В душе образовалась гнетущая пустота. Ее требовалось чем-то заполнить хотя бы каким-нибудь необязывающим разговором. Словоохотливость бойцов после артиллерийской атаки можно объяснить только этим чувством. Кто следующий?.. Каждый из них думал об одном: кто знает, может, за ближайшим поворотом стоит она, проклятущая, и, засучив рукава, готовится к кровавой жатве?
– Всего-то один снаряд, – не обращаясь ни к кому, произнес капитан Романцев. – Кто бы мог подумать?
– А здесь такое нередко случается, – как-то уж чересчур оживленно подхватил стоявший неподалеку сержант, будто ждал от капитана подобного утверждения. – Вроде бы тишина. Порой думаешь: неужели здесь передовая? А потом как начнут лупить из пулеметов, как начнут шарахать из всех орудий! А бывает и так: тихо вокруг, как у нас в деревне… А потом – бац – выстрел! И человека нет.
– Может, в блиндаж не случайно попали? Как-то засекли?
– Вряд ли… Лупанули наугад, чтобы мы не расслаблялись, и прямо в блиндаж командира полка попали… Он ведь у нас третий за последний месяц. Только ведь мы тоже в долгу не останемся, сейчас жару дадим! Вот только вас отсюда выведем… Товарищ капитан, мне приказано проводить вас с передовой, сейчас здесь такое начнется! Не можем мы просто так это оставить!
– Не можем, – согласился Романцев, нащупывая в нагрудном кармане коробочку с фотопленкой.
Сержант уверенно повел Романцева к выходу. Не забывал напоминать, когда следовало пригибаться, обращал внимание на места, простреливаемые снайпером, торопился по окопам и переходам, пока наконец не вывел капитана из первой линии.
Дальше, в трех километрах от передних окопов (по местным меркам – в глубоком тылу) – вторая линия обороны. Здесь размещались полевой госпиталь и подразделения «бездельников» – так окрестили их бойцы – мастерские по ремонту оружия, парикмахерские, прачечный отряд, команды санитаров, банщиков и всех, кто привлекался в боевые подразделения в случае крайней необходимости.
Попрощавшись с капитаном, провожатый тотчас вернулся назад. Дальше Романцев пошел один. Нельзя сказать, что внутри отпустило, но стало немного легче. Он видел, что передовая пришла в движение: где-то с орудий сняли маскировочную сетку, и оружейный расчет, подтаскивая снаряды, готовился к артиллерийской дуэли.
Огневые позиции обнаруживать по всей линии фронта нецелесообразно. С той стороны тоже наблюдают с командных пунктов, отмечают каждую вспышку, чтобы потом поразить ее ответным огнем. Но за убитого командира полка ответ надо дать достойный.
Машина стояла на прежнем месте. Водитель времени зря не терял – набросал на капот и крышу охапки сухой травы, и сейчас она напоминала стог сена. Устроившись в тени дерева, он пролистывал «Боевой листок». Чтение чужих подвигов настолько его захватило, что он не сразу заметил приближение капитана Романцева. Отложив чтение, виновато вскочил на ноги.
– Читай, это дело полезное, – добродушно произнес Тимофей, мимоходом подумав о том, что этой встречи тоже могло не быть. И вообще, не было бы ничего, что он с такой жадностью созерцал в последние минуты.
Водитель был призван из Рязанской области, хотел попасть на передовую, но судьба распорядилась иначе: в военкомате определили водителем в штаб. Поначалу расстроился, но потом втянулся: кому-то и начальство нужно возить. Настроение пассажиров он научился понимать сразу и потому лишний раз с разговорами к Романцеву не лез. То, что капитан был не в духе, было видно сразу.
Так и ехали до самого штаба – не проронив ни слова. Уткнувшись в окошко, Тимофей Романцев целиком ушел в себя.
«А как же Зоя?»
Самое ужасное, что он никогда бы ее больше не увидел.
* * *
Вернувшись в расположение Девяносто первого стрелкового корпуса, Романцев сразу же направился к полковнику Русовому.
За чаем Тимофей рассказал о своей встрече с Силицким, о том, как буквально за несколько минут до обстрела забрал у него фотопленку и вышел из блиндажа.
– Мы находимся на войне, а значит, можем погибнуть в любую минуту, – сочувствующе проговорил полковник. – К смерти нужно быть готовым всегда.
– Все так, товарищ полковник, – согласился Романцев. – Я ведь в военную контрразведку с передовой пришел.
– Мне это известно. В нашем деле человек с боевой закалкой ценится вдвойне. Пленку посмотрел?
– Посмотрел. На ней женщина с двумя детьми.
– То, что нужно. Думаю, теперь наш гауптштурмфюрер будет сговорчивее. И еще… Эта пленка нам досталась очень дорого. Мы потеряли двух человек, агентура в Варшаве раскрыта. Ты чуть не погиб. В связи с этим у меня просьба: вытряси из него все, что возможно!
– Слушаюсь, товарищ полковник!
– Иди пока к себе, успокойся немного. Тебе его приведут.
Романцев вернулся в свой кабинет, оказавшийся в этот час пустым. Соседа вызвали в штаб армии. Так даже лучше. Есть возможность сосредоточиться, ничто не должно указывать на недавние переживания. Подозреваемые всегда очень тонко чувствуют настроение следователя, а такой подготовленный зверь, как Штольце, раскусит его сразу же, едва перешагнет порог кабинета. Абверовец обладает звериной интуицией, здесь его не переиграть, это его поле; хитрости ему тоже не занимать. Значит, чтобы получить нужные ответы, предстоит действовать прямолинейно, грубо, по-простому.
Для верности, чтобы смыть следы недавних переживаний, Тимофей Романцев освежился колодезной водой. Критически посмотрел на себя в зеркало. От недавних переживаний не осталось и следа. Даже сам не ожидал, что его может так крепко тряхнуть. Не один месяц провел на передовой, знал, что может погибнуть каждую минуту, к чужой и к своей смерти относился обыденно: сегодня ты есть, а завтра тебя может не быть. А тут вдруг так тряхнуло, что до сих пор не может собраться. Вот что делает с человеком кабинетная работа: успел отвыкнуть от свиста пуль и разрывов снарядов.
Двое дежурных привели гауптштурмфюрера Штольце.
– Садитесь, – предложил Романцев, намекая, что разговор будет непростым.
Штольце сел на предложенный стул, положил связанные руки на край стола.
– Можете меня расстрелять, но я ничего рассказывать не стану, – произнес он безразлично. – Я солдат, каждый из нас готовит себя к смерти, как только надевает военную форму.
– Что же вы так торопитесь умереть, господин гауптштурмфюрер? – усмехнулся капитан Романцев. – Вам что, и сказать нечего?
– У меня были планы на жизнь, но если так складывается судьба… Я не стану на нее пенять. Пусть лучше я расстанусь с жизнью, чем сделаюсь предателем.
– Поглядим…. Задаю вам первый вопрос: какое задание вы получили от своего командования? Что намеревались совершить в нашем тылу?
– Напрасно стараетесь, мне нечего добавить к тому, что уже сказано.
– Что ж, я вижу, вы не оставляете мне выбора.
Капитан Романцев вытащил из ящика стола конверт из плотной бумаги и вытряхнул из него на стол несколько фотографий небольшого формата.