Рай земной - читать онлайн книгу. Автор: Сухбат Афлатуни cтр.№ 36

А вторая, широкая, с тяжелыми руками и оплывшей грудью, — Катажина.

— Выходил сюда и обнимал их!

Плюшу знобило.

— Статуи — что! — Плюша с Катажиной уже были внизу, на кухне. — Он книги ел. Страницы пережевывал! Приезжаю, а он тут ням-ням… Пришлось все книги увезти. Кроме польских. Тайком их на чердаке спрятал…

Плюша держала ладони над огнем, грелась.

— Ты поняла, как он это сделал? Привязал веревку к дверце на чердак, лег на пол, дернул, оттуда книги и повалились…

Да, Плюша заметила и открытую дверцу в потолке, и веревку.

— Сейчас согреемся и все уберем, все эти книги чертовы. Не нужно, чтобы знали. И статуи эти увезу. Как привезла по его заказу, так и увезу теперь. Положим его на диван…

Плюша предложила позвонить Геворкяну.

— Нет-нет, ты чего? Зачем? Сами справимся. Да я сама его на диван перетащу, ты не бойся. Хочешь паштетика куриного? Я там в сумках привезла… Да я сама все сделаю!

И по-хозяйски обняла Плюшу, обдав горьким своим запахом.

Желтый — цвет судьбы. Две желтые деревянные женщины.

Беру это себе в комнату…

Желтый автобус, в котором она едет на похороны. Мерзлые, того же цвета хризантемы, скрипучая обертка. Вот так же в автобусе, как и тогда, на защиту.

Желтое лицо Геворкяна. Плюша вдруг видит, как он стар. На кладбище все выглядят старше своих лет. А она? Глядит на свое отражение в луже. В застекленном портрете Карла Семеновича. В окне автобуса.

Беру это себе в комнату…

Ночью редактирует желтые шершавые странички: иеромонах Фома. Сидит, покусывает ручку.

«Существует ли Судьба? Да, для тех, кто живет во грехе, она существует.

Грех действует по тем же законам, что и природа; можно сказать, он действует через законы природы. Вся природа незримо пронизана грехом: отпадением Денницы, которое было закреплено грехопадением Адама и Евы. С той поры бόльшая часть Вселенной, включая нашу Землю, наполнилась холодом, мраком и огнем, став зримым образом ада. С той поры грех являет себя через законы природы, по которым человек страдает от разных заболеваний, стихийных бедствий, смерти.

Непостижимость действия этих законов для грешных и есть Судьба.

Камень падает по законам природы, но то, упадет ли он на голову проходящего внизу человека или нет, — уже не закон природы. Это уже обусловлено грехами — не только этого несчастного, может, его родителей или даже первородным грехом Адама. Грехи действуют в мире, они являются причинами. Они накапливаются, подобно электрическому заряду, а потом, как молния, происходит разрядка.

Мне думается, под Законом апостол Павел разумел не только Закон Моисеев, но и закон природный».

Как это понять, думает Плюша. Как это понять… И засыпает. Белое поле, серое солнце. Кто она, откуда она, и почему — комната?

Через три месяца Плюша все рассказала Геворкяну: приезд на дачу, книги, тело.

К этому времени она уже полностью перешла в Музей репрессий. Стояла теплая весна, Плюша обнашивала новое платье. В зарплате она с переходом не потеряла. Геворкян был там замдиректора по науке.

Геворкян слушал молча, постукивая по плексигласу. Тюк, тюк… Плексигласом был крыт стол. Тюк!

— Убила она его, — поднялся, деловито включил чайник. — Он же из богатой семьи. Наверняка было там что-то и кроме профессорского оклада. Высосала из него все и убила.

Плюша помолчала и спросила: как?

