Собаки Европы  - читать онлайн книгу. Автор: Альгерд Бахаревич cтр.№ 131

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Собаки Европы  | Автор книги - Альгерд Бахаревич

Cтраница 131
читать онлайн книги бесплатно

Neujma odoluzu ottoubalbuzu, truduta o istoje ida ne. Trudutika o sigruta. Maudatau okuzu trudutika onkuru naudanau pletuzu. Da nekalau nau bu nepletoje.

КАМНЕЕДЫ

Перевод главы на бальбуте

Возможно, вы и не подозревали, что в Минске существует сообщество камнеедов.

Нет, камнеедение для них — ни в коем случае не пустое развлечение и не средство для саморекламы. Их вообще не видно и не слышно, этих камнеедов. Такова их воля — есть камни, и не более того. Но если ты всё же узнал об их существовании, это конечно же сразу делает тебя особым человеком, хочешь ты этого или нет. Особые люди всегда держатся вместе, так уж повелось, у них свои ритуалы, свои иерархии, своё понятие времени. Свой язык, в конце концов.

Обычно камнееды общаются между собой посредством социальных сетей. Существует даже своя закрытая группа в фейсбуке, где они обмениваются информацией о разных камнях, о самых интересных экземплярах, о том, кто чем владеет. Нет, они не лижут камни на улицах и не вгрызаются в осколки памятников неизвестным героям. Они не едят чужие тела. Они питаются только особенными камнями, теми, которые дают им возможность жить так, как им нужно для счастья.

В науке для камнеедения есть специальное слово: литофагия. И ещё одно слово, уже не такое красивое: гастролитизм. Учёные без обиняков говорят: обычно люди едят камни, потому что их организмам не хватает тех веществ, которые присутствуют в камнях. Может, и так. Если бы учёные знали ответы на все вопросы, я бы, например, скорее всего, просто повесился. Каждый раз, когда учёный говорит «я знаю», в животе у него гремят камушки.

Как у волка из сказки братьев Гримм. Из той самой, «Волк и семеро козлят». Помните?

«…старая коза сказала: “Теперь ступайте, соберите мне побольше булыжников, мы их навалим этому проклятому зверине в утробу, пока он спит”.

Семеро козляточек поспешно натаскали булыжников и набили их в утробу волка, сколько влезло. А старая коза ещё того скорее зашила ему разрез, так что он ничего не приметил и даже не пошевельнулся.

Когда же наконец волк выспался, он поднялся на ноги, и так как каменный груз возбуждал у него в желудке сильную жажду, то вздумал он пробраться к ключу и напиться. Но чуть только переступил он несколько шагов, камни стали у него в брюхе постукивать друг о друга и позвякивать один о другой. Тогда он воскликнул:

“Что там рокочет, что там грохочет,

Что оттянуло утробу мне?

Думал я, это шесть козлят,

Слышу теперь — там камни гремят!”»

Мне всегда было интересно, зачем мать-коза это сделала. Вместо того чтобы уйти, начала эту игру с волком и козлятами. Она могла бы просто оставить дохлого волка — и всё. Хороший волк — мёртвый волк. Но коза хотела насладиться местью. Мать-коза делает из ситуации театр, она берёт и волка и козлят в своё представление. И волк послушно декламирует текст, да и не просто текст даже — стихи! Камни в волчьем брюхе для козы — памятник, который она ставит победе на смертью.

Каменный памятник Победы.

Вроде тех, что стоят в большом городе.

Памятник, поставленный внутри побеждённого врага.


Её зубы.

Её зубы здоровые, как деревья.

Её зубы стучат и поют.

Её губы улыбаются.

«Убейтесь, губы-брёвна!» — как пишет поэтка Вальжина Морт. Пишет не о ней, но всё же.

Её зовут Тереза Виденер.

Её зубы такие белые — ни один дантист не скажет, что она любит есть камни. «Какой ужас!» — говорят люди, прочитавшие об американке Терезе Виденер в интернете. Дети Терезы, её козлята, ничего не знают о её странных склонностях. Родители имеют право на собственные тайны.

Терезе сорок пять. Люди ужасаются: как она может жрать эти грязные камни? Суёт в рот всякую дрянь.

«Я люблю камни за вкус земли», — говорит она.

Вкус родной земли. Это важно. Родная земля, родные камни.

А в Минске живёт сестра Терезы. Сестра по каменной крови. Камень-сестра. Здесь другая жизнь, другие возможности. И судьба у Вольги другая. Никто не приглашает Вольгу на телевидение, никто не пишет о ней в интернете, никто не берёт у неё интервью. Муж Вольги ничего не знает о её маленьком увлечении.

«В какой-то момент я просто почувствовала, что стала слишком лёгкой», — думает Вольга.

«Как будто я могу взлететь, просто взять и повиснуть в воздухе», — думает Вольга.

«В моей жизни так много бумаги, я работаю с бумагой, я дышу бумагой, я живу с ней так, словно она — мой любимый человек», — говорит Вольга сама себе.

«В какой-то момент я почувствовала, что бумага сейчас просто возьмёт меня и поднимет над землёй», — шепчет она.

«Но я ведь не птица».

Чтобы не летать, подобно птицам, людям нужно есть камни. Камни дают силу, дают вес, в том числе в глазах твоих добрых друзей. Камни дают тебе шанс жить так, как ты хочешь. Стань наконец-то весомой, Вольга. Веской. Будто ты ребёнок — ведь детям, как известно, нужно много есть, чтобы набирать массу. Дома и в детском саду, в школе и в больнице. В больших человеческих стаях нужно есть, чтобы остаться. Ешь побольше, говорят бабушки. Доешь до конца, скушай всё, что на тарелке. А иначе станешь лёгким, как бумажный шарик, как бумажная кукла, бумажная девочка, бумажный мальчик, который живёт в твоих книжках. Ты должен быть толстым и красивым. Tolstyj i krasivyj.

