— Вашу должность мне назвали вместе с годовым доходом, — перебила я, принимая глянцевую карточку с выдавленным в уголке гербом Королевской Артефакторной лаборатории. — И что именно королевский артефактор хотел от адептки четвертого курса, последний год просидевшей в академическом отпуске?
— Я хотел поздравить вас с получением лицензии.
— Грамоту мне выдали еще зимой, — заметила я.
— Все так, но я писал вам. Все мои послания остались без ответа.
Некоторое время назад из Кромвеля, куда по старому адресу по-прежнему приходила корреспонденция, были переданы пачки писем. В нашем доме в основном переписку вел папа, университетский профессор истории, и я даже не прикоснулась к тем, перевязанным бечевкой стопкам.
— Извините, — без сожаления пожала я плечами. — В свое оправдание позвольте сказать, что четверокурсники, получившие рабочие лицензии, бывают ужасно занятыми.
Разрешение от Принцессы Теветской привезла в отцовский особняк ее личная помощница, отдала со словами, что глупо сдерживать уникальный талант какими-то формальностями, и вместе с документами вручила первый заказ. Я не стала задавать неудобных вопросов, но про себя решила, что королевская семья не смогла договориться о цене с Кромвельским Университетом, владеющим на время учебы любыми моими артефактами, и обошла правила. Другими словами, Григорий Покровский должен был тихо меня ненавидеть, ведь известная своим капризным нравом принцесса отдала предпочтение девчонке, даже не закончившей университет.
— А теперь позвольте попрощаться, господин Покровский, — едва заметно поклонилась я, отдав дань этикету. — И помните, что летом начинается сезон отлова завидных женихов столицы. Вы в группе риска.
Но он не дал мне даже шагу ступить.
— Я представлял вас совершенно другой, Валерия.
— Мужчиной? — не удержалась я от шпильки.
Он рассмеялся.
— Не мужчиной… Артефакты Лерой Уваровой завораживают своей филигранностью. Ваша магия — неповторима. Каждый раз, когда я смотрю на часы Ее Высочества, мне хочется разобрать их на винтики и узнать, какие руны вы использовали.
— Это называется промышленным шпионажем, — пошутила я.
— Я восхищаюсь вашим талантом. — Он поймал мой взгляд.
— Пытаетесь мне польстить, господин Покровский?
— Пытаетесь кокетничать, Валерия? — парировал он. — Вы прекрасно знаете себе цену. Так ведь? Просто я не подозревал, что вы настолько...
— Юна?
— Красивы.
Всегда считала, что после Кайдена Николаса Вудса мужчины были просто не способны лишить меня дара речи, но у Григория Покровского получилось. Я вдруг осознала, что не только не могу придумать ни одного колкого, ироничного ответа, но и начинаю заливаться краской.
— Кажется, я вас смутил, — как ни в чем не бывало улыбнулся он.
— Да, — прямо ответила я. — И на этой странной ноте разрешите мне откланяться.
— Подвезти вас?
— И раскрыть вам, где я живу, страшный человек? — состроила я фальшиво-испуганный вид. — Разве вы не слышали, что красивым девушкам нельзя садиться в кареты к плохо знакомым мужчинам? Удачи, господин Покровский.
Мужчина стоял в расслабленной позе. Руки были небрежно спрятаны в карманы брюк, на лице светилась обаятельная улыбка, смеялись теплые серые глаза.
— До встречи, Валерия.
— До встречи? — изогнула я брови.
— Вы ведь должны меня смутить в ответ. Разве флирт не так работает?
Неожиданно у меня заныло сердце. Мы с Кайденом долго вели эту слишком взрослую и раздражающую для девятнадцатилетней девчонки игру: кидались вопросами, но не давали на них ответов. Десятки повисших в воздухе, никому не нужных вопросов.
Потому что именно так работал флирт.
Кайден настиг меня. Я прижималась спиной к паркетному полу и не смела пошевелиться. Острие магического меча было направлено на истерично бьющуюся жилку на шее.
— Умоляю, не надо… — прошептала я, хотя знала, что двуликая не способна пробудить жалость или сострадание в темном паладине.
Лицо Кая было замкнутым, губы крепко сжаты. Он никогда не вступал в переговоры с жертвами. Видимо, считал, что говорить с покойниками напрасная трата времени.
— Ты пожалеешь…
— Вряд ли, — вдруг ответил он, и ударил.
Вскрикнув, в холодном поту я села на кровати и схватилась за горло. Ничего, никаких ран!
Растерев лицо ладонями, выдохнула от облегчения. Кошмар, в котором Кайден убивал меня, был таким реалистичным, что, пробуждаясь, я не сразу понимала, где заканчивался сон, и начиналась явь. И столько раз видела, а все равно страшно было — до оцепенения.
Детская с розовыми обоями и макетами несуществующих артефактов на полках была залита солнечным светом. Через открытое окно доносился радостный птичий гомон, словно рассыпались звонкие колокольчики. Сегодня отец женился второй раз. На портновском манекене висело шелковое розовое платье, и пришитые на лифе прозрачные кристаллы блестели, как драгоценные камни.
Заставив меня вздрогнуть, дверь в спальню отворилась. Сквозняк парусом надул на окне легкую белую занавеску, перерыл открытую на столе записную книжку, выдул спрятанные между страничками листочки с пометками. Надо было бы собрать записки, но вставать не хотелось. Пятясь спиной, в комнату осторожно внесла поднос с завтраком тетка Матильда. Она была в халате и с рядком папильоток на свежевыкрашенных хной волосах — готовилась к венчальному обряду.
— Проснулась? — Матильда одной рукой осторожно сдвинула на край стола самописные перья, блокнот, невнятную мелочевку, больше характерную для мужской мастерской, чем для спальни двадцатилетней девицы, и пристроила поднос. — Валерия, уже половина седьмого. Вставай, иначе не успеешь собраться. Отец тебя в жизни не простит.
— Знаю.
— Опять под утро спать пошла? — Матильда налила мне в чашку чай, и в воздухе повеяло бодрящим чабрецом.
— Нет, легла в полночь, — не моргнув глазом, соврала я.
— Я слышала на рассвете, как ты поднималась по лестнице.
— А сама, почему не спала?
— У меня бессонница с тех пор, как ты наш подвал превратила в мастерскую. Боюсь заснуть в кровати, а проснуться на золотом облаке в окружении Светлых духов. Что это? — пробормотала она, привычно перепрыгивая с темы на тему, и вытащила из стеклянной коробочки «Сердце Абриса», выглядевшее карманными часами без крышки и стекла. — Какие странные часы. Их надо завести?
Я не успела рта открыть, а Матильда встряхнула артефакт.
— Нет! — вскрикнула я, слетая с кровати. — Не тряси! Это артефакт, а не часы!