Поцелуй, Карло! - читать онлайн книгу. Автор: Адриана Триджиани cтр.№ 109

Гортензия не стала бродить по галереям, не присоединилась она и к экскурсии. У нее была особая цель – передвижное собрание старинных карт, которое сейчас путешествовало по музеям Америки, открылось здесь для обозрения.

Гортензия вытащила из сумки газетную вырезку со статьей. «Филадельфийский бюллетень» сообщал, что карты Италии, в том числе карты области Венето, где столицей была Венеция, будут выставлены в музее под стеклом, потому что они очень древние и хрупкие. Самая ранняя из них датировалась 1350 годом. Экспозиция Кэрол Вайнштейн доступна для обзора только месяц. Минне хотелось, чтобы Гортензия когда-нибудь посетила Венецию, но, поскольку такое вряд ли случится, пусть хотя бы карты откроют то, чего она никогда не увидит.

Гортензия пронеслась мимо ярких фресок, пастелей и скульптур и нашла карты. Она ждала своей очереди, пока группа студентов толклась вокруг них, отошла в сторонку, пока профессор и его группа из университета Темпла изучали одну из карт. Когда наконец студенты освободили экспозицию, она достала из сумки карандаш и бумагу и составила список селений в области Венето. Она также записала названия улиц, мостов и дворцов Венеции, а затем перешла к диораме, изображающей Тревизо и фермы, усыпавшие холмы на подступах к Доломитовым Альпам.

Ее взгляд остановился на палаццо в окрестностях города Годега-ди-Сант-Урбано. Палаццо называлось «Вилла Гортензия», оно принадлежало семейству Борда, и однажды там гостил сам Микеланджело.

– Вот это да, – пробормотала Гортензия себе под нос.

Она отошла к окну и написала: «Вилла Гортензия», отменный итальянский томатный соус.

Ее мечта обрела имя.

Гортензия села на автобус, пустившись в обратную дорогу на Шарлот-стрит, сошла с него, перешла на другую остановку и стала ждать следующего, идущего на другой конец города. Она не могла стоять спокойно и слегка раскачивалась на каблуках. Гортензию переполнял энтузиазм, которого хватило бы на двоих. В автобусе она заняла место у окна. Подъезжая к своему району, она взглянула в окно во время стоянки на светофоре и увидела мужа на углу Макдауэлл-стрит. Он одиноко стоял и смотрел на часы. Гортензия вскочила и попыталась открыть окно, чтобы крикнуть ему, но щеколду заело. Она сдалась и села.

И тут к Луи подошла женщина, знакомая Гортензии по церкви. Это была новая прихожанка, вдова, насколько она помнила. Все упало в Гортензии, когда она увидела, что ее муж наклонился и нежно поцеловал в губы нового члена общины. Она вскочила с сиденья, а Луи снова поцеловал эту женщину.

Потом Луи Муни предложил ей руку, и та приняла ее так же привычно, как водитель автобуса принял у Гортензии плату за проезд. Гортензии Луи не предлагал так руку уже много лет. Она наблюдала за изысканными манерами мужа, достойными какого-нибудь графа, и ей казалось, что она видит совершенно незнакомого человека, демонстрирующего повадки, каких она не встречала с детства, когда ее отец с таким же уважением относился к ее матери.

Гортензию прошиб тревожный пот. Автобус застрял в уличном заторе, пока ее жизнь проносилась мимо. Все странное и таинственное, что в последние годы сбивало ее с толку в Луи Муни, наконец-то прояснилось. Автобус рванул вперед, мимо одной остановки, другой, а Гортензия лихорадочно думала. Все бесчисленные малоубедительные отговорки, которыми Луи год за годом объяснял свои отлучки, начали выстраиваться в ее воображении, словно папки в шкафу, одна за другой. Поскольку она была женщина благочестивая, ей понадобилось увидеть, чтобы увериться. Она подняла руку и дернула за веревку, давая знать водителю, что хочет выйти, потом ухватилась за поручень у задней двери автобуса, боясь, что ноги ее подведут. Она не могла дышать.

