Двойной агент Шторм в Аль-Каиде и ЦРУ - читать онлайн книгу. Автор: Мортен Сторм, Тим Листер, Пауль Крукшанк cтр.№ 35

Моя выходка их ошеломила. Я знал, что мог ехать абсолютно законно, поскольку ни Дания, ни другие западные страны не объявляли «Союз исламских судов» террористической организацией.

Мои связи в Йемене явно ставили меня под подозрение. Один из арестованных тогда в Сане впоследствии рассказал мне, что в тюрьме его допрашивали сотрудники западной спецслужбы.

— Они пытались выведать о тебе, — сказал он мне. — Говорили: «Мы знаем, за этим стоит Сторм».

При выходе из полицейского участка меня осенило, что я под прицелом. Я понял, что очень скоро мне придется решать — ехать в Сомали сражаться за свои убеждения или отступиться и спрятать их куда подальше. Но встреча с агентами придала мне решимости ехать. Они должны понять, что потерпели фиаско. Йенсен на всякий случай оставил мне свой номер. Уходя, я почему-то его визитку не порвал, а сунул в карман.

Вскоре у моей миссии появился крестный отец — Абдельгани, друг-сомалиец из Дании, уже вставший в ряды ополчения «Союза исламских судов». 19 декабря он прислал мне по электронной почте официальное разрешение Управления иностранных дел «Союза исламских судов» на въезд в страну.

Всплеск адреналина. Это был прямой религиозный долг — то самое решительное действие, о котором вечно болтали, но никогда не исполняли как жалкие датские проповедники, так и Омар Бакри Мохаммед.

Я купил билет — в один конец — на самолет до Могадишо. Полечу один. Мой бирмингемский приятель Варсаме еще не наскреб денег на билет. Я отправил ему по электронной почте письмо, выразив надежду, что он скоро ко мне присоединится.

Новая глава должна начаться с новых товарищей, на новом фронте глобального противостояния. Только жена всякий раз плакала, стоило мне заговорить об отъезде.

— Что будет со мной? Я останусь одна в чужой стране, без прав, без денег.

— Аллах поможет и позаботится о вас, — сказал я ей. Утешение слабое и неубедительное даже для меня. Но таков был ответ на все.

Она сказала, что, если я уеду надолго, она вернется в Йемен.

С первой метелью ранней зимы я поехал в Копенгагене в магазин списанного военного имущества, чтобы купить то, что просил Абдельгани: камуфляжную форму, фляги и швейцарские армейские ножи. Несмертельное оружие, легко провезти, не вызывая подозрений.

В Сомали надо было поспешить. Эфиопы окружили Могадишо. Некоторые мои друзья уже отступили со своими подразделениями к Кисмайо, портовому городу к югу от Могадишо. Я вот-вот должен был лететь.

Когда я был в магазине, мне позвонили из Сомали. Это был Али, датчанин из учебного кружка в Сане. Он возбужденно прокричал, что прямо сейчас обезглавил сомалийского шпиона, которого его отряд обнаружил под Кисмайо.

Проклиная его про себя за наивный звонок на мобильник, я громко поздравил его по-арабски. Продавец с подозрением на меня покосился.

При выходе из магазина позвонил Абдельгани. Я принялся ему перечислять покупки, но он меня прервал.

— Не прилетай! Слишком опасно. Эфиопы окружили аэропорт и хватают всех джихадистов, прилетевших сражаться за «Союз исламских судов». Сиди дома!

Пораженчество Абдельгани меня ошеломило и разозлило.

У меня в ушах звенел вопрос к Аллаху: «Почему Ты меня не пускаешь? Почему я не могу Тебе служить?»

Это решение — в конце концов — Его. Аллах Всеведущ, нам, простым смертным, судьбу не изменить! И еще один вопрос: «Почему Ты — в который раз — допустил поражение моджахедов?»

Когда я вернулся домой, жена ждала меня.

— Они проиграли, — прошептал я, стараясь не смотреть ей в глаза. — Они проиграли войну.

Я втащил амуницию по лестнице и бросил на кровать. Я был тих, задумчив, подавлен — как тогда в полицейской машине по дороге в датскую тюрьму, когда поклялся изменить жизнь. Я требовал ответов.

Уныние скоро сменил гнев, и в гневе я терзался трудными вопросами. Меня тормозили на каждом повороте, все планы рушились. Десять лучших лет жизни я, жертвуя любовью и боксерской карьерой, посвятил делу джихада. И все тщетно.

Я сидел в темной спальне, тишину нарушал лишь шум буксующих в снегу авто. На днях мне исполнится 31 год, но у меня нет будущего. Дети — в чужой стране, друзей из Саны разбросало по свету, жену я измучил перепадами настроения. Последние заработанные на стройке деньги потратил на валяющуюся повсюду как символ моего провала амуницию.

Я всю жизнь бился за слабых. На улицах Корсёра вступался за друзей-мусульман, когда на тех нападали хулиганы. В библиотеке меня поразили битвы Пророка с превосходящими силами в Мекке. Я мечтал поехать к моджахедам в Афганистан и помочь создать маяк истинного ислама в Сомали. Все обратилось в прах.

Я вспомнил о лукавом проповеднике из Брикстона Омаре Бакри, о ненадежных протестующих у ограды американского посольства, о трусости шейха Мукбиля, слишком охотно славшего на смерть невежественных и доверчивых. Верность делу меня ослепляла. Может, и сама приверженность исламу была лишь моим протестом, а на деле — пусть и неосознанно — меня манил не доктринерский салафизм, а стремление бороться с несправедливостью?

И тут до меня стало доходить немыслимое. А я правильно понял ислам? Или такие, как аль-Авлаки, его извратили? Или ислам противоречив, а я был слеп?

Мне вспомнилась идея предопределения — кадар — одна из основ веры. Меня учили, что Аллах предрешил все, в прошлом и в будущем.

По словам Корана: «Аллах — Творец всякой вещи, их Господь и Властелин. Он управляет ими, и все они находятся у Него во власти, в Его распоряжении и под Его попечительством» ^[92].

Но есть ли место свободной воле и можно ли что-то изменить? Никто из ученых, с которыми я говорил, не мог объяснить, как кадар соотносится с долгом джихада и почему Аллах создал человека, уже осужденного Им на адский огонь. Здесь спасовал даже Анвар аль-Авлаки.

Мне показалось, один хадис представлял человека беспомощной марионеткой: «Аллах, Всевышний и Славный, предопределил каждому из сотворенных Им слуг пять вещей: удел его, деяния его, смерть его, счастье или несчастье в жизни».

Тут я вскочил и бросился вниз на кухню. Фадия с тревогой посмотрела на меня.

— Что с тобой? — спросила она.

— Не знаю. Мне просто кажется, что все потеряло смысл.

Я сварил себе кофе и уселся за кухонным столом перед своим ноутбуком. В поисковой строке пальцы быстро набрали: «Противоречия в Коране».

Миллионы битов информации в ответ. Большинство записей просто антиисламские диатрибы с не менее сомнительных сайтов евангелических христиан. Но кое-что я читал такое, отчего в голове зашевелились вопросы, которые я давно старательно от себя отгонял. Мне вспомнились слова, которые я некогда кричал в Гайд-парке: «Ведь если бы он был не от Аллаха, то они нашли бы в нем много противоречий».