Арджуманд. Великая история великой любви - читать онлайн книгу. Автор: Тимери Н. Мурари cтр.№ 29

…Меня разбудили среди ночи. От фигуры, закутанной в плащ, пахло духами — точно женщина, — но лицо ее было закрыто.

— Ты Иса?

— Да!

— Его высочество, Шах-Джахан, послал за тобою. Иди, он ждет.

От Джамны поднимался туман, похожий на пар. Я поежился. Голову грел тюрбан, а вот ноги мерзли.

Дворец принца был погружен в темноту. Я уже начал думать, что надо мной посмеялись, но тут дверь неожиданно отворилась, и женская рука втащила меня внутрь.

Женщина знала дорогу и шла уверенно — в отличие от меня. Я изо всех сил старался поспевать за темной фигурой, натыкаясь на оттоманки и кушетки, спотыкаясь о столы и ковры.

Мы прошли через сад, спустились по лестнице у розовых кустов, попали в другой сад, потом опять спустились…

Шах-Джахан ожидал нас внизу. Завернувшись в шелковое одеяло, он сидел на тахте и смотрел на реку. На траве рядом с ним стоял большой кувшин. Он налил вина в золотую чашу, осушил ее и тут же наполнил снова. Услышав наши шаги, он, не оборачиваясь, подозвал меня жестом. Женщина тут же ушла.

— Ты Иса, ее раб?

— Да, ваше высочество. Слуга, не раб. — Сможет ли принц уловить разницу?

— Завтра мне придется жениться.

— Я знаю.

— Тише! Я этого не хочу… Мне не нужна эта… персиянка! Я несчастен. Вот незадача. Принц не должен быть несчастным. У меня есть все на свете, кроме Арджуманд… Ты меня слышишь?

Он наклонился и пролил вино. Я заметил, как блеснули его глаза, и испуганно отпрянул.

— Вот глупец, — сказал Шах-Джахан. — Я всего лишь спросил, слышишь ли ты меня?

— Да, ваше высочество…

— Так слушай дальше. Ни одна женщина никогда на меня так не действовала… Арджуманд, только она! Тебе приходилось испытывать нечто подобное, Иса?

Дать ему правдивый ответ я не мог.

— Я спрашиваю, приходилось ли тебе испытывать что-то подобное?

— Нет, ваше высочество.

— Тебя удивляет, почему я говорю с тобой о таких вещах? А кто же еще сможет рассказать ей, что я испытываю, будучи не в силах выполнить обещания, что давал? При дворе никто не понимает, что такое любовь, для них существует только политика, выгода… Как она?

— Грустит.

— Ах, одним словом все сказано… Грустит, как и я. Грусть, которая затмевает солнце и луну. Грустит… Она плачет?

— Да, ваше высочество.

— И я тоже. И я тоже… — Он снова потянулся к кувшину, но из него ничего не вытекло.

— Вина, вина. Принесите еще вина!

Рабыня принесла новый кувшин, выпуклые бока его запотели. Я налил вино в чашу, потому что сам принц был не в состоянии сделать это.

— Тебе повезло, Иса. Ты в тысячу раз счастливее меня. Знаешь почему? Ты каждый день смотришь на нее. Видишь, как сияют ее глаза, как она отбрасывает пряди волос со лба. Видишь, как она ходит, видишь улыбку, озаряющую ее лицо, как лунный свет озаряет воду…

— Улыбку? Очень редко, ваше высочество.

— Расскажи, как она проводит время? — Принц внимательно посмотрел на меня.

— Ваше высочество, она смотрит в пустоту. Просыпается, принимает ванну, одевается, немного ест, а потом сидит весь день с книгой стихов на коленях, но почти не читает. Иногда она уезжает из города на дальнюю прогулку, иногда мы проводим день, помогая беднякам. Это помогает ей отвлечься от…

— Нет, нет, Иса. Ничто не может отвлечь ее от меня, а меня от нее… Скажи ей это, пожалуйста. Прошу тебя! Я щедро награжу.

— Я не нуждаюсь в вознаграждении. Но помогут ли ей эти слова? — Я сказал это с горечью.

Принц забормотал, ни к кому не обращаясь:

— Разве можно найти еще хоть одну, при виде которой у меня так же перехватывало бы дыхание? Этот мир… в нем никого не существует… Он наполнен ею одной — Арджуманд… — Схватив за рукав, он с силой притянул меня к себе. — Если она выйдет за другого, я пропал. Я смогу найти выход. Я найду выход. Я не выживу, если она меня оставит…

— Это вы оставили ее… — Я помедлил: — Ваше высочество.

— Ты зол на меня. Она тоже?

— Нет.

— Она понимает… Я пытался убедить отца, но не смог. Он приказал мне, и я повиновался. Можно ли назвать это слабостью? Я надеюсь, что Арджуманд покажет свою силу, проявив терпение. Что дает мне право просить у нее этого? Только одно — моя любовь. Передай ей это слово в слово, как я сказал тебе.

— И сколько, по-вашему, должно длиться ожидание, ваше высочество?

Он не ответил.

— Ждать ли ей вечно?

— Нет, не вечно, — прошептал он. — Тогда и мое сердце будет разбито, не только ее. Ждать придется недолго. — Он потряс головой, стараясь прояснить мысли, затуманенные вином: — Недолго… — Потом он вытащил из кушака завернутый в шелк предмет: — Возьми, передай ей. Это стихи. Плохие, потому что я не поэт. Там еще и письмо для нее. Она будет на свадьбе?

— Нет, ваше высочество. Трудно ожидать от нее еще и этого.

Принц замолчал, погруженный в свои мысли. Туман с реки опускался ему на плечи, обволакивал влажными кольцами. Я понял, что пора уходить.

По дороге я повторял слова принца, чтобы ни одного не забыть, чтобы каждое из них достигло ушей моей хозяйки. Вдруг меня окружили три тени. Они схватили меня и ударили сзади по голове…

Моя свадьба не заслуживает такого названия. Я очнулся от пьяного забытья, услышав звуки дундуби, возвещающие выход отца на жарока-и-даршан. Заря, свет которой я так любил, в тот день разгорелась слишком рано. Ко мне вошел Аллами Саадулла-хан; он проследил, чтобы меня искупали, а потом облачили в накидку, расшитую золотом и украшенную алмазами. Талия моя была опоясана золотым кушаком, за который был заткнут инкрустированный изумрудами церемониальный джамадхар. На моем тюрбане светился, как третий глаз, огромный рубин. Я чувствовал, как все это тянет меня к земле, подобно тяжелой ноше, которую не сбросить…

У крыльца меня ждал белый жеребец в сверкающей золотой сбруе, золотым было и седло; за жеребцом стоял невольник с золотым опахалом.

Шествие началось, звуки барабанов табла, флейт и раковин санкха эхом отдавались у меня в голове. Вдоль дороги стояли толпы:

— Зиндабад Шах-Джахан! Долгих лет Шах-Джахану!

К чему она мне, эта долгая жизнь?

Впереди и сзади, справа и слева, гарцевали конники, о бегстве и помыслить было нельзя.

Процессия поднялась к крепости. Там, у дворца, ожидал отец. Ветер с Джамны развевал перья на его тюрбане, играл ими.

Отец подъехал, остановил коня рядом с моим. По моему лицу он понял, что ночь была бессонной и пьяной.