Режиссер сказал: одевайся теплее, тут холодно - читать онлайн книгу. Автор: Алеся Казанцева cтр.№ 32

Акушерка, которая отдала в прошлом году Елизавете Николаевне свое старое пальто (между прочим, хорошее было, с целым песцовым воротником!), пришла вечером домой в очень плохом настроении. И высказала все. И мужу, и сыну, и невестке. Мол, вот живут же люди, не то что мы! Три года уже на электричках до дачи добираемся, машину не можем купить! А Елизавета Николаевна вон купила! Санитарка наша! А ей все вещички дают да деньги занимают! А она теперь на машине! Да! Видела своими глазами! «Что за модель?» – спросил муж. «Откуда я знаю модель? Я в этом не разбираюсь, но точно иномарка какая-то».

Неделю все обсуждали иномарку Елизаветы Николаевны, неделю. Только она выйдет из медсестринской – так сразу разговоры. И раньше бывало, что сотрудники и машины покупали, и дачи, и квартиры. Но это какие сотрудники? Врачи, у них зарплата. Или если медсестра, то у нее муж. А у этой-то откуда иномарка? Ну понятное дело, что заняла, опять вся в долгах. И чем она думает? Как отдавать? Побираться снова будет? Совесть-то есть?

Как раз в этот момент Елизавета Николаевна зашла в медсестринскую комнату и села за стол. Женщины замолчали, а та, которая говорила про совесть, продолжила: «Ну и вот. А я ему и говорю: „Совесть-то у тебя есть, Миша, нет?“ Миша – это мой сын, Елизавета Николаевна, помните его? Представляете, опять сдал экзамены на тройки, стипендию получать не будет».

Старшая кухарка Нина стала собираться домой, вечерний чай уже выпили. На столе стояла открытая коробка конфет, печенье. Нина перед выходом повернулась и сказала: «Всем пока! До завтра! Лиз, слушай, а сегодня ничего не осталось с обеда, все съели. Так что сегодня никак, ты уж извини, ни котлет, ни супа. Ну, пока, девчонки! Всем счастливо!»

Елизавета Николаевна сидела так, чтобы было видно двор роддома. Дочь и сын обещали забрать с работы, сколько времени прошло, все не едут и не едут. За окном было темно и как только по двору начинали ползти лучи фар, Елизавета Николаевна вытягивалась и смотрела, что за машина. Шел снег, погода стояла морозная. И вот она видит, что подъезжает Фиалка, машет в окно, улыбается, выходит во двор. А дочь и зять стоят около машины, разглядывают. Елизавета Николаевна спрашивает: «Что такое?» – «Да вот, мам, попали в аварию! Ты представляешь! Я ему говорю: „Ну куда ты гонишь?“ Предупреждала же!» – «Да это ты мне под руку лезешь все время! Теперь машину в ремонт! И на покраску! А где деньги брать? Из твоих декретных? Да никакой моей стипендии не хватит! Страховку завтра как раз собирался ехать оформлять!»

Дочка трясла на руках внука Елизаветы Николаевны, от этого он еще больше плакал. Елизавета Николаевна подошла к помятой двери, посмотрела. Ну вмятина, царапины. Дверь открывается, стекло целое. Елизавета Николаевна спросила: «А вы сами-то как? Нормально? Черт с ней, с машиной». А дочка сказала: «Мама! Ну что ты такое говоришь? Как это черт?! Только купили! Что теперь делать?!» А зять всплеснул руками, мол, у баб мозгов нет, вообще ни в чем не разбираются! Ни в жизни, ни в автомобилях. А внук плакал. Плакал без слез, по инерции, так дети иногда делают. Вроде бы что-то случилось, а что – не понимает, все нервные вокруг ходят. А Елизавета Николаевна думала, что скоро должны дать премию к новому году, опять же обещали выдать материальную помощь, иногда профсоюз подкидывает. Полный шкаф засолов на зиму. Не пропадем. Главное, что не пропадем. А кот Рыжик сидел на подоконнике и ждал, когда все приедут обратно и накормят его традиционными котлетами, потому что он тоже ничего не понимал в автомобилях. Вообще.

