Великая Китайская стена - читать онлайн книгу. Автор: Джулия Ловелл cтр.№ 17

Такие несообразности предполагают два вывода. Во-первых, учитывая географическое несовпадение стен Цинь и Мин и отсутствие описаний производства камня и перемещения строительных блоков, циньская стена, видимо, мало напоминала версию из камня и кирпича, восстановленную сегодня к северу от Пекина. Скорее всего ее соорудили из утрамбованной земли, как стены, отделявшие друг от друга Воюющие Царства, большую часть материала для которых можно было взять прямо на месте. Народное китайское название древних северных стен — «земляной дракон» — наводит на мысль о материалах, изначально использовавшихся при их строительстве. Несколько сотен километров руин стены во Внутренней Монголии — порой в три метра у основания и редко выше трех с половиной метров в высоту, — которые археологи уверенно относят к эпохе Цинь, являются практичной комбинацией утрамбованной земли и камня. По-видимому, все зависело от того, что попадалось под руку более двух тысяч лет назад. Сохранившаяся секция стены южнее, в Нинся, сегодня почти не похожа на рукотворную, представляя собой мшистый хребет, выдающийся из земли подобно вздувшейся вене.

Во-вторых, несмотря на любовь императора Цинь к разрушению старого, чтобы на его месте построить новое, стена вдоль северной границы едва ли была полностью его творением. Вполне возможно, местами она построена на прежних укреплениях: частях стены Янь, шедшей от Монголии на северо-восток к Маньчжурии, и, вероятно, на циньской стене на западе, к югу от Желтой реки. Последние археологические изыскания свидетельствуют: хотя стена Мэн Тяня выходила за старые Чжаоские укрепления на север, за петлю Желтой реки, линия стены Циньской империи совпадает с начальным пунктом более старой циньской стены в Ганьсу и с полосой в восточной Монголии и северо-восточном Китае, вдоль которой были найдены археологические реликвии эпохи Янь. Эти стены лишь местами были рукотворными и использовали, где только представлялось возможным, естественные преграды рельефа местности. Стеностроительство скорее было нацелено на создание при помощи отрезков стен или крепостей единой линии от ущелья к ущелью, от пропасти к пропасти, чем на возведение-совершенно новой непрерывной линии обороны. На это указывает очередной отрывок из Сыма Цяня:

Если данные объяснения скорости и простоты возведения стены не удовлетворят придирчивого читателя, нам придется вернуться к преданиям, тысячелетиями складывавшимся вокруг строительства циньской стены: император владел либо волшебным кнутом, либо лопатой, либо конем, благодаря чему Длинная стена просто в двадцать четыре часа возникла из ничего. Всякий сбивающий с толку поворот стены объясняется исторической догадкой, будто император и его конь не туда свернули во время пылевой бури. Другое убедительное, часто приводимое объяснение, как императору удалось хитро разрешить строительные проблемы стены, заключается в том, что особенно крупный дракон, случайно пролетавший над Китаем, притомился, неудачно шлепнулся о землю и обернулся Длинной стеной.

Но если мы не будем принимать мифические объяснения местоположения стены, то следовало бы задуматься, почему Ши-хуанди выбрал именно те районы для строительства стены. Ведь северные части района Ордоса расположены далеко от пахотных земель собственно Китая. Более поздняя, минская версия Великой стены имеет более очевидную стратегическую важность, проходя через аграрную базу петли Желтой реки и нависая с севера над столицей, Пекином.

Если сравнивать, то циньская стена во многих местах проходит слишком далеко от пахотных земель и главных городов, чтобы иметь непосредственное значение для обороны китайских земледельцев.

Суеверие — вот объяснение выбора императора. При всем легистском рационализме своего режима Ши-хуанди был великим приверженцем оккультизма. Одержимый мыслями о смерти, он тратил огромные деньги на посылку алхимиков для поисков эликсиров бессмертия и волшебных грибов — и, конечно, казнил их, когда они неизбежно возвращались без ожидаемых снадобий для продления жизни. Еще он добросовестно прислушивался к пророчествам, и в 215 году до н. э. его напугала надпись на гадальной кости, предсказавшей — «тем, кто разрушит Цинь, будет ху». Решив, что «ху» означает варваров-кочевников ху, император немедленно отправил своего военачальника, Мэн Тяня, с войсками прогнать северные племена из Ордоса и построить стены.

Другое достоверное объяснение — циньская стена имела тот же стратегический смысл, что и построенные в этом районе стены Воюющих Царств: Цинь намеревалась не столько защитить китайцев от нападений кочевников, сколько сохранить наступательные позиции против северян-некитайцев, создавая передовые опорные пункты, с которых можно было бы вести дальнейшие захватнические кампании. В IV–III столетиях до н. э. северные племена на границе находились в тяжелом положении, оказавшись выбитыми из Ордоса далеко в глубь Монголии и Маньчжурии армиями отдельных царств. Кажется маловероятным, что после этих следовавших одно за другим поражений варвары ху могли быстро оправиться, превратившись в угрозу для новой империи Цинь.

Последняя возможная причина отдаленного расположения циньских стен — вероятная, если принять во внимание все известное нам о Ши-хуанди, — тоталитаризм это чистой воды: стена играла роль циньского ГУЛАГа, огромного, взятого с потолка строительного проекта, предназначенного для использования солдат, демобилизованных после большой операции по объединению Китая, и тысяч осужденных за критику режима Цинь. В 213 году до н. э., например, император сослал «тех судебных чиновников, которые председательствовали в уголовных судах, но не соблюдали законность, и заставил их строить Великую стену». Год спустя Ши-хуанди выслал своего старшего сына, Фусу, охранять северную границу, после того как он высказался перед отцом по поводу суровости его правления.

Хоть и не имея почти никакого реального отношения к современной Великой стене, циньская стена породила самые ранние предания о страданиях и жертвах, связанных со стеностроительством. До тех пор пока отчаявшиеся патриоты двадцатого столетия не восприняли Великую стену в качестве национального символа, эти легенды господствовали и определяли отношение народа к стене, подпитывая традиции, которые демонизировали стены в массовом сознании как образ тиранического гнета и превращали границу в унылое, заброшенное кладбище простых китайцев. Даже если скорость построения циньской стены не является показателем того, что строительство было сопряжено с такими же транспортными и строительными трудностями, как если бы это была посещаемая туристами сегодня стена, какой она выглядит к северу от Пекина, песни и мифы, подобные ниже приводимой оде циньского периода, рассказывают, как безжалостно она поглощала подневольный труд, и увековечивают память о количестве погибших во время ее строительства: