Идиот - читать онлайн книгу. Автор: Элиф Батуман cтр.№ 36

Мы прошли через парфюмерию, косметику, сумочки, солнечные очки и на эскалаторе спустились в мужской отдел. Он оказался чем-то совершенно невразумительным, ни один товар не был призван удивить или восхитить, все – на одно лицо. О какой невидимой руке рынка может идти речь? Как сделать выбор среди обилия идентичных серых пиджаков? Но я всё равно пробовала на ощупь эти широкие надежные плечи и, несмотря на то, что их однотипная серьезность и важность смотрелась смешно, чувствовала волну вожделения.

Подтяжки должны были подходить к штанам хаки, флотскому пиджаку и галстуку винного цвета. Невозможно удержать эти три цвета в голове одновременно. Нам обоим понравились красные подтяжки – но только если бы не винный галстук. Черт меня дернул спросить у Ральфа, какого цвета будут туфли.

– Черные, – ответил он.

– Черные туфли, флотский пиджак, – вслух размышляла я. Мы посмотрели друг на друга ошеломленно. – Коричневые туфли, – и отправились в обувной отдел. Это было начало конца, и дело даже не в том, что покупка обуви – само по себе занятие печальное (взять хотя бы «Золушку», разве это – не аллегория фундаментальной безрадостности выбора обуви?), – а в том, что наш путь пролегал через отдел пижам и нижнего белья. В отделе пижам мы окончательно себя потеряли – забыли, зачем мы здесь и кто мы такие. Туфли хотя бы перекликались цветом с подтяжками. Здесь же цвета теряли всякий смысл – ну или не то чтобы теряли смысл, но несли в себе какое-то иное значение. На одних трусах было красным написано НЕТ НЕТ НЕТ, а зеленым флуоресцировало ДА ДА ДА.

* * *

Прошел еще день. Логи компьютера Ивана мигрировали сначала из Калифорнийского технологического в Калифорнийский университет Сан-Диего, а потом – в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса. Я то и дело пыталась написать ему, но меня парализовала мысль о том, что всё теперь зависит от моего хода. Ведь это же его слова: у него есть что мне сказать, но он скажет, только если сначала я скажу то, что нужно.

Я не могла ни работать, ни спать. Я перестала видеть суть вещей, не понимала, что должно произойти. Я постоянно, почти в режиме нон-стоп, насколько могла, писала – в своем блокноте на спирали или в лэптопе, – зачастую отмечая время записи, поскольку хотела чувствовать, что время – под контролем. Разумеется, постоянно контролировать время невозможно. Стоит записать, который час, как уже наступает следующее мгновение.

Мне хотелось с кем-нибудь поделиться происходящим, но я не знала ни как это сделать, ни с кем. Светлане я рассказать не могла: она либо примется рассуждать про змея-искусителя, либо скажет забыть об Иване, поскольку у того есть девушка. А что если связь можно установить по-иному? Вдруг на свете существуют другие вещи? С матерью я поделилась урезанной версией. Я сама слышала, что во всём этом нет никакого смысла. Что это не имеет смысла как история. Я утратила способность вести беседу. Способность читать.

* * *

Я записалась на прием к специалисту в студенческой поликлинике. В приемной взяла брошюру «Факты и мифы об изжоге» – мифы я обычно люблю, но эти оказались дурацкими. «При изжоге помогают мятные конфеты». Медсестра произнесла какое-то слово – видимо, предполагалось, что это мое имя. Я пошла за ней к двери с медной табличкой «Детская и юношеская психология». В кабинете за столом, уставленным деревянными брусками и пластиковыми свинками, сидел беловолосый розовощекий человек. Других животных на столе не было, одни свиньи. Иван в своих письмах упоминал свиней, даже несколько раз. Может, в свиньях есть что-то, чего я не знаю?

– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказал детско-юношеский психолог, жестом указывая на ряд стульев – некоторые размером предназначались для детей, а некоторые, надо полагать, – для юношества. Я села на один из тех, что побольше, и всё рассказала. Рассказала о проблемах со сном, разговором и чтением, об электронной переписке, о своем признании и об ответе Ивана. Рассказ оказался долгим.

– Как вы отреагировали, когда он рассказал о своей девушке? – спросил психолог.

– Я не ответила на то письмо, – сказала я.

Он энергично закивал.

– И что потом сделал этот парень?

– Он снова написал. Он что-то хочет мне рассказать, но сперва ему нужно услышать мой голос.

– То есть, он хотел поговорить с вами по телефону?

– В смысле?

– Если ему нужно услышать ваш голос, значит, он собирается позвонить?

– А, нет, думаю, он просто просил меня ответить на письмо. Наверное, когда он написал «голос», это была, э-э, метафора.

– Понимаю. Ваш писательский голос.

При фразе «писательский голос» я от смущения лишилась дара речи.

– Да, – выдавила я.

– Вы говорили с ним по телефону с тех пор, как он уехал?

– Я вообще никогда не говорила с ним по телефону.

– Что? Ни разу?

– Нет.

– Вот это да. То есть его голос вы тоже никогда не слышали? Если, конечно, не брать в расчет его писательский голос.

– Ну, мы общались на занятиях, и еще немного потом.

– Ну да, вы же ходили в одну группу. По русскому. А кроме этого?

Я покачала головой.

– Только, м-м-м, писательский голос.

– Вот это да, – повторил он. – Что же вам теперь делать? Он написал второе письмо. Вы собираетесь отвечать?

– Не знаю, – сказала я. – Я хочу, но не знаю – как. Не знаю, какой ответ будет правильным.

Психолог откинулся на спинку стула. Последовало долгое молчание.

– Знаете что, Селин, – сказал он. – Мне вообще не нравится, как всё это выглядит.

Это меня удивило: я не знала, что ему, оказывается, может нравиться или не нравиться, как что выглядит.

– Не нравится? – спросила я.

– Не нравится, – ответил он. – Это всё напоминает мне историю Унабомбера.

– Унабомбера?

– Унабомбера.

– Почему?

– Не знаю. Просто мне в голову сразу пришел Унабомбер.

– Потому что он изучал математику?

– А, интересная мысль. Я об этом не подумал, – он что-то бегло записал в блокноте. – Я думал о компьютерах, о том, что всё это связано с властью и компьютерами. Компьютеры. У них – власть.

– М-м, – сказала я.

– Вы сейчас переживаете весьма уязвимый период своей жизни. Вы впервые покинули дом, сталкиваетесь с трудностями учебы, чувствуете, что зашиваетесь. А этот компьютерный парень, он где, в Калифорнии?

– Да. Он сейчас ездит по магистратурам.

– У него есть девушка, он – выпускник, он едет в Калифорнию. Это – неподходящий для вас человек. Ни в краткосрочной, ни в долгосрочной перспективе. Из того, что вы описали, похоже, что он вообще едва ли существует. Он – это лишь голос из компьютера. Неизвестно – кто или что там за компьютером: видимо, ему нравится скрываться. И вы тоже прячетесь за компьютером. Это абсолютно объяснимо. Все мы, человеческие существа, терпеть не можем рисковать. Мы все хотим спрятаться. И благодаря имэйлу, – он произнес так, словно это слово изобрела я, – благодаря имэйлу у вас завязались целиком идеализированные отношения. Вы ничем не рискуете. Спрятавшись за экраном компьютера, вы – в полной безопасности. Мне хотелось бы, чтобы вы кое о чем подумали. Ведь вы на самом деле об этом парне ничего не знаете? Возможно, его вообще не существует.