Один раз мы снимали рекламный ролик. В этом ролике по сюжету два человека занимаются любовью. Один человек мужчина, а другой женщина. И там все такое неясное, в еле-еле дыму, с намеками, движениями то ли тел, то ли простыней, легкие шторы летают по кадру, перекрывают моменты. Потому что реклама, общественное телевидение, дети смотрят и нельзя показывать, можно только красиво обозначать.

И заказчик говорит: «Я хочу, чтобы».

Он хотел, чтобы актеры были с хорошими лицами и телами, мужская попа из крепких мышц и женская грудь из упругих грудей, а не черт-те что. Потому что пусть мы не увидим никогда эти подробности и их нельзя показывать, но надо, чтобы было.

И мы начали искать. Обычно актеры показывают на кастинге для рекламы лицо в фас, улыбка, без улыбки, два профиля, руки и зубы. Со стороны это выглядит так, будто выбирают самого породистого человека на планете и записывают в ковчег.

На кастинге для ролика про секс актеры показывали попы, груди, а еще спины. Потому что если все отлично, а спина в прыщах, то нельзя. Нашли прекрасного мальчика и прекрасную девочку, но у девочки была проблема. У девочки почти не было груди. Ну то есть была, но так, чтобы грудь – нет. А там по сюжету в одном кадре мужская рука расстегивает блузку, края начинают распадаться и лучше, чтобы эти края распадались по мягкому, а не по ребрам. Заказчику нравилось лицо девочки, а грудь не нравилась совсем. И тогда режиссер предложил расчлененку. На общих планах и крупным планом мы снимаем актрису с понравившимся лицом, а для кадра с блузкой приглашаем грудь. Просто девушку, которая просто придет и просто принесет с собой просто две просто сиськи. На ней мы расстегнем блузку, она будет переворачиваться в руках главного героя, а ее лицо мы не увидим, потому что сиськи и лицо у человека в разных местах. Это же монтаж, Джони. И вот съемка. Идет съемка, снимаем общие планы, лица героев, простыни летают, шелковое белье струиться, пиротехники пускают дымок, все такое манящее. В перерывах между дублями она к нему прижимается подмышку, он ее греет. Познакомились за час до съемки, до этого вообще друг друга не видели. Они лежат, болтают, вокруг оператор ходит, свет поправляет, режиссер командует «Начали!», они опять становятся вместе. «Стоп!» – она ложится рядом, он ее накрывает, ну потому что бережное отношение. Моя женщина, не смотрите. Актер говорит: «Принесите Оле чаю, пожалуйста». Актриса пьет чай, они его даже вместе пьют из одного стакана. Опять «Начали!», они начали, потом опять полежали. И так весь день. И тут настало время, пришли сиськи. Между прочим, очень приятная и милая девушка, она же не виновата, что у нее так сильно наросло. Идет по павильону в халатике, прикрывается. Режиссер объясняет, мол, так, мол, и так. Ребра уходят в гримерную, сиськи провожают их победоносным взглядом, ложатся. «Приготовились! И начали!» Он расстегивает блузку, девушка правильно на камеру поворачивается, края одежды соскальзывают, «Стоп!». Актеры останавливаются и отползают в разные концы кровати. Он накрылся одеялом по уши. Лежит. Она тоже лежит. Мерзнет. Потом опять «Начали!», пуговицы из петель выходят, блузка в разные стороны, шелк струится, «Стоп!». Лежат. Актер говорит: «Принесите мне чаю, пожалуйста». Лежит и пьет чай один. Потом девушка снялась и ушла, унесла с собой то, что наросло. Съемка продолжается, на площадку возвращается первая актриса. Вернулась, обошла кровать с другой стороны и легла на самый край. Лежат. Молчат. Актер говорит: «Принесите Оле чаю, пожалуйста». Пытается за ней обратно ухаживать, налаживает контакт. А она ему говорит: «Я не люблю чай, я пью только кофе!»