Поле сражения - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Китайский cтр.№ 92

– На эффект бьёт, – как будто даже с удовольствием сказал ротный.

Горлов промолчал, но, несмотря на проглоченную обиду, Гогитидзе ему понравился.

В зале, где недавно закончился военный совет, при звуке твёрдых шагов установилась неловкая тишина.

Не разглядывая присутствовавших, Гогитидзе по-хозяйски разделся, взбил растопыренными пальцами длинную седеющую гриву и такую же длинную и пышную бороду, поправил ремни, по-юношески стройный, прошёл к столу, оперся обеими руками на его край и только тогда, не поворачивая головы, обвел сидевших диковатым взглядом красивых, чуть навыкате, глаз.

– Зачем прыглашал? – спросил он Машарина, сразу определив, что именно тот здесь командир.

– Нам надо договориться о совместных действиях, – сказал Машарин, не поднимаясь с места и без тени улыбки глядя в лицо самоуверенного гостя. – Садитесь.

– Зачэм совмэстных? – спросил, будто и не слышал приглашения Гогитидзе. – Нэ надо совмэстных. Ты сам, я сам. Твой отряд балшой. Мой отряд нэбалшой. Кто будет лучэ ваевать, пасматреть будэм.

– Проходите, товарищи, садитесь, – пригласил Машарин вошедших Ульянникова и Горлова. – Тут вот наш гость не соглашается на совместные действия, предлагает игру в «хуже-лучше». А мы играть не собираемся, товарищ Гогитидзе. Мы ведём трудную борьбу за восстановление советской власти.

– Миня это нэ интэрэсует, – сказал Гогитидзе, не отводя взгляда от лица Машарина. – Власть – дэло народа. А Гогитидзе будэт бить Колчака. Сам будэт бить!

– Боишься, значит, самостоятелност потерайт? – зло спросил Стунджайтис, а вышло, что он, тоже ломая язык, поддразнивает гостя, и командиры дружно улыбнулись.

Гогитидзе свысока глянул на латыша, словно хотел резко оборвать, но, увидев его сияющую седину, смягчился:

– Зачэм тэрять? Победыл – сам победыл! Гогитидзе победыл! Нэ победыл – в следующий раз победым! Поражений нэ прызнаем!

– Да ты садись, Илларион Артемьевич, – сказал Горлов, – в ногах правды нету.

– В задныцэ правда? – улыбнулся Гогитидзе, и нельзя было понять, шутит он или сердится. Но, видно, шутил, потому что всё-таки сел.

Командиры с любопытством рассматривали Батю, про которого ходили в народе легенды, и невольно поддавались его обаятельному магнетизму, спешили улыбнуться, когда белозубо улыбался он, и мигом серьёзнели, когда лицо его принимало серьёзное выраженне. Один только Машарин оставался равнодушно-спокойным, да откровенно насмешливо смотрел на гостя из своего угла лучистыми глазами Лесников. Горлов нервничал, всё время порываясь что-то сказать, но сдерживался, выжидал, когда мысль прояснится для самого.

– Ну что же, – подвел итог разговору Машарин, – мы к себе никого не тянем. Не желаете присоединяться к нам, не надо. Действуйте самостоятельно. Только не мешайте. Патронов мы вам выделим, но денег дать не сможем, у самих в обрез, а расходы предстоят большие. На этом разговор будем считать закопченным.

Гогитидзе кивнул, не глядя на Машарина, видно, обидевшись на отказ в деньгах.

– Нет, подожди! – решительно поднялся Горлов. – По-моему, мы, товарищи, допускаем тут большую ошибку. Нельзя нам отталкивать от себя такого прославленного командира, как товарищ Гогитидзе. Имя его как борца-революционера широко известно по всей Сибири. Его верность революции испытана годами вооруженной борьбы против царизма и контрреволюции. У товарища Гогитидзе имеется опыт руководства таким большим воинским подразделением, как дивизия Красной армии. Народ доверяет ему и тянется к нему. При одном имени Бати дрожат поджилки у кровососов. Это имя – знамя! – крикнул Горлов и обвел глазами залу, разом уловив во взглядах понимание и поддержку.

Гогитидзе без выражения слушал лестные слова, терпеливо дожидаясь, чем это кончится.

– А теперь давайте посмотрим другую сторону…

Александр Машарин. Организатор нашего восстания. Его мозг и направляющая сила. Мы все уважаем его и знаем его преданность делу пролетариата. Но имя Машарин – увы! – непопулярно. Кто такой Машарин? Пароходчик, золотопромышленник, эксплуататор и кровосос? Вот какие мысли возникают у трудящихся при упоминании этой фамилии. Раньше, чем идти к Машарину, каждый задумается: не сложит ли он голову не за дело всемирной революции, а за корыстные цели миллионщика? Объяснять каждому истинную позицию товарища Машарина не станешь. Делу революции это приносит вред. Поэтому я предлагаю избрать командующим нашим Придонским партизанским фронтом товарища Гогитидзе. А товарищ Машарин пусть будет его боевым заместителем.

– Машарин большевик, а не миллионщик! – взорвался Ульянников. – А ты демагогию разводишь!

– У нас есть командующий, – поддержал Седых, – командует по уму, а как другой кто будет, тут ишшо подумать надо.

– Дарагой, зачэм? Ны нада! Машарин хароший камандыр, я хароший камандыр. Сам Каландаришвили мне руку подаёт! Знаешь земляка моего? Каждый сам ваюэт! Абыжать никаго ны нада!

– Какая тут обида? – вспылил Горлов. – Не понимаете разве, что это в интересах дела? Все мы готовы погибнуть за советскую власть каждую минуту и с радостью идем на эту смерть. При чём тут личные обиды, если дело у нас общее?

– Так Гогитидзе не признает советской власти, – сказал Ульянников.

– Пачэму нэ признает? – возразил, рывком вскинув голову, Гогитидзе. – Прызнает! Я лично протыв всякой власти. Лично, понымаешь? А народ установит савэцкую, – я защищать её буду. Жэлание народа – закон! Моё дэло Колчака бить!

– А зачем? – спросил Ульянников. – Тебе ведь всё равно, какая власть. Мы, большевики, за Советы, эсеры – за учредиловку. А тебе всё равно? Значит, можно и не бить Колчака.

– Ви не прави, Ульянников, – поднялся с места Стунджайтис. – Освобождение от колчаковского режима – дело всего народа. Ми должны поддэрживать всех, кто есть противник его. Гогитидзе не просто противник. Он есть борэц. Товарищ Горлов, по-моему, прав. Дело освобождения только вииграет, если камандовать фронтом будит таварищ Гогитидзе. Думаю, Александр Дмитриевич поймет нас правильно.

Машарин не был готов к такому повороту дела и не смог даже лёгким кивком ответить на реплику Стунджайтиса. Опёршись побелевшей скулой на кулак, чего обычно не позволял себе делать в присутствии посторонних, он пристально рассматривал невыцветший прямоугольник синьки на стене, где, как он знал, ещё недавно висел литографический портрет Верховного правителя. Иногда взгляд его отрывался от этого пятна, скользил по лицам, не задерживаясь ни на ком в отдельности, и снова возвращался на прежнее место. Со стороны можно было подумать, что вопрос о замене его на посту командующего для него давно решённый.

Но это было не так. Острая обида, сначала полоснувшая только по сердцу, теперь затемнила и сознание.

Ему казалось, что он только теперь правильно понял всегдашнюю ершистость Горлова, которую раньше принимал за бескомпромиссную прямоту преданного делу человека, а на самом деле бывшую только несдержанностью властолюбца. Даже кожаная куртка-«комиссарка», в которую, несмотря на духоту, оставался затянутым начальник штаба, вызывала у Машарипа неприязнь. Его злило и кажущееся безразличие Стунджайтиса, и беспомощность Ульянникова, и умная насмешливость Лесникова. Особенно выводил из себя нагловато-уверенный вид Гогитидзе, посматривавшего теперь на всех, как на подчиненных. Ему, конечно, хочется стать командующим.