Контакты с утопленником - читать онлайн книгу. Автор: Нина Ненова cтр.№ 62

Белая непроницаемость вокруг нас таяла, рассыпаясь на бесплотные рваные клочья. Я видела, как господин Ридли появляется среди них, как выплывает, тоже как-то клочками — фрагментарный старик, облаченный в белые одежды, с желтоватым от многолетней неподвижности лицом и с удивительно белыми бровями. Пристегнутый крест-накрест в сидячем положении к застланной белоснежными простынями кровати.

Да, я видела его, потому что сидела напротив, но… И без того маленькое расстояние между нами начинало сокращаться, мы ползли друг к другу, медлительные, как улитки, наши тела сближались, наши лица… соприкоснулись, и его глаза, изменившиеся, очень темные, алчные, медленно начали проникать в мои, завладевая моим взглядом. Моими глазами… о, я уже не могла смотреть ими! Я попыталась встать, оттолкнуть от себя этого отнюдь, отнюдь не излучающего сейчас доброту старика, который пытался украсть у меня глаза.

Который каким-то образом добрался до самой сокровенной моей сущности и мало-помалу извлекал оттуда мой поникший ослабевший дух. Чтобы выбросить его. Или просто раздавить, как какое-нибудь мелкое ползающее насекомое.

Но я не смогла ни встать, ни оттолкнуть его. Тогда я попыталась хотя бы размяться, пошевелить хотя бы кончиком пальца, и почувствовала… Я была парализована! А на собственной груди ощутила — с притупившимся за одиннадцать лет восприятием ощутила — широкие, застегнутые крест-накрест ремни, которые я сама застегнула, недавно или давно, неважно. Однако я застегнула их у него на груди, но она… эта тихая, словно бездыханная грудь, была теперь и моей.

— Нет, нет… — простонала я с ужасом, и слабая складка возле моих губ, наверное, означала подобие улыбки. — Это подло!

Старик, которым каким-то образом, в какой-то степени стала я сама, слегка подался назад. И я вновь увидела его, крепко пристегнутого к белой инвалидной кровати. Точно как я! Он едва заметно кивнул мне, прищурился с лукавым видом… уже не столь стариковского лица, а его руки… задрожали, затряслись, зашевелили пальцами с ненасытной, необузданной живостью. Ему потребовалось немало времени, чтобы совладать с ними. Потом он согнул их, потянувшись к пряжкам ремней, расстегнул обе по очереди ловкими, победоносными движениями. И начал подниматься… пока я неподвижно сидела напротив него, оставаясь по-прежнему в плену его усталой, атрофированной плоти. Он, однако, продолжал вставать, трудно, мучительно трудно. Но не отказываясь от начатого! Я смотрела на него потрясенная, неподвижная, и все же внутренне тоже напрягалась, упиралась вместе с ним, мне казалось, что так я помогаю ему, что так я поддерживаю и что-то свое.

Он выпрямился в полный рост, стоя на полу.

Склонился надо мной… Нет, нет, это я склонилась, отстегнула сдавливающие мою грудь ремни…

Он выпрямился в полный рост, стоя на полу.

Он меня обманул! Не знаю, как и в чем, но обманул. Заставил, чтобы я освободила его, и теперь… Я подняла голову — теперь он был великаном; я едва доставала ему до пояса. И волосы у него были густыми и темными, как и брови. Я наклонилась в сторону, чтобы взглянуть на старика, который, по моим смутным ощущениям, должен был быть где-то там. Но не увидела его… или мне почудилось, что не вижу; а его кровать просто белая — помято белая и пустая.

С высоты своего огромного роста господин Ридли следил за мной без всякого снисхождения, а когда я попыталась было отступить назад, протянул руку, тяжело опустил ее мне на плечо и потащил меня через проход между старыми, никому ненужными вещами. Все дальше и дальше. Он шел, слегка сутулясь, здесь ему было тесно, и явно старался не задеть ничего из вещей, потому что:

«Сначала капитан отдыхал на этом стуле в конце каждого проведенного на суше, утомительного дня.

А на этой кровати его сын зачал своего сына.

А эти кораблики в бутылках смастерил его внук, которого ему так и не довелось увидеть при жизни.

А деревянная колыбелька на том сундуке принадлежала Глории — его внучке, которая умерла совсем крошкой.

А эта арфа с порванными струнами принадлежала его жене Бианке. Он вез ее сюда через океан и хранил в память о ней и их любви…»

— Кто ты на самом деле, — прохныкала я, как ребенок.

И, может, быть действительно, некоторым образом, в какой-то степени, я и была ребенком.

«Кто ты? И зачем губишь себя в лабиринте этих давно обветшавших вещей?»

«Нет, они не обветшавшие. Ветшает только материальное».

«Ветшает, но остается. В то время, как другое… оно просто перестает существовать!»

Он застыл на месте, впился еще сильнее пальцами в мое плечо и издал вопль бесконечного, отчаянного изумления.

— Верно же! Господи, как верно! — его голос раздался из глубины, будто шел не от него самого, а из внезапно разверзшейся ямы. — Оно просто перестало существовать: музыка, любовь, надежды. Все, все, пережитое когда-то каждым из потомков моего старого рода без будущего. Его больше нет…

Он замолчал, осененный, похоже, какой-то неожиданной идеей. Прижал свободную руку к левой части своей груди, там, где должно было бы находится сердце, и замер… Тук-тук-тук уловила я вместе с ним его пульс… или, может быть, уловила пульс болота, когда…

Оно все светилось, излучало свое живое красноватое сияние, и то поднималось, вздуваясь, и тогда становилось как бы насыщено красным; то снова понижало уровень, немного опускаясь, и снова поднималось… тук-тук-тук — пульсировало… Гигантское, сотворенное из грязи сердце имения «Ридли»…

— Его больше нет, — произнес задумчиво мужчина с рукой на сердце, — но все же чуточку от него осталось во мне. И сейчас я, Я здесь! Только вот… что это, черт возьми, за идиотский, воняющий старьем, чердак?.. Эх, проклятье! Прррроклятье!

Он оттолкнул меня в сторону, я упала и притаилась возле какого-то безногого столика. А он бросился назад, его шаги гремели устрашающе, вот он поднял стул капитана, шарахнул его об пол, превратив в груду щепок. Пошел обратно: перевернул кровать, которая хранила жалкое воспоминание о чьем-то там зачатии, смел ладонью бутылки с корабликами внутри — они падали и разбивались, слышался звон пустого стекла, сломал стоявшую на сундуке колыбельку умершей полтора века назад девочки и растоптал ее ногами. Потянулся за арфой… которая была совсем рядом со мной, дернул ее за оборванные струны.

— Нееет! — вскрикнула я.

Он опустился на колено и заморгал немного удивленно, похоже, забыл, что я здесь. Поморщился, потом оставил арфу на полу… чтобы схватить меня обеими руками… Он меня уничтожит, для него я такая же вещь, вещь — тряпичная кукла! Склонил свою голову к моей, и его глаза…

— У тебя уже не глаза Йоно, — выпалила я с обреченным, тонущем в кошмаре презрением. — Твой взгляд жалок, ничего человеческого в нем не осталось.

— Да, да, но я быстр… быстр и свободен! — Смех его разнесся эхом по огромному помещению, он ударялся об изломы лабиринтов и возвращался, и теперь в нем улавливался ужас.