Эпоха Плантагенетов и Валуа. Борьба за власть (1328-1498) - читать онлайн книгу. Автор: Кеннет Фаулер cтр.№ 36

Смерть Бертрана Дюгеклена

Эсташ Дешан идет еще дальше и добавляет его имя к списку «Девятерых героев», символу языческого и христианского рыцарства. О бургундском «славном рыцаре» (bon chevalier) Жаке де Лалене, рыцарские странствия которого описаны в другой «Песне о деяниях», говорится, что он был прекрасен, как Парис, благочестив, как Эней, мудр, как Улисс и пылок, как Гектор, к тому же куртуазен, великодушен и даже смиренен перед своими противниками. О младшем Бусико в хвалебной биографии, появившейся при его жизни, рассказывается, что помимо свершения незабвенных ратных подвигов, он отличался таким благочестием, что каждый день поднимался ни свет ни заря и молился в течение трех часов, дважды слушал мессу, а по пятницам всегда носил черное. По воскресным и праздничным дням он пешком совершал паломничества, беседовал на святые темы, велел читать себе вслух жития святых или повествования о «героических деяниях — римских или иных». Он вел умеренную жизнь, говорил мало — и то лишь о Боге и о святых или о рыцарственности и добродетели. Он даже отучил своих слуг от сквернословия! Нелегкая жизнь этих воинов и государственных деятелей скрыта под обликом идеального героизма. Безусловно, реальные люди мало походили на эти портреты. Они не больше чуждались алчности и насилия, чем все остальное рыцарственное общество, однако литературные эталоны и высокие аллюзии непорочного и благородного образа жизни отвечали запросам современников.

Идеалы храбрости, чести и верности были связаны не только с литературой. Эти ценности получали воплощение в турнирах, рыцарских орденах, девизах и торжественных рыцарских обетах, хотя все это постепенно стало служить династическим амбициям королей и принцев. Турнир больше не был смертоубийственной схваткой двух отрядов вооруженных рыцарей, встречавшихся в открытом поле, чтобы испытать коней и оружие, как это бывало в раннем средневековье. Проводившиеся на арене (площадке, обнесенной оградой), позднесредневековые турниры были регламентированы множеством формальных правил и представляли гораздо меньшую угрозу для общественного порядка. На смену принятой в более раннюю эпоху имитации реальных сражении пришли серии поединков, которые стали служить поводом для невероятно пышных церемонии. Поединок давал возможность продемонстрировать личную отвагу показать себя в рискованных столкновениях и завоевать рыцарскую славу. Для участия в подобном параде необходимо было обладать немалыми средствами во многом из-за того, что рыцари носили искусно сработанные доспехи. И потому вполне естественно, что их главными патронами были влиятельные особы — Эдуард III, Иоанн II, Филипп Добрый и Карл Смелый — а самые великолепные примеры такого рода рыцарских турниров были связаны с теми случаями когда эти персоны встречались для дипломатических переговоров, заключения брачного союза или чтобы отпраздновать победу.

Подобным образом и различные рыцарские ордена, создававшиеся в течение столетия после 1348 г., хотя и были непосредственно вдохновляемы идеалами верности, отваги и чести, вместе с тем должны были служить интересам своих основателей. В позднем средневековье существовало великое множество таких орденов Наиболее известны среди них орден подвязки Эдуарда III (1348 г.), орден Звезды короля Иоанна (1351 г.) и орден Золотого Руна Филиппа Доброго (1430 г), однако во Франции крупные феодалы тоже имели свои ордена и девизы: бретонский орден Горностая (1382 г.), орлеанский орден Дикобраза (1396 г), орден Золотого Щита и Оков Узника (1414 1415 гг) герцогов Бурбонских, орден Дракона графа Фуа (ок. 1414 г.), орден Полумесяца Рене Анжуйского (1448 г.); кроме того, свои ордена были и у представителей меньшей знати, подобно ордену Белой Дамы на Зеленом Поле второго маршала Бусико и Золотому Яблоку (1394 г.), братству рыцарей Сверни и Бурбонне, которые щеголяли девизом «меня должна получить красивейшая» (la plus belle me doit avoir). Королевские ордена и ордена принцев отличались от остальных более строгой формальной организацией, однако каждый орден имел свои собственный устав об основании, в котором записывались цели и намерения его создателей. Различными были также численность членов и сроки существования орденов. Если орден Подвязки процветал начиная с выдающихся побед Эдуарда III и его военачальников и существует по сей день, то орден Звезды вскоре был предан забвению после поражения и захвата в плен его основателя.

Учреждение ордена Звезды: торжественный пир рыцарей Звезды (из Больших Хроник)

