Контакты с утопленником - читать онлайн книгу. Автор: Нина Ненова cтр.№ 53

— Угууу! Пока, говоришь… Да, на этом вы не остановитесь! Но твоя теорийка, Алекс, она очень удобна: Утопленник, который приходит и выполняет чьи-то неосознанные, а, следовательно, и не поддающиеся разоблачению, преступные «заявки». Она могла бы стать очень удобной, если бы было кому отнестись к ней серьезно. Только вот… инспектор Станер показался мне довольно здравомыслящим человеком. У вас нет никакого шанса его одурачить! — Я перевела дух и, обессилевшая от только что выплеснутого «оптимизма», добавила:

— Заговорщики.

— Инспектор предложил тактичную версию, на основании которой убийцей был посторонний человек, и я предполагаю, что он будет строго ее придерживаться, — начал как-то назидательно объяснять Алекс. — Он старается отвести подозрения от нас. Из-за меня, понимаешь? Люди из городка, а особенно из мэрии, надеются, что, если я стану хозяином имения…

— Если ты станешь хозяином, Алекс, если!

— Ты права. Они надеются, что если я стану хозяином, то восстановлю и верфь, и доки; а если возродить и пристань, то благодаря этому оживет весь городок. Поэтому господин Станер вряд ли возьмет на себя риск наводить на меня даже малейшую тень подозрения.

— Пытаешься меня убедить, что мне вообще нет смысла давать показания? Что он уже решил не доводить дело до конца?

— Наоборот. Он доведет его до конца, причем очень быстро. Так что… просто не стоит на него рассчитывать, Эми, как и на то, что все мы тут какие-то элементарные убийцы-заговорщики… — Он посмотрел мне в глаза и ясно, отчетливо произнес: — Тина действительно не была беременна, и у нее не было длинных волос.

Он снова наполнил вином мой бокал и подал его мне. Я взяла его и аккуратно, пролив всего несколько капель, сделала два-три глотка, испытывая в этом просто жизненную необходимость, но слегка поперхнулась, и Алекс тут же взял у меня бокал, так что и на сей раз я не успела ничего разлить. Откинувшись назад, я устало закрыла глаза.

— Я вижу, ты мне поверила, — теперь его голос выражал непритворное сочувствие. — Но, Эми, я тоже верю тебе.

— В чем?

— В том, что ты видела Тину точно такой, какой описывала.

— Ох, Алекс, ведь ты же обещал, что будешь со мной откровенен… А я тебя не понимаю, ничего не понимаю… Ты считаешь, что там была не она, а чье-то иллюзорное творение? Иллюзорное, но полуматериализованное, так что ли?

Однако вместо ответа «по прямой» Алекс резко перешел на другую тему:

— Вчера вечером ты упоминала, якобы Тина рассказывала, что не выходила из дома последние пять месяцев. Но ты, наверное, и ее неправильно поняла, Эми. Она была тяжело больна, когда я перебрался сюда, и, насколько я помню, даже больше пяти месяцев не могла вообще выходить на улицу, я ни разу не видел ее за это время, наверное, она не вставала с постели. Предполагаю, что она тебе говорила именно о том периоде.

— Да, возможно. — Я кивнула, прекрасно понимая, что вовсе не о том времени она мне говорила, и что он тоже об этом знает. — А теперь…

Я поднялась со стула с несоответствующей ни моему весу, ни нраву тяжестью — голова у меня была чугунная, вряд ли только от вина.

— Спасибо за обед, Алекс. И не спасибо за беседу.

— Я и не ждал благодарности, — признался он. — Но было нужно… следовало это сделать. Очень скоро ты и сама…

Он не закончил реплику. Поднялся, обошел стол и подошел ко мне. Мы направились к двери, но перед тем, как выйти, откуда-то сверху… с мансарды над нами, внезапно грохнула музыка, в первый момент настолько потрясающе громкая, что заставила меня застыть на месте. Потом кто-то уменьшил звук, и только тогда я расслышала чистый динамичный ритм «Болеро» Равеля.

— Проигрыватель господина Ридли, — пояснил Алекс, явно в ответ на мою озадаченную гримасу. — Арнольд заводит ему пластинки, но, поскольку ничего не слышит, редко сразу ставит на нужную громкость.

