Уяснив, в чем дело, князь не сдержался и наорал уже на них разом, пообещав повесить обоих, если даже заикнутся о дуэли.
– Повешу как предателей!
Теперь Крейс и Лигур друг с другом не разговаривали, а с князем держались подчеркнуто вежливо.
Князь снова вздохнул. Ну да, не сдержался, дал волю чувствам, но он, в конце концов, еще молод, чтобы уметь сдерживать эмоции и разрешать такие ситуации без скандалов.
Ладно, сейчас любая попытка примирить этих двоих только сделает хуже, остается надеяться, что сами договорятся. В конце концов, взрослые люди.
– Словно ровесники мне, – пробурчал князь достаточно громко, чтобы его услышали. Услышали. Крейс остался невозмутим, а Лигур слегка скосил глаза. Поняв, что это заметили, нахмурился и отвернулся. – Крейс, когда станет ясно, получилось у твоего приятеля то, что он задумал, или нет?
– Скоро, милорд. Он обещал прислать человека к тронскому мосту.
Князь достал карту и нашел этот мост. Кивнул.
– Его мы никак не минуем. Лигур, распорядись, чтобы туда Тутс со своими орлами, которые еще и бараны, прибыл первым.
Лигур чуть улыбнулся.
– Он уже не зовет своих людей баранами. Возвысил до горных козлов.
Возвысил? Князь задумался, кем обиднее быть – бараном или горным козлом? Порой он совершенно не понимал аборигенов. Одно радует, Лигур уже начал шутить, значит, от обиды отошел. Или до него наконец дошло, что ведет себя как ребенок.
Два дня марш проходил хоть и не без проблем, но спокойно. Князь уже начал всерьез задумываться, чтобы отпустить тот небольшой хвост из крестьян и одиноких купцов, проклинавших и герцога, и самих себя, которым не повезло попасться разъездам Тутса. Тот, следуя приказу, вежливо, но твердо сгонял всех в отдельный караван, двигающийся под небольшой охраной позади армии.
Впрочем, пока не ясна ситуация в Эндории, отпускать их нельзя, а там все будет зависеть от полученных новостей.
К назначенному для встречи месту подошли на второй день. Здесь их уже ждали. Кавалеристы задержали показавшегося подозрительным человека, а он вдруг начал кричать про встречу с Крейсом… При посторонних Крейса давно уже никто так не называл. Всадники знали только тира Дитона. Повезло, что среди солдат оказался человек, знакомый с Вольдемаром еще с Тортона, он и сообразил, о ком речь.
– Тир Дитон! – рявкнул он, отвешивая пойманному тумака. – Мы сообщим о тебе, но если… – Пойманному продемонстрировали огромный кулак.
Разобравшись, в чем дело, Крейс тихонько отматерил незадачливого шпиона, которому он уже сто раз называл свое новое имя. В конце концов человека, предварительно обыскав, доставили непосредственно в шатер к Вольдемару, где он и поделился новостями.
Князь сидел в сторонке и в разговоре участия почти не принимал, лишь изредка задавал уточняющий вопрос, предоставив во всем разбираться Дитону. Но вот он исчерпал все вопросы, а посланец неведомого друга Крейса выдохся.
– Тир, вы уверены в этом своем человеке? Он точно сделает то, что обещает? – Этот вопрос мучил князя все время. Если они сейчас поставят на этого таинственного незнакомца, чье имя Крейс отказывался называть, и окажется, что он не справился… или того хуже, вдруг провернет нечто такое, что в свое время сотворил сам князь в Тортоне…
– Мы с ним росли вместе в Тортоне. Потом он уехал в Эндорию… на него я и надеялся, когда вы, милорд, интересовались моими связями.
– И ты не хочешь его назвать?
– Милорд, если вы прикажете, я скажу, но…
– Не надо. Ты только скажи: уверен в нем?
