– Кто – он? – Але и без того было нехорошо, а теперь стало и вовсе муторно.
– Он, – товарищ Федор кивнул в сторону озера. – Баба Агафья говорит, что послезавтра он совсем-совсем проснется и тогда вас с собой заберет, потому что у вас его печать и вообще, вы красивая, как невеста. А ему невеста нужна новая, потому что уговор с Настасьей уже заканчивается.
Аля тяжело вздохнула, смахнула с мятого рукава Федоровой гимнастерки прилипшую былинку, сказала:
– Товарищ Федор, шел бы ты домой, отдохнул бы. Я вот тоже устала очень, спать хочу. Не надо больше про Василиска, хорошо?
– Хорошо, – он отступил на шаг, уступая ей дорогу. – Только я за вами все равно присматривать буду. Должен же вас кто-то защищать.
Товарищ Федор еще долго смотрел ей вслед, Аля кожей чувствовала его внимательный васильковый взгляд. Рыцарь... бестолковый, наивный, добрый. Повезло ей с защитником...
В комнате было пусто и гулко. Аля задвинула дорожную сумку Тимура поглубже в шкаф, не раздеваясь, рухнула в постель. Сны ей снились вязкие и мутные, как предрассветный туман. Кажется, ей снилось Мертвое озеро и колокольный звон, кажется, товарищ Федор, а еще Тимур и Гришаев. Все они от нее чего-то хотели, что-то говорили одновременно, а она ничего не могла разобрать, потому что колокольный звон все заглушал. Она проснулась резко, точно вынырнула на поверхность из своего туманно-колокольного сна, и тут же зажмурилась от яркого солнца и головной боли. Роза на животе пожухла, на неровных лепестках запеклись капельки крови. Надо в душ, смыть поскорее эту кровавую росу и липкий пот заодно.
После душа и таблетки аспирина стало немного легче. Мысли больше не причиняли смертельных страданий, не бились о черепную коробку, как мухи о стекло. А умытая роза на розу больше совсем не походила, лишь напоминала о себе время от времени глухой болью, когда ткань футболки случайно касалась кожи. Ей бы переодеться во что-нибудь более легкое, шелковое, но сил нет. Силы, несмотря на сон, а может, из-за сна совсем закончились. И ведь еще какое-то дело она не сделала, собиралась и забыла. Вспомнить бы только, что именно.
Аля вспомнила, правда, не сразу. Посидела на кровати, вышла на балкон, заглянула в окно гришаевской комнаты. Комната была пуста, кровать застелена с армейской аккуратностью, точно на ней и не спали вовсе. А может, и не спали. С Гришаева станется, он вообще странный и непонятный. Вроде и помогает ей, но как-то с неохотой, словно из-под палки. А не нужно ей больше помогать! Теперь, когда Тимура больше нет, она в помощи не нуждается. Дождаться бы разрешения следователя, да уехать подальше от этих гиблых мест с их жуткими легендами и загадками.
Загадки! Вот о чем она пыталась вспомнить. Загадки, аквалангист, старинный крест. Может, показать крест Гришаеву, да рассказать ему все, что она видела на озере? Или не Гришаеву рассказать, а сразу следователю? И если деда отравили, то теперь уж точно убийца среди гостей. Никто другой не смог бы подсыпать ему яду. А как подсыпал? Когда? Тоже сплошные загадки. Ладно, сначала крест.
Крест пропал, и вещи в сумке, на дне которой Аля его прятала, лежали в беспорядке, не так, как она их складывала. Это что же получается? Получается, что тот человек, аквалангист, приходил к ней в комнату и крест забрал? А когда забрал? Да когда угодно! Отведенных Гришаевым тридцати секунд хватило на то, чтобы одеться, но не хватило на то, чтобы закрыть дверь на замок. А ночью тут такое творилось, любой мог зайти в комнату и устроить обыск. Может, не дожидаться разрешения следователя, а уехать прямо сегодня? От греха подальше? Да, так она и сделает, хватит с нее приключений! Рейсовый автобус до райцентра будет через два часа, как раз есть время, чтобы собраться.
