В кухне что-то звякнуло, стукнуло, упало на пол и покатилось. Мужской голос досадливо и неразборчиво чертыхнулся. Голос был знакомый. Эдька! Спаситель! Наверное, и тетя Женя там…
Чувствовала я себя скверно, но надо было вставать, приводить себя в порядок. Вчера я решила бороться за Сережу, и мне было некогда болеть. Собрав волю в кулак, я поднялась на слабые ноги, завернулась в одеяло и побрела на кухню.
В кухне за столом сидели Эдька и Витя Титов. Перед ними на столе стояла сковорода с яичницей, тарелка с крупно накромсанным хлебом и бутылка, которая вчера составляла единственное содержимое моего холодильника. Она была уже пуста, а водка разлита по стаканам. Эдька сидел ко мне спиной, Витя тоже меня не видел, потому что, свесив голову, уныло смотрел в стол и вертел в руке стакан.
У меня под ногой скрипнула половица, Витя вскинул на меня глаза, и лицо его стало испуганным. Эдька тоже оглянулся.
– Во! – ахнул он. – Явление… народу…
– И тебе доброе утро, Эдечка, – сказала я. – Здравствуй, Витя, – кивнула я его собутыльнику. Голос у меня был каким-то ватным. – По какому поводу банкет?
Они оба смотрели на меня странными напряженными глазами и как будто чего-то ждали от меня. И молчали. Молчание тянулось…
– Ладно, – наконец сказала я. – Схожу в душ, а потом вы мне все расскажете.
Я пошла в ванную, на ходу вытащив из шкафа чистую футболку и джинсы.
– Нет, это ты нам все расскажешь, зараза! – визгливо прокричал мне вслед Эдька. – Все-е расскажешь!..
В ванной я разглядела в зеркале свое лицо. Под кожей проступала пара синяков. Ну, Эдька!
Когда я вернулась на кухню, на столе прибавился нарезанный лимон, а в доверху наполненной сахарнице торчала большая столовая ложка. Очевидно, все это изобилие приплыло к нам из закромов тети Жени.
– Жрать будешь? – хмуро осведомился Эдька. – Или невмоготу?
– Невмоготу, – призналась я. – Подташнивает.
– Тогда чай, и побольше… – он придвинул мне кружку чаю с лимоном, сел за стол напротив меня и скомандовал:
– Давай рассказывай. И попробуй соврать – убью!
– Эд, потише, – попросил Витя. Они с Эдькой переглянулись и уставились на меня. Тут даже до моих еще не совсем прояснившихся мозгов дошло: происходит что-то странное. В их взглядах читалось непонятное осуждение и… неприязнь, что ли… Как будто я сделала что-то ужасное, стыдное и теперь должна оправдаться, они ждут…
– Мы ждем, – как будто озвучил мои мысли Эдька.
– Слушайте, ребята, я что-то ничего не понимаю, – сказала я. – Может быть, сначала вы мне объясните, что происходит? Эдя, как вы вчера с тетей Женей очутились у меня? Я что, успела позвонить? Мне стало плохо, но я ничего больше не помню…
– Не помнит она! – взвился Эдька и грохнул по столу кулаком, так, что подпрыгнули все кружки и ложки. – Не помнит! А это ты в беспамятстве накорябала?!
Он схватил какой-то лист бумаги, лежавший на подоконнике и помахал им перед моим носом.
– Эд, спокойнее, – опять попросил Витя и обратился ко мне: – Груня, объясни нам, пожалуйста, что это такое?
Я взяла листок и поднесла к глазам. Это был обычный лист бумаги для принтера. Пачка такой бумаги лежит у Сергея в столе. Несколько строк, отпечатанных на принтере, шрифт крупнее обычного. Это было немного похоже на объявление, какие лепят на дверях подъезда. Я стала читать.
«Прошу в моей смерти никого не винить. Я ухожу добровольно, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Сережа, любимый, надо во всем признаться, раскаяться. Мы с тобой натворили много бед. Молю бога, чтобы на том свете он позволил мне встретить Володю, Юрия Григорьевича и Наташу и вымолить у них прощения. Покайся и ты, и бог нас простит. Твоя Гретель».
Я прочитала этот странный текст и подняла глаза на парней. Это что, шутка такая? Изощренное издевательство? Нет, они не способны на такое, даже хамоватый и циничный Эдька, не говоря уже о Вите… Они смотрели на меня, у Эдьки было злое и непримиримое лицо, а у Вити – тревожно-недоумевающее, и они действительно хотели, чтобы я объяснила…
– Откуда это?.. – с трудом выговорила я. Больше ничего сказать я не могла, у меня не было ни слов, ни мыслей, только дикий ужас перед чем-то непонятным. Я что, схожу с ума?..
Наверное, выражение моего лица было красноречивее слов, потому что Витя сказал:
– По-моему, она ничего не понимает. Эд, расскажи ей…
Они снова переглянулись.
– Думаешь? – спросил Эдька.
– Что-то тут не так, – сказал Витя, внимательно глядя на меня. – Расскажи все с самого начала, и будем разбираться вместе…
Эдька поморщился, посопел и поведал странную, почти мистическую историю:
Вчера вечером, когда Эдька и тетя Женя мирно сидели на кухне за ужином, совершенно неожиданно упала картинка, висевшая на стене над кухонным столом. Эту картинку, маленький этюд, изображающий гроздья красной смородины в густых темно-зеленых листьях, я когда-то подарила тете Жене на Восьмое марта. Тете Жене этюд очень понравился, и она повесила его там, где чаще всего пребывала – в кухне, над обеденным столом. Там картинка и висела мирно несколько лет, а вчера вдруг по непонятной причине упала. Эдька уверял, что это случилось из-за него, дескать, он так кашлял, что тряслись стены. Но я убеждена, что картинку сбросил со стены мой ангел-хранитель, потому что, если бы она не упала, я уже была бы мертва…
Словом, картинка слетела со стены и завалилась за кухонный диванчик. Тетя Женя всполошилась и, сколько Эдька ни уверял ее, что этой фигне ничего не сделается до утра, заставила его оторвать задницу от стула и отодвинуть диванчик. Вместе с картиной она извлекла из-за диванчика еще и мою кофту. Ту самую, которую я зову «маминой».
Тут я было удивилась: как это моя кофта могла оказаться в таком неожиданном месте? Но тут же вспомнила… В тот день, когда по моей вине случилась беда с Сережкиной бабкой, я прибежала к Эдьке за помощью, ревела, и он заставил меня выпить «душеукрепляющее». Мне тогда стало очень жарко, я скинула кофту и бросила ее на спинку кухонного диванчика, откуда она, наверное, и сползла на пол. А я, будучи в неадекватном состоянии, забыла про нее, а потом и не вспоминала, потому что на улице потеплело и теплая кофта стала не нужна…
Обнаружив кофту, тетя Женя всполошилась еще больше и вознамерилась немедленно вернуть мне мою вещь. Эдька и тут пробовал отговорить ее, убеждал подождать до утра, но тетя Женя, дай ей бог здоровья, не согласилась и побежала ко мне. Она звонила и колотила в мою дверь, но я не отзывалась.
Призванный на подмогу Эдька предположил, что меня нет дома, и опять стал убеждать мать отложить возвращение блудной кофты до утра. Но тетя Женя не поддалась. Наверное, мой ангел хранитель, махнув рукой на толстокожего Эдьку, толкал ее под ребро и не давал угомониться. Она точно знала, что я дома, она слышала из-за стенки, как я возилась на кухне, свистела краном, щелкала выключателем… И то, что я не открывала им дверь, беспокоило ее.