Камни дают тебе ощущение собственного веса. Ноги едящего камни твёрдо стоят на земле. Ведь на самом деле ты легче воздуха, легче бумаги, это все знают.


Все едят свою землю.

Родная земля — это еда, которая никогда не кончается, она не может кончиться. Ты можешь есть её хоть тысячу лет, а она всё равно расстилается под ногами. Сухая в летние дни, такая сухая, что тебе хочется её запить. Ты ведь помнишь старое правило: «В случае ослабления хрустящих свойств палочки рекомендуется подсушить».

Земля входит в тебя вместе с камнем. С воздухом, таким тяжёлым, таким трудным в это время дня в большом городе. Со всеми напитками, не утоляющими жажду. С прикосновением рук, тех самых рук, которые вытянулись в ряд у автобусных поручней, отдавая кому-то римский салют. С влажными денежными купюрами, которые ты отдаёшь кому-то. Каждый ест землю, но земля этого не замечает. Словно земля живая, а ты нет.

Не каждый сможет ответить на вопрос, камень — это что-то живое, или всё-таки нет. Минералы суть тайна. Мы видим камни только тогда, когда они спят. И когда-нибудь они проснутся.

Собаколовы
Девчонки с Таёжной [1]… Как же они любили меня пугать.
Одна подбегает, когтями за руку — хвать,
А другая плюётся под ноги вишнями
И повторяет жестокое, страшное, лишнее:
«Что это у тебя в руках — собачка?
Хороший пёсик, только на попе — болячка.
Вот здесь, смотри: настоящий лишай!
Собаколовам собачку отдай!
Отдай!»
Едут, едут собаколовы.
Они уже на соседней улице.
Улице Вишнёвого Страха.
Улице Вечернего Брёха.
Девчонки кричали и вырывали его из рук.
Каждая грязная, как из лужи, и крепкая, как физрук.
А я вцепился в бока ему, плачу и не отдаю
Волка своего зелёного, синюю псину свою
Им было по десять, а мне и пяти
Ещё не исполнилось, и в высоту расти
Мне нравилось больше, чем в ширину. Квартиры
Тогда ещё не было. Был частный сектор: вишни, заборы. Дыры.
Вода из колонки, холодная, как анестетик,
Смола с деревьев — вкуснее всех ваших жвачек этих.
Все мы хотели тогда стать большими деревьями,
Вишнями и тополями, а не Адамами-Евами.
На улице жило пятнадцать Ев и один Адам.
«Отдай собаку!» — кричали, а он: «Не отдам!»
«Лишай на сраке!» А он молчит,
Стоит и гладит этот родной лишай,
Словно неподалёку, в бедных его ушах
Едут, едут собаколовы,
Крутят селёдочными головами,
Дядьки с клетками,
Дядьки с сетками,
С черепушками на шестах.
По улице Первого Велика.
По улице Жёлтого Драника.
По улице Игры в Доктора.
По теням облачным, по кустам.
Девчонки с Таёжной, троечницы и неумёхи,
Отцы — Боярские, матери (иди ты!) Пьехи,
Девчонки кусались легко
И больно — так дети грызут орехи.
Да и какие там на Таёжной были потехи?
Троллейбусное депо и своё дупло,
Овраги да пустыри, за ними — цыганское царство,
Коровы, свиньи. Бабуси в платочках красных,
Снег, вкусный, будто зубная паста,
Мойвы блестящее полкило
В позавчерашней лежит газете…
И всё б неплохо, если б не эти
за брови дёргающие
три слова:
Едут, едут собаколовы.
По улице Лишаёв.
По улице Мази от Горла.
Едут.
Они уже близко.
В будку скорей, в босоножках и белой своей футболке.
Лезь и замри там, как книжка на нижней полке.
Чтоб с дивана увидеть они не сумели,
Что ты четвероногий на самом деле.
Умри в той будке,
Не жди позора.
Ведь ночь не скоро.
Ночь так не скоро.
Что они там делают, собаколовы?
Едут.
А когда приедут, что будут делать?
Собак ловить,
И мерить, мерить,
Кто без ошейника,
Тому смерть,
Смерть!
А если сказать, что ты чей-то, что ты из будки?
Не поверят!
Кто с лишаём —
Тому смерть, смерть!
Смеются.
Ночью, обнимая любимую шею волчью,
Я не спал, я слушал
Звуки их тёмных полчищ.
Двигателей включённых ругань и мерный рокот
«…Далёкое, будь жестоко. Будь же ко мне жестоко!»
Страшным словом отгоняя свой чёрный страх,
Я лишай нащупывал на твоих боках.
За писюн держался, а на стене в часах
Кто-то грозил мне пальцем; в разрезе шторы
Тёмная улица кралась: тени, кусты, заборы,
Кралась и набивала памятью
Окна, людей, меня,
Мякотью
Поролоновой,
Незаметной при свете дня.
Частный сектор — кому здесь какое дело
До маленьких и чужих.
Вырвут глаза, нарисуй их мелом,
Скажут «Лежать!», ложись.
Что с того, что приехали
Собаколовы,
Я не верю уже ни единому слову.
Я все дырки заткну у тебя в голове,
Закопаю под вишней, в высокой траве.
Там, от детства подальше,
До лучших времен,
До утра.
Не могила,
а просто такая игра.
Now I wanna be your dog.
А мой пёс сегодня сдох.
VI. След

1.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию