Поцелуй, Карло! - читать онлайн книгу. Автор: Адриана Триджиани cтр.№ 54

– Женская красота – вопрос восприятия, а не возраста, – пожал плечами Ники.

– Да это я шучу. Здесь проблема во внешнем виде. Работа великолепная, но фундамент под давлением скульптур, да прибавьте еще массу воды. Рано или поздно придется все разобрать и закрепить центральный диск.

– Как-то мудрено.

– И дорого. В том-то и беда с такими творениями – они созданы впечатлять. Никто не думает: «А как долго оно будет работать, как сохранится через десять, двадцать лет, как выстоит при непогоде?» В благоуханном Риме слыхом не слыхали о филадельфийских ветрах. Понимаете, о чем я?

– Понимаю.

– Долговечное должно строиться с запасом внутренней мощи. Облицовка…

– Это всего лишь облицовка, да?

– Строителю нужно было оставить себе возможность работать над камнем при надобности, здесь ведь не одна монолитная глыба.

– Я часто сижу на скамейке у этого фонтана. Очень интересно узнать такие подробности. Спасибо. – Ники повернулся, чтобы уйти.

– Куда же вы теперь пойдете загадывать желание?

– Что?

– Вы разве не собирались загадать тут желание? Ну, там, швырнуть монетку в фонтан.

– Я пришел просто подумать.

– У вас вид человека, который уже принял решение.

– Принял?

Мужчина засмеялся:

– Или вы рассчитывали тут кого-то встретить.

– Я один.

– И пришли подумать.

Мастер оторвался от своего занятия.

– Жаль, что не могу пообещать вам, что скоро вода снова польется из этого фонтана. При нынешнем положении вещей я бессилен. Даже работая сверхурочно, я не смогу быстро закончить.

– Вы любите свою работу?

– Я зарабатываю, чтобы моя жена могла тратить. Я доволен. Меня ждет хорошая пенсия. Я работаю инженером в этом городе с двадцати шести лет. Вы женаты?

– Нет.

– А хотели бы?

– На правильной девушке.

Ники пинал камешки носком ботинка. Теперь, когда солнце встало, гравий на дорожке снова посерел, золотой налет исчез вместе с утренним светом.

– Когда Бернини строил оригинальный фонтан в Риме ^[64], ему как раз разбила сердце женщина. Морские коняшки – единственные существа мужского пола, которые могут размножаться без женских особей. Вот такое послание в равиоли, понимаете?

– Еще бы.

– Вам тоже разбили сердце?

– Боюсь, я сам должен разбить кое-кому сердце.

– Хотите совет? Не делайте этого в ее день рождения, или на праздник, или в привычном для нее месте.

– Вы говорите так, словно побывали в моей шкуре.

– Ну, не без того. Я как раз выбрал не тот день, не то время, не то место. И это сказалось.

– И во что это вылилось?

– В декабре будет тридцать два года, как я женат.

– Мои поздравления. – Ники протянул руку: – Ники Кастоне.

– Эд Шонесси. Все зовут меня Большой Эд.

Дядя Дом откинулся на водительском сиденье «четверки», словно в обитом бумазеей мягком кресле в углу гаража, где он дремал или слушал игры «Доджеров» по радио. Левый локоть он выставил в открытое окно водительской двери, руль покоился в ложбинке между большим и указательным пальцем, а правая рука обнимала спинку пассажирского сиденья.

Когда они встали в очередь на автомобильный паром, у Дома заурчало в животе.

– Ники, пошарь там в корзинке для пикника, что нам тетушка твоя собрала.

– Сейчас. – Ники дотянулся до корзинки на заднем сиденье и поставил ее себе на колени. – Да тут всякой снеди полно.

– А что именно?

– Кавацуны. Сэндвичи с ветчиной и маслом. Оливки. Печенье.

– А попить что?

– Лимонад.

– Вот умница моя! Ники, когда женишься, неважно, на своей худосочной ягодке или…

– На Пичи?

– Ага, на девчонке Де Пино этой. Худышке. На ней ты женишься или еще на ком, но выбирай девчонку, которая умеет собирать корзинку для поездки в автомобиле.

– Так что вы будете?

– Сэндвичи и оливки оставим на обратный путь. Подкрепимся кавацуном. На этом мы продержимся какое-то время. Люблю поесть сладенького перед сделкой.

Ники развернул широкий полукруг из теста, который тетя Джо предусмотрительно разрезала надвое. Хрустящая корочка, начинка из взбитой рикотты, яйца и ванили. Дядя и племянник откусывали и блаженно жевали нежную вкусноту. Не было слов, чтобы описать, какое легкое и вкусное лакомство эти кавацуны, так что ели они молча.

– Дядя Дом, вы знали моего отца?

– Да, знал. Не очень хорошо, правда. Но знал.

– И какой он был?

– Хороший парень. Почему ты спрашиваешь?

– Интересно.

– Раньше ты никогда не спрашивал.

– Не считал, что это уместно.

– Почему?

– Ну, вы знаете, как это бывает, о чем-то можешь спросить, а о чем-то не стоит.

– Ты, сынок, можешь спрашивать меня о чем угодно. Я – открытая книга с оборванными страницами. Мама твоя была красавица.

– Я ее помню.

– Все, кто ее знал, никогда ее не забудут. Твоя тетя до сих пор плачет, так по ней скучает.

– А вы скучаете по своему брату?

Дом крякнул.

– Нет, не скучаю.

– Он ведь еще жив.

– Да, жив.

– Тогда это другое дело. Если бы он умер, вы бы испытывали другие чувства. Или нет. Не хочу говорить за вас.

– Я стараюсь не думать об этом. И не могу ничего изменить.

– Можете. Вы в любое время, когда захотите, можете пойти на Фицуотер-стрит и поговорить с ним.

– Я не хожу туда, где мне не рады.

– А если бы он к вам пришел?

– Мои двери всегда открыты.

– Значит, вы скучаете по дяде Майку.

Дядя Дом стряхнул крошки с рубашки.

– Ну, скучаю по нашему общему прошлому. Он знает то, что только он может знать обо мне, и наоборот. Вот доживешь до моих лет, поймешь. Но приходится на другую чашу весов положить Sturm und Drang, суматоху и возбуждение. А когда дело касается твоего дяди, то очевидно, что чаши то и дело качаются и шатаются.