Впервые за много дней я осталась одна. Вспомнив, что мне позволено не стесняться в еде, я отрезала крупный кусок яблочного пирога и принялась за «Дракулу». Сказочное ощущение – есть, когда при этом тебе не нужно слушать, кивать, улыбаться или дергать бровями. Дракула посетил волков в зоологическом саду. «Эти волки, кажется, чем-то взволнованы», – заметил он. На следующее утро клетку обнаружили искореженной, а серый волк по имени Берсеркер исчез. В его тело временно вселился Дракула. В зоосаде Дракула чувствовал совсем не то, что чувствуют другие люди.
Кто-то постучался в стеклянную дверь. Главная дверь была открыта, а за стеклянной стояла невысокая девушка-блондинка.
– Привет, – сказала я.
– Привет, – ответила она. – Я Рени. Мы едем на экскурсию.
Я открыла дверь. Она вошла, но садиться не стала, глянув на свои часы с циферблатом не крупнее десятицентовой монетки. К пирогу она, похоже, интереса не питала. Лишь твердила, что мы едем на экскурсию.
– Ладно, – сказала я и принялась прибирать на столе.
– Мы едем на экскурсию сейчас.
– Сейчас? Что, вот прямо сейчас?
– Да, конечно!
Я заметила, что на ней – черный рюкзачок, оба ремешка пристегнуты. Я еле удержалась от вздоха. Венгрия всё больше напоминала чтение «Войны и мира»: каждые пять минут появляются новые персонажи с необычными именами и характерной речью, и им какое-то время нужно уделять внимание, несмотря на то, что в книге ты их больше никогда не встретишь. В романе-Венгрии я бы лучше поговорила с Иваном, своим «возлюбленным», но как-то не могла решиться. При этом мне почему-то казалось, что все эти обильные числом персонажи вовсе не излишни, каждый из них играет свою роль, и что когда Иван наставлял меня заводить друзей, он хотел сообщить нечто важное о мире, о том, как надо жить, и что судьбоносным нужно считать не того персонажа, который стал в твоей жизни роковым, а того, кто привел тебя к новым людям. Я поднялась наверх и взяла сумку.
* * *
Стоило нам выйти из дома, лицо Рени просветлело.
– Автобус через десять минут, – радостно произнесла она, когда мы дошли до шоссе. – Сядем.
Мы сели у кромки асфальта лицом к лесу. Рени запрокинула голову и посмотрела на чистое, залитое солнцем небо.
– Я люблю на воздухе! – сказала она, добавив: – Дом Маргит не люблю.
– Не любишь?
– Нет! Много животных!
– В смысле, Барка?
– Нет! Убитые, этот муж Маргит, его винтовка. Ненавижу охотников. Конечно, мужу Маргит я так не разговариваю.
Прибыл автобус – высокий пассажирский автобус с плюшевыми сидениями и тонированными стеклами. Мы поднялись в салон и сели где-то в середине. Рени объяснила, что она раньше училась у Маргит – была худшей ученицей. Сейчас она изучает агротехнику, и у нее есть парень. Рени – двадцать, а парню – всего шестнадцать, но обычно он ведет себя очень по-взрослому. Правда, сейчас они поругались и он вел себя на свои шестнадцать.
– Из-за чего поругались? – поинтересовалась я.
– Много чего, – ответила она. – Он не милый.
– Не милый?
– Совсем!
Я окинула ее взглядом: при словах о парне мне стало любопытно оценить ее внешность. Хорошенькая и деловитая, не доходящие до плеч светлые волосы, белая футболка без рисунка, очки в проволочной оправе. Мы побеседовали о севообороте. Автобус высадил нас в Дьёндьёше, втором по населению городе Венгрии
[70]. Через час мы на другом автобусе отправимся в горную новогоднюю деревню. Я долго гадала, что это за «новогодняя деревня», но позднее выяснилось, что это – еловый лес. («Новогодние деревья», – сказала Рени, показывая в окно). Тем временем в Дьёндёше нам предстояло посетить любимое место Рени, музей естествознания, где есть одно особенное животное. Оно очень большое, но его на свете нет.
– Ты имеешь в виду, оно вымышленное? Типа единорога?
– Нет, нет, оно очень старое. Мы посмотрим на кости.
– А, динозавр.
– Нет, не динозавр.
– Как оно называется по-венгерски? – Сначала мне показалось, что она не хочет мне отвечать, но я повторяла вопрос, пока она, посмотрев мне в глаза, не произнесла громко и с расстановкой: – МАММУТ.
Маммут проживал в длинном желтом особняке, где когда-то обитали венгерские аристократы. Свет внутри не горел. У пыльного окна пожилые женщины в черных исторических юбках и белых передниках складывали простыни. Когда мы появились, две из них отложили свою простыню и повели нас по музею, одна шла впереди с фонарем и включала свет, а вторая шла сзади и выключала. Время от времени одна из них принималась уговаривать нас купить одну из монографий с латинскими заголовками – монографии они таскали в карманах передников. Сначала Рени вежливо отказывалась, а потом, к моему удивлению, на них наорала, впрочем, женщины, похоже, не обиделись.
В секциях геологической, петрологической и минералогической истории Дьёндьёша мы долго не задерживались – они явно чем-то раздражали Реми, и она шагала, не оглядываясь. Но стоило нам добраться до папоротников, ее лицо озарилось, а в зале с насекомыми она вообще впала в транс.
– Я люблю природу! – сказала она, вздыхая и глядя на древнего навозного жука. Она знала латинские названия всех насекомых и спрашивала, как они называются по-английски. Я смогла припомнить только божью коровку.
Мы дошли до позвоночных.
– Ох, какой милый! – тихо произнесла Рени у стенда с ежиком. Ежик и впрямь был симпатичным – правда, не менее усопшим или убитым, чем животные в доме Маргит.
Остановившись в темном дверном проеме, женщина подняла фонарь, и мы разглядели, что свет отблескивает от огромной груды бледных костей в форме арки. Потом она зажгла электричество, и перед нами – мамонт, стоящий у зеленой бархатной шторы на приподнятой платформе и без ограждений, можно было пройти прямо под его изогнутыми бивнями, каждый – размером с человека. Не обремененные плотью или мехом, его ребра выглядели весьма изысканно – высокие, дугообразные, мраморно-белые, – каждое напоминало изящнейший мост. О Маммут-Бей, ты должен знать, что я всегда жду не дождусь встречи с тобой, даже сейчас.
* * *
На обратном пути мы вышли из автобуса раньше, чем нужно, и очутились на перекрестке с ресторанчиком, автозаправкой и указателем «Каль, 6 км». Я предложила дойти пешком, но Рени возразила, что шесть километров – это очень далеко, и что я устану.
– У меня идея, – сказала она. – Телефон моего парня.
– Телефон твоего парня?
– Это всего километр. Пойдем.
Мы свернули с трассы и зашагали по узкой мощеной дорожке, которая потом превратилась в грунтовку. Примерно через полчаса мы приблизились к оранжево-коричневому дому с табличкой «злая собака». Рени постучала в калитку. Страшный черный пес с похожей на кулак мордой выпрыгнул из сарая, ринулся через двор и, истекая слюнями, бросился на ограду.