Печать василиска - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Корсакова cтр.№ 73

Про Василиска милиционерам никто не сказал. Ивановы были в тот момент в городе. Аля толком ничего и не помнила. Николай с Толиком сделались непривычно малословными, все о чем-то шушукались с хмурым Гришаевым. Только товарищ Федор, слава богу, живой и невредимый, с глазами чистейшего василькового цвета, радовался, точно маленький, говорил всем, что змей уснул и что он его теперь совсем-совсем не слышит. Но кто ж поверит товарищу Федору? А случившееся списали на взрыв сероводорода. Вот такая трагическая случайность, Мертвое озеро в который уже раз оправдало свое название...

Тем вечером они сошлись в каминном зале в последний раз. Ужин был прощальный – все как-то сразу засобирались по домам – и оттого немного грустный. Даже привычно скандальная Эллочка вела себя удивительно пристойно, улыбалась мужу, да украдкой разглядывала свое вроде как помолодевшее отражение в глянцевой черноте за окном. Толик балагурил и развлекал Алю смешными, явно выдуманными историями. Николай отмалчивался, задумчиво потягивал вино.

К тому прощальному ужину Гришаев впервые вышел без очков, в джинсах и черной водолазке. Фигура легкоатлета, выверенные движения, холодные глаза, непроницаемый взгляд – ничего общего с тем неуклюжим Дмитрием Сергеевичем, которого она знала. Чужой человек – незнакомый.

После прощального ужина была прощальная ночь. Гришаев пришел, чтобы все рассказать, доходчиво объяснить, почему они не могут быть вместе. У нее еще все впереди, а он наемник, каждый день рискующий собственной шкурой. В общем, им не по пути...

Гришаев ушел под утро. Она надеялась, что после того, что между ними было, он передумает, а он натянул джинсы, сунул под мышку измятую водолазку и ушел. Не прощаясь...

Сложенную вчетверо записку Аля нашла уже позже, когда наревелась всласть. Размашистый почерк, незнакомые цифры и всего три слова: «Телефон твоей мамы». Прощальный подарок Гришаева...

Она долго не решалась позвонить – весь день. Выучила номер телефона наизусть, извелась, издергалась, а найти в себе сил никак не могла. Решимость окрепла ближе к ночи. Некуда больше тянуть, нужно раз и навсегда разрубить этот гордиев узел. Хуже уже все равно не станет... И, кажется, где-то должен был остаться коньяк. Ей много не нужно, совсем капельку – для смелости.

Коньяк помог: смелости, им дарованной, как раз хватило, чтобы набрать номер, поздороваться и сказать спасибо. Аля не знала, за что благодарит незнакомку, которой, наверное, уже никогда не стать для нее настоящей мамой. Может, за то, что, пусть с опозданием, спустя годы, но проявила интерес к судьбе своего ребенка. Может, за Гришаева, наемника, телохранителя, профессионала. А может, за то, что она все-таки существует – ее мама...

На том конце провода очень долго молчали, и пока длилось это тягостное молчание, Аля до крови искусала губы.

– ...Девочка моя, это ты... – в голосе ее мамы слышался едва уловимый акцент, а еще слезы. – Алечка моя...

Они разговаривали: тщательно подбирая каждое слово, опасаясь сказать что-то неправильное, способное разрушить зарождающееся хрупкое чувство. Уже не совсем чужие, но еще не родные. Может быть, со временем у них получится. Але хотелось верить...

Уезжала она тем же рейсовым автобусом, которым приехала неделю назад. Стояла на остановке, глядя себе под ноги, ни о чем не думала, когда услышала знакомый голос:

– Хозяйка, – товарищ Федор улыбался грустно и застенчиво. – Уезжаете?

– Уезжаю, – Аля привычным уже жестом поправила сбившуюся набок фуражку.

– А я тут это... вернуть хотел. На берегу нашел, ну, в тот день... Это ж ваше, правда?

На мозолистой ладони лежал перстень: кровавый камень, бриллиантовая змейка. В глазах потемнело, а во рту снова появился металлический привкус... Она-то думала, что уже конец, раз нет на пальце перстня, значит, Василиск отказался от договора...

– Это не мое...

– Красивое колечко, – Товарищ Федор вздохнул. – Я когда его на палец надел, змейка со мной разговаривала. Только я не понял, что она мне говорила, я по-змеиному плохо понимаю. А баба Агафья сказала, что если вы от него откажетесь, то я могу его себе забрать, потому что оно теперь безвредное, – в васильковых глазах зажегся невысказанный вопрос.

– Раз безвредное, то забирай. – От сердца отлегло. – Только на улицу не надевай.

– Не, я не буду на улицу! – Товарищ Федор сжал перстень в кулаке, а кулак для надежности сунул в карман. – Я его в коробочку положу и буду слушать, что мне змейка станет рассказывать...

В автобусе Аля разревелась, а водитель, тот самый вертлявый мужичок в тельняшке, принялся ее успокаивать, и реветь сразу стало как-то стыдно. У нее теперь начинается новая жизнь, свободная, другая. Нельзя плакать.

...Новая жизнь шла своим чередом, вот уже второй месяц. А плакать хотелось так же, как тогда, в старом рейсовом автобусе.

Черная громадина джипа затормозила в нескольких сантиметрах от нее. Аля не испугалась, она больше ничего не боялась. Она даже головы не подняла, обходя джип.

– Алевтина, – голос был знакомый, от голоса этого сердце перестало биться, а горло прихватила судорога. – Что ж ты на дорогу совсем не смотришь, наказание ты мое?

Гришаев спрыгнул прямо в лужу, намочил брюки и до блеска начищенные туфли. Гришаев смотрел внимательно, точно уже забыл, как она выглядит, улыбался одновременно нагло и виновато.

– Я смотрю на дорогу... – Кажется, она тоже улыбнулась. Может, даже впервые за два месяца своей новой жизни.

– А я тут подумал – как же ты без телохранителя? – Он по-прежнему улыбался, но взгляд сделался напряженным.

– Плохо я без телохранителя. – А костюм ему идет даже больше, чем водолазка. И короткие волосы, и строгий полосатый галстук.

– Тогда, может, обсудим условия нашей сделки? – он осторожно обнял ее за талию, притянул к себе. – Я тебя готов охранять днем и ночью. Можно сказать, только об этом и мечтаю каждый божий день. – И глаза красивые, а ямочка на подбородке несолидная, мальчишеская. – Только ты, знаешь что, ты ко мне переезжай насовсем, чтобы охранять было сподручнее...