— Не знаю. Это чтобы сделать человека, есть только один способ, а уничтожить — сотни… Вскрытия не было, старикам не делают. А для вас она устроила этот спектакль с книгами. Ну, подумайте. Как можно было самому положить книги так… потом еще запереть дверцу… чтобы они лавиной на него посыпались?

Геворкян говорил отрывисто, стучал пальцем. В чайнике гудела вода. Плюша сутулилась.

— Я помню ее дипломную работу, она писала по Гойе. Мы тогда еще с Карлом дружили, я был оппонентом. Конечно, всю работу ей написал Карл. Но — тема! Темы случайными не бывают. Фрески «Дома глухого». Вы помните эти фрески?

Плюша помнила.

Через два дня Геворкян вернулся к этому разговору. Зашел и с размаху сел в кресло:

— Знаете, где сейчас наша дорогая домработница? Я узнавал. В Штатах. И уже вышла там замуж. За одного профессора. К нему, собственно, и ехала… Ну, что вы так смотрите? Есть что попить?

Плюша налила яблочный сок.

Подумав, налила себе тоже.

— Я театровед. — Геворкян поскреб щеку. — А люди живут по законам театра со времен Адама… Как вы понимаете, праотца, а не Мицкевича! Он, впрочем, для театра не писал. Зато какие стихи!

Откинувшись на стуле, прочел:

— Серце уставо, пьерж юж лодовата… Это из его «Призрака» — чудо. Вы знаете, что он был членом мистического ордена?

Плюша подняла голову: вытряхивала остатки сока.

— Мицкевич. «Ково справы Божей». «Круг Божьего дела». Анджей Товяньский… Не слышали?

Плюша помотала головой. Снова почувствовала себя как тогда, на защите диплома.

— Польский мистик. Анджей Товяньский… Ну что вы головой все мотаете? Вы не обязаны знать. Польское мессианство. «Польша — единственная христианская страна». Поляки — избранный народ нового завета, рассеяны, аки народ Израилев. Это все неинтересно.

— Нет, ну почему…

— Потому что все это кончилось. — Геворкян устало поглядел на Плюшу. — И мессианство, и всё. Есть народы, которые интересны только в состоянии несчастья, трагедии. Как мы, армяне. Как евреи. Как поляки… У этого Товяньского было, правда, забавное учение о бесплотных духах, которые руководят живущими. Тоже неоригинальное… Он исцелил жену Мицкевича от невроза, она была, вообще-то, невротичка, — остановился в дверях. — Вы слышали, собираются снова ставить памятник Дзержинскому? «Речь Посполитая» уже поддержала, совсем наши паны там гикнулись… «Серце уставо, пьерж юж лодовата… Щели ще уста и очи заварвы…»

Сердце остановилось, сундук был уже ледяным. Рот и глаза были вырезаны. В мире еще, но не для мира! Какой человек? — Мертвый. Смотрите, дух надежды — это жизнь. Звезда памяти о блесках дает. Мертвые возвращаются в молодежь страны. Найдите хорошее лицо.

Плюша поглядела на Натали.

— Google Translate, — пожала плечами Натали.

Она сидела в мужской рубашке за монитором; принтер, выплюнув лист, еще урчал.

Может, можно найти литературный перевод?

— Можно… — Натали зевнула и поднялась. — Пойду картофельные оладьи нажарю. Твоя оладьи ест?

Это она больную мамусю имела в виду. Заботилась о ней.

Еще в начале той весны Плюша ушла от Евграфа. Или ее выгнали. «Кто был охотник, кто добыча — все дьявольски наоборот», — вспоминала стихи из тех, что писала ему когда-то на толстой бумаге. Ей все-таки казалось, что она сама ушла. Собрала все до последней салфеточки. Два раза спускалась и поднималась в лифте. Мог бы помочь дотащить ей до дороги: у нее потом вены выступили. Мог бы предложить остаться друзьями и поцеловать на прощание в мокрую щеку. Она ведь для него столько сделала… Полы ради него мыла, свитер начала ему вязать!