Уходила Аля по-английски, не прощаясь. Так проще и безопаснее, потому что неизвестно, кто за всем этим стоит. Никому нельзя доверять. Никому! Главное, чтобы не заметили, не окликнули и не остановили. Может, хоть разочек повезет?
Ей повезло: никто не заметил и не остановил. Обитатели Полозовых ворот то ли еще спали, то ли занимались своими делами. Вот и хорошо.
Сумка была легкой, потому что половину вещей Аля оставила в своей комнате. С одной стороны, для конспирации, а с другой – как раз для того, чтобы нести не тяжело. Идти налегке было приятно, сейчас главное – по сторонам посматривать, чтобы никому на глаза не попасться. Ну и в деревне нужно поосторожнее, не светиться особо, подождать автобус где-нибудь в засаде.
Аля запрокинула лицо к небу, вдохнула медово-пряный воздух. Все-таки места здесь красивые, если бы не было всех этих ужасов и разговоров этих муторных про Василиска, то живи – не хочу. Покой, тишина...
Нога наступила на что-то сколькое и живое. Аля глянула на землю и закричала. Скользкое и живое было змеей. Она свивалась тугой спиралью, угрожающе шипела, смотрела на Алю желтыми бусинами глаз и, кажется, собиралась напасть. Аля отскочила в сторону, поскользнулась и едва не упала. Змея осталась лежать посреди дороги. И как же теперь? Может, обойти эту гадину по траве?
Обойти по траве не получилось, потому что трава, до этого совершенно неподвижная, вдруг зашевелилась, выпуская на дорогу целое полчище змей. Змеи были разные, большие и маленькие, с графитово-черными, лоснящимися на солнце спинами, невзрачные землисто-серые и изумрудно-зеленые, точно вырезанные из драгоценного камня. Все они, как одна, шипели и извивались и смотрели прямо на Алю. А трава вокруг дороги, со стороны озера и особенно со стороны Настасьиной топи продолжала шевелиться...
«Он тебя не отпустит...» – зазвенел в голове голос бабы Агафьи. Вот он и не отпускает, перегородил дорогу живой извивающейся лентой...
Никогда раньше Аля так быстро не бегала. Она бежала, а в ушах слышалось змеиное шипение, и трава по бокам от дороги шла волной от шныряющих в ней тварей. Алин конвой отстал, лишь когда она выбежала на подъездную дорожку, как-то враз шуршание и шипение прекратились, точно оборвались, а она еще очень долго не могла отдышаться, стояла, согнувшись в три погибели, упершись ладонями в бедра, роняла на усыпанную гравием дорожку злые слезы.
Не получится! Не врут легенды, и старуха не врет! Он ее не отпустит, он ее уже не отпустил! И не выбраться из этого гиблого места никак, потому что вокруг его царство – озера да топи, и охраняет он свое царство очень ревностно... Сколько ей осталось продержаться до того, как он снова уснет? Еще два дня? Может, получится? Если к озеру близко не подходить и душ не принимать для пущей надежности...
Вернуться так же незаметно, как уйти, у Али не получилось. У парадного входа стояли трое: Гришаев, Николай и Толик. Правда, смотрели они не на Алю, а на фонтан. Фонтан работал. Из пасти мраморного змея била в небо струя воды. Цвет у воды был странный, не прозрачный, а кирпично-красный, вызывающий такие мерзкие ассоциации, от которых к горлу подкатывает тошнота.
– Как погуляла? – Гришаев оторвал взгляд от фонтана, многозначительно посмотрел на Алину дорожную сумку.
– Нормально, – она швырнула сумку на землю, превозмогая отвращение, подошла поближе к фонтану, спросила: – Зачем вы его включили?