— Проигрыватель, — пробормотала я, и по ассоциации мой взгляд упал на его магнитофон на тумбочке. — А у Валентина и Юлы есть магнитофон или что-нибудь в этом роде, чтобы делать, а самое главное, прослушивать записи?

— Нет. У них нет.

— А этот или другой магнитофон… ты не давал им в ближайшие дни?

— Нет.

То, что он не спросил меня о том, почему я задаю ему подобные вопросы, не показалось мне особенно странным. Мы вышли из кухни и молчаливо пошли по коридорам с протертыми — ногами давно мертвых людей — дорожками. Спустились по лестнице из вечно холодного гранита, прошли через холл, который подавлял своим сходством с погребом, и Алекс открыл тяжелую дубовую дверь с позеленевшим от старости и долгой ненадобности молоточком. Мы остановились на площадке двора, зажмурились от яркого солнца, и я вновь задалась вопросом, по каким все-таки скрытым причинам он остался жить здесь.

Одетый в белую рубашку, белые брюки и белые носки, последний Джонатан Ридли лежал у раскрытого окна, которое располагалось точно над широко раскрытым окном кухни, где мы с Алексом совсем недавно беседовали. Его тело было полуповернуто или, лучше сказать, положено (?) вполоборота, так, чтобы он мог смотреть на улицу; одна его рука лежала на подоконнике, а другая на бедре; лицо и полысевший затылок были цвета обожженой глины, а брови, два кусочка овечьей шерсти, были такими же белыми, как и подушка у него под головой. Вообще-то, если бы не эта подушка, иллюзия, что он лежит в воздухе, была бы абсолютной, потому что снизу, с аллеи, не было видно ни одного из элементов его инвалидной кровати. Бородки, похожей на вылезшую щетку, которая «украшала» его мертвецкий профиль в тот вечер, когда я приехала, уже не было. Уж не велел ли он Арнольду сбрить ее из-за меня?

Я остановилась. Никак не могла понять, куда же он смотрит — на меня или поверх меня, но на всякий случай улыбнулась и в знак приветствия помахала ему рукой. Моя любезность дошла до того, что я готова была крикнуть ему: «Как дела, господин Ридли, как вы себя чувствуете?» — словно было непонятно как, но он вряд ли бы услышал, потому что Арнольд, наверное, по просьбе хозяина опять включил проигрыватель на полную громкость. Темпераментное «Болеро» вылетало на улицу, как бесконечная стая быстрокрылых невидимых птиц, делая неподвижность его слушателя еще более конечной, безнадежной, если подобное определение вообще возможно.

И все-таки господин Ридли, при всей своей статичности, пытался хоть как-то развлекаться, что, с моей точки зрения, делало ему честь.

Интересно, однако, почему изо всех окон своего тройного чердачного владения он выбрал именно это? И случайно ли, что пластинку завели сразу же после окончания нашего с Алексом разговора? Неужели он подслушивал? Это было вполне возможно. Тем более что слух у паралитиков обостряется со временем. Нет, это, кажется, относится к слепым… или и к тем, и другим?

Еще не дойдя до конца Старого крыла, я снова подняла голову к мансарде. Теперь уже можно было с уверенностью сказать, что господин Ридли смотрел в мою сторону — его глаза как-то неестественно вывернулись; из чего можно было сделать вывод, что до этого он меня не замечал. Я снова остановилась, кивнула и помахала ему. Этот человек, по крайней мере, был вне всяких подозрений, подумала я с симпатией. А он прикрыл глаза, открыл их — моргнул… или подмигнул мне? Его голова чуть шелохнулась на подушке, мне показалось, что он делает знак зайти к нему. Но, с другой стороны, ведь он не немой, мог бы просто позвать? Может быть, он хочет, чтобы я пришла к нему втайне от всех? С такого расстояния я не могла хорошо рассмотреть черты его лица, поэтому мне трудно было угадать, чего он от меня хочет, да и вообще, хочет ли чего-нибудь? Мне стало страшно, когда я вспомнила его планы в отношении Святилища, и, казалось бы, уже исчезнувшая мысль о безумии здешних обитателей, в том числе и самого господина Ридли, снова бросили якорь в моем сознании. В замутненном всякими страхами, недоумениями, сомнениями и тому подобное сознании.