Среди целей, декларировавшихся при основании орденов, были служение религиозным идеалам, защита дам высшего сословия и война до погибели. Ордена имели тройной характер: они являлись почетной кастой знати, ее союзом для оказания взаимной помощи и братством, посвятившим себя делу претворения в жизнь рыцарских идеалов. Людовик де Бурбон призывал рыцарей Звезды следовать за ним повсюду, «где только возможно найти славу и достичь ее рыцарскими подвигами», а его сын требовал того же от членов Оков Узника. Орден Золотого Руна был учрежден Филиппом Добрым «во имя великой любви, питаемой нами к благородному рыцарскому ордену, честь и процветание которого зависят именно от нас… и ради поддержания добродетели и добрых нравов». Его правила были пронизаны подлинно религиозным духом, многие из них были связаны с мессой и погребальным обрядом, и, как это было и в традициях ордена Подвязки, рыцари сидели на хорах, подобно каноникам. Однако в уставах некоторых орденов получили отражение и более серьезные политические задачи. Основание ордена Подвязки вполне могло быть связано с притязаниями Эдуарда III на Французский престол. Хотя членство в нем было ограничено, оно не было привязано к Англии, и среди первых членов этого ордена числились многие из важных французских союзников Эдуарда. Более того, патрон ордена Подвязки Святой Георгий являлся всеобщим патроном рыцарства, а голубые с золотом цвета одеяний членов ордена были цветами герба Франции. Точно так же орден Звезды был средством более тесными узами связать французскую знать с монархией Валуа, и от рыцарей требовалось выйти из всех других орденов. Факт членства в ордене часто предполагал установление священных и особенных связей, что уже само по себе отражалось на политических делах. Филипп Добрый отказался от чести вступить в орден Подвязки, несмотря на настойчивость герцога Бедфорда, поскольку боялся слишком сильно связать себя с Англией. Карл Смелый, принявший эту честь, был обвинен Людовиком XI в нарушении Пероннского мирного договора, запрещавшего вступать в союз с Англией без согласия короля.

Если орден Золотого Руна затмил собой все прочие, то причина была в том, что герцоги Бургундские предоставили в его распоряжение все ресурсы своего колоссального состояния. С их точки зрения, орден должен был служить не просто символом их могущества, он также мог быть использован для того, чтобы связать друг с другом разъединенные владения Бургундского дома. Для герцогов Бургундских, как и для других крупных французских феодалов, ордена и девизы, наряду с союзами, должностями и пенсионами, могли служить средством, позволяющим более прочно привязать их членов к своей особе и политике и: недавно было показано, как выглядит основание Золотого Руна в более широком контексте политики Филиппа Доброго по отношению к знати его владений. Бретонский Горностай с его многочисленным и разнородным составом участников служил тем же целям, и принципиальное значение имеет то, что основание этого ордена совпало с возвращением в свое охваченное междоусобной борьбой герцогство Иоанна IV, находившегося в изгнании в Англии, и с началом той политики нейтралитета в англо-французских отношениях, которую он счел существенно важной, намереваясь достичь объединения и преданности своего народа. Однако самым изумительным примером создания рыцарского ордена в качестве орудия политики было основание ордена Дикобраза, служившего усилению позиций орлеанской партии и угрожавшего своими иглами бургиньонам. Сущность представления о рыцарском ордене раскрывается в торжественных обетах рыцарей. Каждый орден предполагал подобные клятвы, однако рыцарские обеты существовали и вне орденов, они приносились либо по индивидуальному решению, либо по какому-либо поводу. Согласно легенде, Дюгеклен очень часто давал подобные обеты: не принимать пищи до тех пор, пока не состоится сражение с англичанами, не снимать платья, пока он не возьмет Монконтур. В «Клятве цапли», поэме XIV века, в которой описываются празднества, устроенные при дворе Эдуарда III, когда Робер д'Артуа, по преданию, склонил короля объявить войну Филиппу VI, рассказывается о том, что граф Солсбери не открывал один глаз до тех пор, пока не совершил подвиг во Франции. Фруассар сообщал о том, что ему в действительности доводилось видеть английских рыцарей, прикрывавших один глаз тряпицей, которую они торжественно поклялись не снимать, пока не совершат героический поступок. Однако нелегко поверить, что подобные вещи могли восприниматься серьезно. Как и многие другие элементы рыцарского кодекса, они теряют свое значение при сопоставлении с серьезными военными заботами, о которых свидетельствуют «военные депеши» того времени — сообщения хронистов, чей взгляд не был замутнен рыцарскими воззрениями, и сама по себе масштабность и сложность военной организации данного периода. Даже Фруассар пишет о непрестанных изменах и проявлениях жестокости, о грабежах, мародерстве и требованиях выкупа, по-видимому, не замечая того, насколько его общие представления противоречат излагаемому им содержанию. Итак, до какой же степени поведение враждующих сторон во время англо-французских войн могло быть подвержено влиянию рыцарских идеалов? Безусловно, подобные представления побуждали людей к службе и могли быть использованы князьями для достижения своих честолюбивых целей. Рыцари с нетерпением искали турниров и активно принимали в них участие, несмотря на то, что турниры становились все более декоративным состязанием и требовали все больших расходов. Обеты и девизы, а также рискованные приключения были уделом не только знатной молодежи, но их сеньоров, и, по-видимому, во многих случаях рядовые представители знати относились к войне как к своего рода поединку. Во время длительных перемирий остававшиеся без дела бойцы отправлялись в крестовые походы в Пруссию и Литву, чтобы присоединиться к рыцарям Тевтонского ордена в их борьбе с дикими славянами, или воевать с маврами в Испании и Северной Африке. Подобно Благородному рыцарю Чосера, дом Ланкастеров располагает тому примечательным подтверждением, хотя оно и имеет дипломатическое происхождение. В 1396 г. герцоги Бургундские организовали и финансировали крестовый поход в Болгарию против турок: пусть даже его цель в такой же мере состояла в том, чтобы прославить их в Западной Европе, как и в том, чтобы защитить христианство. И Эдуард III, и Генрих V пытались разрешить свой спор с домом Валуа, вызывая своих противников на поединок «для того, чтобы избежать пролития христианской крови и гибели людей», однако следует заметить, что подобные вызовы, как и при других поединках, нередких между князьями, никогда ни к чему не приводили.