Квантовая ночь - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Дж. Сойер cтр.№ 90

Путин шагал по красному ковровому покрытию, такому же красному, как нижняя полоса российского трёхцветного флага, и, что было ещё важнее по крайней мере для него самого, такому же красному, как старый флаг с серпом и молотом золотых советских времён.

Его начальник связи повернулся вместе с крутящимся креслом.

– Командиры пусковых установок готовы к получению кодов запуска.

– Очень хорошо, – ответил Путин.

И тогда…

Однако тогда…

Именно тогда…

* * *

Компьютерный дисплей. Два пика на графике. Требуется ответ, но…

Но что это такое? Всегда ли их было два?

Взгляд скользнул влево, обнаружив чьё-то присутствие. Поиск: человек, женщина. Азиатка, низкого роста, за тридцать, длинные волосы, чёрный топ, чёрные брюки. Совпадение: Вики. Виктория. Виктория Чен.

Взгляд вернулся к дисплею. Ответ, сотворённый из ничего:

– Ну-ка, ну-ка, поглядите-ка на это!

* * *

Менно услышал: «Ну-ка, ну-ка, поглядите-ка на это!» – и сразу же узнал голос: Джим Марчук. И конечно же, он знал, где находится: в «Канадском Источнике Света». Пакс, должно быть, где-то неподалёку, как и женщина-физик, Виктория Чен.

Он отнял у Марчука полгода жизни, а у другого парня, Тревиса Гурона, – девятнадцать лет, но…

Но знаете что? Плевать на это. Мы с Домом стояли на пороге чего-то огромного. Господи, да пацанам повезло, что они стали частью этого.

Менно хотел покачать головой, но не смог: привязной ремень оставался на месте. И всё же какое облегчение – больше не чувствовать себя виноватым! После стольких лет! В сущности…

Он снова услышал голос Марчука; и голос Виктории тоже, но именно голос Марчука безмерно его раздражал. Не своим тоном – да, да, у него довольно приятный голос, – а самим фактом своего существования. Почему он до сих пор жив? Проклятый урод выдавил ему глаза! Он должен за это заплатить!

* * *

Когда дело доходит до драки, бей первым. Этот урок маленький Владимир усвоил ещё в песочнице; этот же урок он преподал тем скотам на Украине.

Код запуска состоит из двух частей: сначала ежедневное кодовое слово, плюс обычная русская фраза, позволяющая анализатору голоса подтвердить идентичность говорящего, а затем двенадцатизначная последовательность букв и цифр, которую министр обороны уже передал ему в пластиковом контейнере.

Путин склонился к микрофону на изогнутой ножке, похожей на шею чёрного лебедя.

– Говорит президент. Слово дня: «балансирование»; код авторизации следующий… – Он вскрыл контейнер, в котором оказалась жёлтая пластиковая карта со строкой выдавленных на ней красных символов.

Путин прочитал первые три символа – две буквы и цифру – и после этого…

…вдруг подумал о дочерях – Марии и Екатерине…

Он произнёс следующие два символа: цифру и букву.

Мария осенью собиралась родить первенца.

Ещё буква. И ещё.

Он замолчал. Задумался.

– Президент? – сказал министр обороны. – Президент?

Последствия будут огромные. Гигантские. Американцы – как и китайцы и северные корейцы – не могут не ответить.

– Владимир Владимирович, с вами всё в порядке?

И в конечном итоге какая от этого будет польза?

– Они ждут последней цифры. – Министр подался вперёд, взглянул на карточку. – Это девятка.

Путин скривился; он и сам прекрасно это видел.

– Президент?

Но он открыл рот и произнёс:

– Нет.

– Простите?

– Нет, – повторил Путин. И следом слова, которые он не помнил, чтобы произносил когда-либо в своей жизни. – Я передумал. Я не буду этого делать.

* * *

Девин Беккер, как и бо́льшую часть времени с момента оглашения приговора, сидел на краю койки в своей камере в тюрьме штата Джорджия, закрыв лицо руками. Он был зол на присяжных, на судью и на эту сучку – окружного прокурора, но больше всего на собственного адвоката и того хренова эксперта-канака. О чём они вообще думали, ставя на него клеймо психопата! Да, да, в тюрьме Саванны всё получилось малость грубовато, но, чёрт возьми, заключённые сами напросились. Это их нужно было послать в камеру смертников, не его… ну, кроме того поганца, которого он утопил в унитазе; он, очевидно, здесь оказаться никак не мог. Но всё равно.

И кроме того, это ведь по большей части была вина других охранников. Девин просто предположил, что им стоит преподать заключённым урок; эти безмозглые тупицы не обязаны были ничего делать!

И тогда…

Однако тогда…

Именно тогда…

Девин ощутил, как его омывает какая-то волна… он не знал, волна чего, но мысль, которая у него появилась, была совершенно ясна, хотя и нова для него: «Может быть, мне не следовало этого делать».

И пару секунд спустя: «То есть я не должен был, я бы не…»

И после этого: «О чём я думаю?»

И самая простая из всех и при этом такая новая и странная: «Почему?»

Почему это?.. Было это?.. Это так вот выглядит сожаление? Утверждая решение присяжных, судья-джап сказал: «Мистер Беккер не выказал ни малейших признаков раскаяния в своих отвратительных преступлениях». Но сейчас…

Сейчас…

Девин глубоко вдохнул. Воздух здесь всегда нехорош: слишком жаркий, слишком влажный, воняющий испражнениями, мочой и пропотевшей одеждой. И всё же он всегда вдыхал его без труда, однако сейчас поток застрял у него в горле, и его грудь содрогнулась.

И снова ещё один глоток зловонного тюремного воздуха, ещё одно сотрясение грудной клетки; плечи приподнялись и снова опустились.

А потом – самое удивительное: костяшки пальцев, которыми он подпирал щёки, внезапно стали влажными.

* * *

Лицом в… траве?

Упереться, встать. Повернуться всем телом.

Там: полицейский, который держит в руках… электрошокер? Коп смотрит на объект, его глаза выпучены, рот удивлённо раскрыт, потом роняет устройство и идёт, сокращая дистанцию.

– Мэм, мне очень жаль, но вы не должны были убегать.

Колени подламываются; нужно на что-то опереться. Тело поворачивается, открывая взгляду вид на других, рассыпанных по широкой лужайке; они движутся беспорядочно, словно спугнутая стая…

* * *

– Дайте мне встать! – сказал Менно. – Я хочу встать.

Нельзя сказать, что было очень больно, но он передумал – теперь, когда у него появилось, чем думать. Он хотел сойти на этой остановке, и не только потому, что умрёт, если синхротрон выстрелит в него ещё раз, но и потому, что он чувствовал себя так здорово, несмотря на адскую головную боль.