Проклятие свитера для бойфренда. Вязаные истории о жизни и о любви - читать онлайн книгу. Автор: Аланна Окан cтр.№ 19

«Да пошли они на хрен, – сказала она. – Пошло все это на хрен. Тебе повезет еще больше».

А потом, когда шесть недель обучения подошли к концу, мы раздавали резюме каждому встречному, но это так и не приблизило нас к получению первой зарплаты, Ода пригласила меня погостить в доме ее родителей в Бруклине.

Они уехали во Францию на месяц, сказала она, в гости к семье, и я могла бы помочь кормить котов и поливать цветочки. Наверное, это самая добрая ложь, какую мне когда-либо доводилось слышать.

Так что я упаковала все свои открытки, выкинула базилик и переехала к ней, в прекрасный коттедж в районе Бруклина, о котором я даже и не слышала до того лета, расположенный вдоль Проспект-парка и больше похожий не на Нью-Йорк, а на пригород Новой Англии, где я выросла. Я спала в комнате средней сестры Оды – когда я узнала, что она была старшей из трех сестер, была шокирована до глубины души, – и мы проводили время, скрываясь от жары и подавая заявления на всяческую работу, которую только могли найти. Ну, я-то точно – в маниакальных порывах; Ода была более систематична в своем подходе, много времени проводила на диване, хмуро насупившись и рисуя в блокноте. Мы съели умопомрачительное количество американского сыра.

Мы много ругались, пытаясь выяснить, что делать дальше с нашими жизнями. Она становилась раздражительной и замкнутой, а я же начинала грубить и обвинять, и не раз мы вдруг начинали кричать друг на друга прямо на улице, и никто из нас не мог припомнить потом, что же послужило причиной ссоры. Но мы начали замечать странные вещи. Из этих споров мы всегда выходили лучше, чем мы были раньше. На нас снисходили крошечные откровения: «О, когда ты сказала это, ты на самом деле имела в виду вот это. – А-а-а, ну, понятно, это был риторический вопрос…»

И чем чаще это происходило, тем больше мы сокращали разрыв между начальной вспышкой и конечным пониманием. Мы научились перепрыгивать эту часть спора почти сразу же. Мы научились разговаривать на языке друг друга и начали придумывать наш собственный общий язык. Мы научились друг у друга способам, как вести себя перед другими людьми, особенно когда мы чувствовали себя неуютно или неуверенно: шоу Оды было пофигистично-наплевательским, но вызывающим, с прямой отсылкой на сиськи (на самом деле потрясающие) ее обладательницы; шоу Аланны же было пронзительно-писклявым и улыбчивым до жути.

«ВСЕ ТАК КЛАССНО!» – щебетала я.

«Ага, пофиг», – бормотала Ода.

Правда о нас была где-то посередине. Она оптимистична и ранима, способна почувствовать мое настроение, иногда даже раньше, чем я. И пусть я не выросла в Бруклине и не владею французским в совершенстве, но я тоже могу найти в себе душевные силы и силу воли.

После месяца совместного проживания я получила работу. Это была не та работа, к которой нас готовили на курсах: не нужно было отвечать на звонки или читать рукописи. Нет, это был веб-сайт, тот самый, который все чаще и чаще выскакивал в моей ленте новостей в Facebook, но я и не думала об этом, пока там не запостили перечень вакансий для нового раздела, посвященного стилю жизни женщин. Дикий Запад интернета похож на такое местечко, где можно вытворять все, что угодно, до тех пор, пока кто-нибудь не попросит прекратить или же ваш запал не угаснет, или же ваша компания скоропостижно не закроется, в зависимости от того, что случится в первую очередь.

Именно Ода сказала мне, что вполне нормально хотеть чего-то иного, чего-то отличного от того, к чему нас готовили. В результате она и сама устроилась на подобную работу, в сфере коммуникаций в журнале.

С маленьким, но стабильным источником дохода я переехала в квартиру всего в десяти минутах ходьбы от дома Оды. Она стойко преодолевала пять лестничных пролетов к моему новому жилищу, даже помогла мне тащить наверх кондиционер. Ей нравилось снимать рубашку каждый раз, когда мы добирались до верхнего этажа, думаю, к большому огорчению моих соседок. Она была моим другом больше, чем когда-либо, может, даже больше, чем когда мы решили встречаться друг с другом постоянно.

Так мы и поступили – на протяжении следующих нескольких лет мы укрепили статус неразлучной парочки, если можно так выразиться. И даже когда мы не состояли с кем-то в отношениях, казалось неправильным сказать, что каждый из нас одинок, – мы всегда есть друг у друга: тот, у кого можно остаться на ночь, с кем можно решать кроссворды, делиться пивом и бургерами и давать советы, которые лучше бы мы давали самим себе. Мы частенько нервничаем и частенько волнуемся и страдаем; мы обе легко привязываемся к людям, многого от них ждем, сосредоточенно вчитываемся в SMSки и тщательно анализируем молчание в поисках свидетельств нашей желанности, доказательств, что однажды – скоро! – мы не будем так одиноки. Мы волнуемся о наших семьях и о работе. Обычно, к счастью, эти настроения не накладываются друг на друга; одна из нас печалится, а другая – утешает, напоминает, что мы обе уже были здесь раньше и что это пройдет, что мы все так же любимы и прекрасны, как и раньше, что парни вообще не умеют выражать свои чувства и что нас, скорее всего, не уволят из-за плохо составленного письма, отправленного по электронной почте.

В те редкие моменты, когда наши тревоги вдруг возникали одновременно, мы все же были способны посмотреть друг на друга и принять другого таким, каков он есть, – упрямым, добрым, способным приблизиться к тому, чего он хочет, даже если мы не могли этого сделать сами для себя.

«Где Ода?» – такой вопрос мне часто задают, когда я появляюсь на вечеринке без нее. Весь день напролет мы переписываемся в Twitter’е, даже если работаем, даже если могли бы с такой же легкостью отправлять SMSки, даже если мы знаем, что это чертовски раздражает окружающих. Нам все еще нравится делать из этого небольшое шоу. Мы все еще чувствуем облегчение от того, что обрели себя, нашли основу своей жизни и нашли того, кто может видеть другого так ясно, что нам частенько приходится проговаривать это вслух, чтобы осознать, что все происходит на самом деле.

Однажды, уже через несколько лет нашей самостоятельной жизни, Ода попросила меня вновь научить ее вязать; она училась, когда была моложе, объяснила она, но уже давно не практиковалась.

Я учила самых разных людей делать самые разные вещи: восьми- и девятилетних детей в театральном кружке – все летние месяцы на протяжении почти десятка лет; сослуживцев в рабочее время и помимо него; друзей, развалившихся на одеялах в парке недалеко от моей квартиры. Так я укрепляю старую дружбу и завожу новых друзей. Это более туманное осознание себя, чем то, что было у меня в колледже, но мне теперь нравится, что меня знают именно такой – как человека, который может пришить пуговицу, если она отвалится; кому можно написать по электронке, если вдруг в последнюю минуту нужно вышить текст песни для подарка на свадьбу; как медсестру неотложки, которая может исправить вязанье с пропущенной петлей или разуверить вас, что нет, вы совершенно правы, просто продолжайте делать то, что делаете.

Это значит, что у меня есть место и предназначение и что я, в какой-то малой степени, кому-то бываю нужна.