Когда дверь открылась и свежий воздух ударил в лицо, она разрыдалась. Она давно убедила себя, что любовь, соединившая их с мужем вначале, может быть спасена, если они будут молиться вместе и свяжут себя обязательствами сохранить брак. Она собиралась снова начать внимательнее относиться к Луи, давать ему то, в чем он нуждался, но время, работа и другие обязательства слишком отдалили их друг от друга. И из-за этого ей стало труднее протянуть ему руку над пропастью, хотя должно было бы стать легче.

Мать, которой давно уже не было на свете, учила ее, что мужчины плохо обращаются с женщинами, когда сами дурно ведут себя за их спиной.

Гортензия понимала, что Луи трудно пришлось, и она могла понять, почему он вымещал на ней свое разочарование. В конце концов, она была его женой. Она бы прятала эту мерзость от людских глаз, да и прятала многие годы. Но ей все равно было больно, и сейчас боль вовсе не уменьшилась, когда Гортензия наконец поняла, что происходило на самом деле, увидев это собственными глазами. Только теперь Гортензии стало безразлично, что кто-нибудь окажется свидетелем ее горя.

Посторонняя девушка лет двадцати положила руку в белой перчатке на руку Гортензии и полезла в сумку за платком. Она рылась там, пока не нашла накрахмаленный белый хлопковый носовой платок, который и протянула Гортензии. У девушки была кожа цвета густого кофе, гладкая и чистая.

– Вы в порядке, мэм?

Гортензия приняла платок и вытерла слезы.

– Оставьте себе. – Девушка погладила руку Гортензии и растворилась в толпе на тротуаре.

Гортензия постояла под навесом, комкая платок в руке. Она не оплакивала свой брак, потерю мужа или даже гибель своих лучших надежд. Она оплакивала потерянное время. Его уже не вернуть. Она вышла из тени навеса под солнечный свет. Если что Гортензия Муни и знала в этой жизни, то это как ходить во свете ^[102].

Телестудия Си-би-эс занимала целый квартал Нью-Йорка у реки Гудзон. Внутри свободного от перегородок пространства первого этажа декорации для съемки телепередач, в том числе выпусков новостей, сериалов и всевозможных музыкальных программ, сдвигались, подкатывались, перемещались и ставились на место при помощи колесных платформ. Сверху все кабели электропроводки были свернуты и заправлены в сетку под потолком, дабы не мешать свободному перемещению камеры. Тускнели осветительные приборы, и в мгновение ока взлетали перегородки, превращая гостиную в кухню, а потом в больничную палату, трансформирующуюся в магазин, затем в стойку для ведущих последних известий с картой мира на заднем плане.

В самом центре этой арены чудес находилась Глория Монти – методичный невозмутимый режиссер всего этого действа, сочинявшая и воплощавшая сцены сериала согласно полученным от писателей сценариям. Телевидение – это не кино и не Бродвей, так что Глория была вольна изобретать собственные подходы к постановкам новой драматургической формы, которая не подавала никаких надежд на долговечность, будучи всего лишь модной новинкой. Но она выполняла свою работу, делала то, что умела лучше всего: подбирала интересный актерский ансамбль, предоставляла им захватывающие сценарии и создавала благоприятную семейную атмосферу, помогающую артисту отважиться на эксперимент. Дневной сериал развивался так стремительно, что, если одна сцена не удавалась, следующая уж точно обещала успех. Задача состояла в том, чтобы события продвигались на высоком накале, а это подразумевало, что именно тщательно прописанные персонажи несли основную смысловую нагрузку в сериале. И вот тогда женщина, сидя у себя дома перед телевизором, начинала смотреть свои собственные истории, какие прежде слушала в многосерийных радиопостановках или читала в романах с продолжением из любимых журналов.