае, потерял и путь и ориентацию. Кое-как нашел сына. Вызвали его в г. Сулюкту Кирг. ССР.

Помог он мне доехать вот сюда, где я и окаменел по сей день. Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет и не может… (люблю мысль, душу и слова Тютчева).

Что же с ней, бедной?

Счастлива ли она? Хоть обеспечена ли? И как т-а-к?

Почему она при таком ясно-утреннем начале поэтической жизни своей, своеобразном, звонком, обнадеживающем… кончила тусклым туманным вечером осени?

Или как она?

Во всяком случае – я слежу и не вижу россыпей ея самоцветных и самосветных камешков, ея калейдоскопа слов. Что с ней, бедной?

Как по-Вашему?

Имел ли я какое-то значение и влияние на развитие, на формирование и рост ея поэтических возможностей?

Помог ли я ей морально и материально? В Союзе, в Ташкенте, полагали, что я писал ей стихи.

Об этом не раз мне говорила литконсультантка Сомова (конечно, знали такую. Жила на окраине в отдельном маленьком домике, в глубине двора).

Так развитие ее и речь ея непохожи были на ея стихи.

Да! Казалось, что они сыпались на нее из каких-то радужных сфер.

Я сам видел, как люди разного возраста и разных развитий плакали при чтении ею своих стихов.

Что с ней, бедной?

Вспомнил интересную нашу азиатскую встречу.

В знойном безмолвном унынии (ведь там птиц нет!) черно-бурых, утомляющих и тело, и взор, и душу азиатских гор мы перевалили в одну из таких чудовищных могил земных великих битв за свое формирование – облегченно вздохнув, спускались вниз…

Впереди зеленело счастье: кишлак Караганча.

(К слову, сколько там разных Кара! А “Бешагач” помните? Не имели счастья отоваривать там свои талоны? Навстречу нам, на гору нашу карабкалась кавалькада на… одном (!) ишаке: детишек двое на пегасе гор, черный бравый узбек рядом и… нежная прелестная блондинка за ним.

Оказалось – семья. Разговорились… Блондинка – начитана, поэтична. Очень любит стихи… Ксении Некрасовой! Бережно хранит газету, журналы с ея, Некрасовой, стихами! Беседа была так искренна и так ярка, и так необычна вся встреча, что я забыл, где мы находимся.

Вот не помню – признались ли мы ей, что она беседует с Некрасовой.

Страница