Посланец зачарованно переводил взгляд с одного собеседника на другого, не решаясь вмешиваться. А князь, делая вид, что увлечен разговором с тиром, внимательно наблюдал за реакцией посланца, старательно вспоминая, что говорили психологи Базы о мимике. Хотя что они могли говорить? Ну, выучил он теорию, толку-то? Тут опыт нужен, чтобы по малейшим признакам с ходу определять реакцию человека на услышанное. Впрочем, даже теория может помочь, все же перед ними не профессиональный разведчик, которого дрессировали владению собой по методикам двадцать первого века. И вроде бы гонец не врал… или его самого обманули.
Впрочем, что тут думать? Шанс упускать нельзя, на такое князь и надеялся, когда давал Крейсу задание внедрить людей в крепости перевала и подобрать тайные отряды – не стыдно и у Эриха поучиться. Какой смысл теперь опасаться? Принять меры предосторожности и действовать.
– Хорошо! Тир, забирай гонца и еще раз поспрашивай подробности, потом прикажи его накормить и награди. Скажи еще часовым, чтобы меня не беспокоили, я буду писать письма.
Дитон поклонился и махнул рукой гонцу, заставив его вскочить с места и склониться в глубоком поклоне. Князь остался один. Достав из крепкого дубового сундука, игравшего роль походного сейфа, ключ шифра, он засел за составление письма графу Танзани. Сначала написал его начисто, перепортив кучу бумаги, пока текст его не удовлетворил. Еще раз перечитав письмо, засел за шифрование, потом сделал еще три копии, после чего сжег оригинал и старательно растер пепел на полу.
Спустя некоторое время к графу в Вертон отправились четверо гонцов с разницей в час. Причем каждый был уверен, что он единственный и что от этого сообщения зависят исход войны и судьба королевства.
Князь долго еще стоял на холме, провожая последнего гонца, а потом любуясь на заходящее солнце.
– Радио изобрести, что ли? – пробормотал он. Вздохнул и отправился к себе – нужно еще принять Лигура и выслушать доклад о состоянии войск, хотя чего там выслушивать? И так все видно, войско-то всего ничего. Но положено, сам завел такой порядок. Нельзя требовать от людей выполнения установленных правил и одновременно нарушить их самому.
– Люди готовы терпеливо сносить самые суровые законы, если видят, что они одинаково неукоснительно применяются абсолютно ко всем слоям общества. Но стоит появиться прослойке неприкасаемых, и все начинает рушиться. Сначала ропот, потом восстания. Не от суровости правил, как можно полагать, а от того, что от людей требуют исполнения законов, которые не соблюдаются теми, кто установил их. Поэтому, если ты действительно хочешь убедить людей исполнять какие-то устанавливаемые тобой правила, возьми за привычку следовать этим правилам самому.
Князь мысленно еще раз повторил эти слова приемного отца. Вздохнул и повернулся к лагерю, разглядывая деловую суету, царившую там. Что ж, думай не думай, но решаться на что-то надо. Как только армия тронется в путь, изменить уже что-либо станет проблематично – вояки не любят шарахающихся из стороны в сторону командиров.
Граф Танзани с утра пребывал в довольно скверном настроении – вести из столицы совершенно не радовали. Гонец прибыл ночью, в результате графу не удалось даже выспаться, а новости такие, что и вообще не уснешь. Видя мрачного, как грозовая туча, командующего, все старались поскорее заняться каким-нибудь делом, изображая бурную деятельность, лишь бы не попасться ему под горячую руку. Впрочем, в таком настроении граф никогда не принимал важных решений. Просто ходил по лагерю, останавливаясь там, где что-то привлекло его внимание, и молча стоял, наблюдая. Вместе с мрачным выражением на лице это производило тревожное впечатление на подчиненных – им начинало казаться, что они где-то по-крупному облажались и сейчас последуют как минимум казни. Из-за этого начинали нервничать, ошибаться, что еще сильнее портило настроение графу. В конце концов он не выдерживал и, к общему облегчению, удалялся.