Контакты с утопленником - читать онлайн книгу. Автор: Нина Ненова cтр.№ 71

Шли по длинному, спирально извивающемуся коридору, освещая дорогу одним лишь фонарем, потому что никто не позаботился провести сюда электричество. И вообще, после смерти упомянутого Джонатана, его убежище потеряло всякий смысл, а его потомки навеки утратили возможность узнать, каким же он сам был в действительности.

«Мы можем лишь гадать, Эми. Мой прадед никогда о нем не говорил. Он вообще был скрытным человеком».

Я почувствовала, что улыбаюсь, довольно кривой улыбкой, но… все-таки это была улыбка, хотя и обращенная назад, к моему прошлому, когда мне не казалось, что здесь «прооотивно» и «гряяязно». Мне даже не было особенно страшно, потому что тогда я шла рядом с Валом, а не с мнимым уже одиннадцать лет врачом, чьим поприщем в данный момент могло быть… все, что угодно. В том числе и нечто в корне отличное от врачевания.

Но, с другой стороны, если посмотреть объективно, пока, по крайней мере, я не замечала почти никаких перемен вокруг, только запущенность, может быть, больше приблизилась к понятию «разруха». Стены были сложены из грубых гранитных блоков, а пол — из гранитных плит, расшатавшихся, сместившихся там и тут и, как мне показалось, еще более потрескавшихся от непрестанно напиравшей снизу влаги: из-за скальной основы плато грунтовые воды стекали вглубь и весной целые ручейки после долгих стараний размывали все на своем пути, пробивая русло к океану. Именно эти грунтовые воды, в сочетании со временем, разумеется, и смоделировали этот странный и действительно вызывающий отвращение вид всего окружающего. Они мало-помалу просачивались через швы кладки и стекали вниз, отмечая свой путь кривыми красноватыми подтеками. Они расширяли миллиметр за миллиметром проделанные ими же трещины и заполняли их грязью: густой и липкой, как свернувшаяся кровь. Испарялись, несмотря на вечный холод гранита, и медленно-медленно наслаивались скользкими грязно-розовеющими наростами…

Да, все это подземелье, состоящее из убежища в центре и ведущего к нему длинного коридора, выглядело так, словно было помещено в какую-то недоразвитую, простершуюся слишком далеко артерию болота-«сердца». Та же грязь, тот же цвет обнаженной, слабо фосфоресцирующей плоти. И та же безжизненность, ибо и здесь не водились никакие насекомые, паразиты или гады — факт, который, вместо того, чтобы приносить облегчение, действовал еще более угнетающе. Особенно в сочетании с навязчивым запахом гнилья, тлена — за десятки лет никто не удосужился открыть отдушины и проветрить помещение — все это, вместе взятое, навевало хотя и воображаемое, но от этого не менее тягостное представление о том, как некогда, давным-давно, запертые во мраке этих стен, здесь влачили жалкое существование некие мягкие, бескостные существа, и как после смерти их ткани разлагались, смешивались с грязью, протекали сквозь трещины, размываемые то вздымающимися, то опускающимися грунтовыми водами. Пока не оставили после себя лишь этот старый зловонный дух. Дух чего-то уже несуществующего.

Да, под домом действительно было противно! Когда я или Халдеман нечаянно наступали на некоторые из трещин, они хлюпали под ногами, и меня посещало чувство, что мы топчем ногами некие туловища, покрытые открытыми гнойными ранами. Тут и там попадались и маленькие лужицы, они выпучивались снизу, как окровавленные глаза с вырезанными веками. Халдеман умудрялся наступать и на них, и они отвечали брызгами…

— Иди… ступай осторожней, — попросила я врача, но он не обернулся, шел по-прежнему. Наверное, не расслышал моих слов.

По прямой до убежища можно было дойти не больше, чем за полминуты, но коридор-спираль удлинял дорогу раз в десять, к тому же в некоторых местах он сужался, и в этих узких местах были вделаны тяжелые, окованные металлом двери, на каждой из которых было по два стальных засова. Сейчас, как и семнадцать лет назад, засовы были подняты, а сами двери широко распахнуты, да и вряд ли они могли использоваться по назначению: деревянные части были изъедены влагой, а металлические — заржавели. Однако более века назад тот Джонатан, внук капитана, наверняка закрывал их и запирал на засовы, одну за другой, по дороге в убежище. Только так он мог чувствовать себя там уверенно. Или менее неуверенно…

И все. Вот и все. Так ясно, очевидно даже.

Жалко. Меня опять постигло разочарование, как и везде в этом имении, на каждом шагу, повторяющем шаги тех двух детей, оставшихся в прошлом и словно посмеивающихся надо мной оттуда из принадлежащей им одним той чудесной недели. «Эхееей, нету здесь внизу никаких тайн! — прокричала бы я им во все горло, мстительно, если б был хоть малейший шанс, что они меня услышат. — Есть только страаах!..» И по сей день жив тот страх, наличие которого они не смогли «разгадать», потому что им самим нисколечки не было страшно тогда. Но придет время, когда этот страх проникнет в их сердца, и вся правда об этом, якобы таинственном, прадеде Вала станет прозрачной и разочарует.

Впрочем, это время пришло: оно — сейчас.

— Уже? — испуганно обернулся ко мне… нет, не Вал. Потому что этой ночью я шла вслед за Халдеманом. Опять, к сожалению. — Ты готова?

— Нет, — ответила я. — Дальше, иди.

Он покорно повернулся ко мне спиной и опять зашлепал вперед по лужам. А мог ведь и обойти, я освещала ему дорогу очень хорошо, фонарь был довольно мощным. Но к черту. Не о прошлом, а об этом, действительно таинственном типе должна была думать я в данный момент. На его присутствии должна была сосредоточить свое внимание. «Без меня ты не найдешь», — сказал он мне, имея в виду ребенка, когда мы были еще на улице, и я сразу поняла, что он лжет: здесь он не мог быть нигде, кроме как в убежище, а коридор ведет только туда, поэтому мне не пришлось бы искать… Но только сейчас, когда перед нами появилась последняя дверь, как и остальные, широко распахнутая, я окончательно убедилась, что его ложь была гораздо более скверной. Ребенок вообще не в подземелье. Потому что в таком случае его следовало по крайней мере запереть… Если, конечно, они не связали его там, в темнице…

Халдеман остановился в нескольких шагах от двери, а я в нескольких шагах от него.

— Он ведь не там… правда? — спросила я сипловато, сама толком не зная, какой ответ хотела бы получить.

Не получила никакого. Уставившись на меня немигающими глазами, Халдеман привалился спиной к стене и начал сползать вниз, звуки трения его одежды о шершавые и скользкие блоки гранитных стен долетали до меня, смешиваясь с каким-то едва уловимым гулом. В конце концов, он сполз… прямо в грязь.

— Я действительно любил ее, — зашептал он мне доверительно. — Она была моим единственным близким существом. Но однажды вечером я услышал, как Аурелия настаивала, чтобы дядя сдал ее в детский дом. Она ее больше не любила и решила от нее избавиться. Потому-то все и случилось…

— Перестань шептать, — прошептала я с мольбой.

Но он продолжал еще более приглушенным голосом:

— Да, я заставлял сестру бегать… прыгать! Не давал ей носить очки, когда мы оставались одни, забирал у нее еду и выбрасывал… Боже! Я тоже был тогда ребенком… И очень, очень хотел, чтобы она хорошо видела, чтобы была стройной, изящной… красивой, чтобы Аурелия снова ее полюбила, как тогда, когда она была маленькой… Иначе она могла нас разлучить!!