«От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом… Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух… И вот завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись… Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий. Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему»83. «Но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода. И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили. Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость Его да не сокрушится. И в другом месте Писание говорит: воззрят на Того, Которого пронзили. После сего Иосиф из Аримафеи – ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев – просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса; и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса»84.
Я убежден, что описание этого природного катаклизма в ответ на смерть Иисуса – это явный отголосок яркой картины природной катастрофы и опустошения, которые наступили в результате нанесенной какому-то божеству мучительной раны. Множество рыдающих женщин, и совершенно никому не нужный удар копьем, как мне кажется, только усиливают эффект от сходства этих эпизодов.
Но независимо от происхождения этих событий очевидно, что эти удивительные параллели между распятием и мучительной раной признавались средневековыми церковными схоластами и применялись ими в качестве аллегорий. Обнаружив в романах о Граале пригодный для интерпретации материал, добрые монахи тщательно редактировали эти легенды, сокращали что-то здесь, добавляли что-то там, дополняли текст толкованиями, аллегориями и многое в нем приукрашивали. Копье стало копьем стражника под распятьем. Грааль они связали с чашей Тайной Вечери. Возникла взаимосвязь между Искалеченным Королем и Иосифом Аримафейским, который доставил в его владения святые реликвии Страстей Господних. Юного бога плодородия они переименовали в Галахада; а потом они странным образом обрекли его на обет безбрачия, который был для него совершенно неуместен. Женщины из легенды стали монахинями или искусительницами. Кельтские чудеса превратились в чудеса иудейские. Но все равно древние темы просвечивают через мрачные поздние изменения в тексте. Сутана плохо смотрится на теле древнего языческого бога.
Роман «Queste del Saint Graal» сочинил цистерцианский монах, обладавший удивительной способностью выискивать зло во всем прекрасном и вдохновляться тем, что в наши дни представляется глупым и бессмысленным. Его странным образом занимали мрачные размышления о непорочности, и он мастерски создавал причудливые аллегории. Когда он написал свое произведение, то, похоже, совершенно не осознавал, что легенды, с которыми имел дело, изначально были связаны с культом плодородия. Те образы, которые наводили бы на него ужас, если бы он сумел восстановить их первоначальный смысл, вдохновляли его и вызывали чувство экстаза. Легко находя в этих сказаниях религиозный подтекст, восхищавший его, он никогда не понимал, что они были проникнуты духом, который он считал порочным. Его предшественники восхваляли то, что он приписывал Вельзевулу; но он совершенно извратил это значение и стал с его помощью рассуждать о целомудрии, которое было для него исполнено благости. Таким образом, он мастерски совершил с этой легендой то же, что и его предшественники сделали с Песнью песней царя Соломона.
Роман «GrandSaint Graal» представляет собой нечто вроде продолжения «Queste». В этом произведении предпринимается попытка устранить некоторые несоответствия и собрать воедино то, что кажется нелогичным. Вместе с «Queste» он вносит еще больше путаницы в художественный образ мучительной раны.
В части III этой статьи мы обсуждали один краткий эпизод из «Queste» в связи с валлийской легендой о Передуре. Тогда мы изучали типичные аллегории этого сказания и гонения, которым подвергали беззащитных прекрасных дам. Мы не будем возвращаться к обсуждению этих моментов, а рассмотрим некоторые искажения и повторы в изложении нашей любимой темы.
В «Queste» я обнаружил следующие следы влияния образа мучительной раны.
1. Галахад восстанавливает сломанный меч, который пронзил бедра Иосифа Аримафейского85.
2. У креста, возле маленькой часовни в роще, Ланцелот видит страдания раненого рыцаря, который лежит в гробу на похоронных дрогах, запряженных двумя лошадьми. Отчего он страдает – в легенде не объясняется. После того какой целует Грааль итак избавляется от мучений, этот рыцарь скачет прочь на коне Ланцелота, а наш герой слышит чей-то призрачный голос. Поскольку он ничего не сказал, пока Грааль был видим глазу, Ланцелот стал «тверже, чем камень; крепче, чем дерево; презреннее, чем фиговое дерево, – и он должен уйти прочь, чтобы не осквернять своим присутствием это место, где раньше находился Святой Грааль»86.
3. Персеваль самому себе пронзает бедро87. Эту мучительную рану (если это она и была) мы обсуждали в части III.
4. Ланцелот прибывает в замок, который охраняют львы. «Войдя туда, он попадает в комнату, где стоит Святая Чаша и священник проводит мессу; Ланцелота предупреждают, чтобы он не заходил туда, но он видит, что когда священник проводит обряд подъема тела Господня, то в руках у него оказывается тяжелое человеческое тело, и не может удержаться от того, чтобы не помочь ему, но тут его сбиваете ног яростный вихрь, и он на четырнадцать дней немеет, не может есть и пить. Потом он понимает, что оказался в замке Корбеник, а какая-то придворная дама сообщает ему, что его странствия подошли к концу»88.
5. В монастыре Персеваль видит больного человека, который пришел к мессе. Это Мордрейн
[46], который еще четыреста лет назад так страстно стремился увидеть Святой Грааль, что был ослеплен и утратил силы. Господь смилостивился над ним и сохранил ему жизнь до тех пор, пока не прибудет добрый рыцарь, и тогда силы снова вернутся к нему, и он снова обретет зрение»89.
6. Король Ламбар, отец Искалеченного Короля, был убит королем Урлейном с помощью волшебного меча, который нашли на корабле и который предназначался для Галахада. От удара этим мечом «наступило такое опустошение и разорение в двух его королевствах, что потом стала его земля называться Пустошью». Когда Урлейн вновь взошел на тот корабль, то тут же упал замертво»90.
7. Нассиенс, деверь Мордрейна, приехал на Вращающийся остров, где обнаружил этот же корабль, «а там – ложе и меч, взял он меч тот, но не смог поднять, хотя он восемь дней не ел и не пил, стремясь завладеть им; на девятый день бурей забросило его на другой остров, где на Нассиенса напал великан, и тогда сумел он вынуть из ножен меч, и хотя тот раскололся надвое, что и было предначертано на его гравировке, великана ему удалось одолеть. После того встретился он с Мордрейном и рассказал ему об этих чудесах; тот собрал вместе обломки, и, повинуясь незримому голосу, они покинули корабль, но по пути Нассиенс был ранен в наказание за то, что посмел он вынуть меч, которого не был достоин»91.