— Сколько у нас времени?
— Минут десять — пятнадцать. Потом договор вступит в силу, и его неисполнение будет жестоко наказано, как бунт и попытка государственного переворота.
— А если его отменить?
— Нельзя. Там уже стоит подпись клиента. Азриэлла обязана с ним переспать, но…
— Но я не могу. То есть малыш этого не хочет.
— Понятно, — сурово сдвинул брови Альберт. — Какие есть варианты — самоотвод, отказ, замена на другого исполнителя, смена условий, компенсация за расторжение по обоюдному согласию?
— Это… пожалуй, это возможно, — вскинулся я. — Но грешник должен сам, без давления извне, дать отставку демону-искусителю! А он не даст.
— Почему?
— Сам убедись. — Я вновь выволок клиента из шкафа и с трудом вытащил у него из зубов пожёванный бюстгальтер.
Гот откашлялся и уставился на мою жену, явственно пуская слюни…
— Армянин, — понимающе вздохнул крылатый ангел.
— Женолюбивая нация, — грустно подтвердил я, не забыв уточнить у грешника: — Эй, ты всё ещё хочешь её?
— Хачу, ара!
— Она беременна, — вставил Альберт.
— Э, всё равно хачу! Сама обещала, да!
— Есть идея, — подскочила на кровати моя красавица и скинула простыню. — Вот такую меня хочешь, да?
— Хачу-у-у!!!
— А на самом деле я вот такая! — Моя жена победно приняла свой собственный облик, явившись перед нами восхитительной демонессой, достойной диких кошмаров кисти Босха.
Альберт стиснул зубы, но промолчал. Я с восхищением послал своей умничке воздушный поцелуй, а озабоченный армянский гот едва не взвился под потолок:
— Вах… Такой никогда не видел. Такую ещё больше хачу!
Мы трое тупо переглянулись. Вот уж воистину основной инстинкт, если мужчина действительно хочет, то ему по барабану — кого, где и как…
— Деньги? Золото? Машину? Квартиру? — Я мог загибать пальцы сколько угодно, но он меня не слышал. Грешник пялился на мою жену, и ничто не могло хоть на миг отвлечь его внимание.
Мы проиграли по всем статьям. А времени оставалось слишком мало…
— У вас жарко. — Альберт подавленно снял пиджак и, достав из спортивной сумки бутылку «Святой источник», жадными глотками опустошил её почти наполовину. Несколько капель пролилось, жемчужинами скатываясь по его шее, его мускулистый силуэт в белых обтягивающих брюках и небесно-голубой футболке выгодно вырисовывался на тёмном фоне чернушных стен.
— Не хачу её…
— Простите, что? — первым сориентировался мой друг.
— Уходит пусть. Не надо такую, — внезапно охрипшим голосом простонал «слуга тьмы». — Его хачу!
Мы с женой уставились на Альберта. Тот дважды порывался что-либо сказать, потом посмотрел на живот Азриэллы, опустил голову так, что золотые кудри скрыли его лицо, и молча кивнул. Я в один миг сунул грешнику новый лист с типовым текстом добровольного отказа от одного желания с правом замены на другое. Получить автограф мы успели ровно за полминуты до того, как прежний пакостно вспыхнул красным светом…
P.S.
— Альберт… Это я. Не разбудил?
— Нет, я не сплю.
— Да уж, понимаю, уснёшь после такого…
— Ты это о чём?
— Ну… об этом. Больно было?
— Нет.
— Нет?!! Я думал, ты… в первый раз и… всё такое…
— Ничего такого не было. Он не смог. Понял, что я ангел, и ужаснулся глубине собственного падения.
— Ни хре… то есть, прости, вот бывает же такое, а? Не поверю, пока сам не увижу. Шутка…
— Никаких шуток. Его раскаяние было искренним. Через час тебя пришлют забрать его душу.
— Стоп! Но там же сидишь ты?!
— Именно.
Я с размаху шандарахнул сотовый о стену! Ну почему мне вечно приходится быть крайним? Задница Вельзевулова! Моя жена тихо сопела на нашей кровати. Я встал осторожно, чтоб не разбудить её, и вышел из дома навстречу судьбе.
Глава 9
Добрый доктор
Когда у Азриэллы более чем зримо округлился живот и скрывать её беременность стало невозможно уже ни от кого, характер моей жены кардинально изменился. Она стала встречать меня мягкой полуулыбкой, сама подавать тапочки, лепить пельмени, накрывать на стол, садясь напротив и нежно любуясь мною, пока я ем.
Больше не пыталась причинить мне боль, даже когда я её об этом просил. Сама защёлкивала наручники на руках, безропотно приковывая себя к батарее, если мне надо было пройти в туалет. Позавчера я наотмашь ударил её по губам, едва не вышибив клык, она вдруг неожиданно… заплакала. А вчера я поймал её за чтением «Винни Пуха», причём читала она его вслух, и не кому-то, а собственному животу! Представьте себе моё состояние…
Я невольно начал ловить себя на том, что не понимаю, на ком, собственно, женат — на демонессе или обычной человеческой женщине?! Долго так продолжаться не могло…
— Ты не хочешь со мной поговорить?
— О чём, милый?
— О тебе. О нас. Об этом ребёнке, о том, что… — Мысли в голове путались. — Я люблю тебя, и… я переживаю. Ты стала другая, тебе больше не нравятся мои побои, ты не ешь мясо с кровью, перестала ругаться с соседями, не хочешь меня убить… даже не пытаешься! Что с тобой, любимая?
— Это из-за ребёнка, — нежно мурлыкнула она, приваливаясь ко мне спиной и напрочь игнорируя мою судорожную попытку дотянуться до монтировки. — Меня словно бы переполняет что-то незнакомое… Хочется петь, кружиться в вальсе, плакать без причины, даже смотреть мультики. Вчера, пока ты был на работе, я пила шампанское, такая прелесть!
— Опять от Альберта? — легко догадался я, ибо у нас в Аду только самогон, польский коньяк и палёное виски.
— Не совсем, это подарок от его жены. Ангелы не могут иметь детей, но поскольку ты проболтался ему, а он ей, она теперь балует меня некоторыми контрабандными продуктами.
— Надеюсь, хоть пустую бутылку ты сгрызаешь?
— Конечно, милый, — честно соврала она, — детскому организму нужны все полезные вещества. Но у нас кончился мел, и ведро извёстки уже на исходе, а меня так порой мучает токсикоз…
— Ты плохо спишь ночами, — согласился я. — Может, пора на консультацию к врачу?
— Что они мне там скажут?! В лучшем случае порекомендуют спровоцировать выкидыш, в худшем попытаются сдать меня в психушку и там коллективно избавить от плода. Я дважды находила под дверью письма с угрозами: — «Ты носишь человеческого детёныша, извращенка! Избавься от него или Ад избавится от тебя!» А ты всё время на работе…
Я сжал кулаки. На такое могла быть способна только наша соседка снизу. Старая нацистка, имеет награды вермахта, она же основала в Берлине музей порнографии, сейчас на пенсии и не знает, чем заняться. Я дважды подкладывал противотанковые мины ей под дверь, намекая, что нас стоит оставить в покое, но, видимо, до старушки не доходит. Так, где-то в кладовке пылилась моя старая снайперская винтовка времён вьетнамской войны…