Зеркало для героя - читать онлайн книгу. Автор: Святослав Рыбас cтр.№ 57

— А «керенки», «колокольчики» — берут? — спросила Нина.

— Все берут, — ответил корнет Ильюшка.

— Можно организовать дело, — сказала Нина.

Граф Грабовский засмеялся и предостерег:

— Англичане совсем озверели.

— Да я просто так, — ответила Нина. — Нет у меня ни романовских, ни «колокольчиков».

— А что у вас есть? — спросил граф Грабовский.

— Вы могли бы мне помочь, — недолго думая, решила она. — Мне могут понадобиться помощники. За хорошую плату. Где вас найти?

— В общежитии посольства, — сказал корнет Ильюшка.

— Погоди, — остановил его граф Грабовский. — Вы бы хоть в общих чертах…

— В общих чертах? — переспросила она. — А револьверы у вас есть?

— Есть, — ответил корнет Ильюшка. — Еще не продали.

— Погоди, — снова остановил граф Грабовский.

В это время дверь в каморку открылась и Нину вызвали на допрос.

— До свидания, господа, — сказала она. — Было приятно познакомиться.

Ее допрашивал лысый чернобровый англичанин, похожий на еврея. Нина евреев не боялась и сразу почувствовала, что никакого греха за ней нет, все это сейчас выяснится.

И верно — порасспросив о том, как она оказалась рядом с генералом Романовским, англичанин поинтересовался ее родом занятий и отпустил с богом. Она поняла, что не Романовский его интересовал, а престиж британской армии. Но Нина не имела ничего против британской армии. «Все вы звери порядочные», — подумала она, улыбнувшись самым милым образом английскому сыщику, или кто там он был на самом деле.

Она вышла на волю. Солнечная своевольная мирная жизнь окружала ее, знать не хотела ни «крокера», ни корнета с графом, ни русской смуты. Рядом зазвенел звонок — это мальчишка с лимонадом звал народ.

Мимо Нины прошла турчанка в черном неуклюжем платье с пелеринкой, лицо закрыто густой чадрой. Остановилась возле мальчишки, взяла чашку и, приподняв чадру, обнажив молодые губы, выпила лимонад.

«И я хочу», — промелькнуло у Нины. Да денежек, этих самых пиастров у нее не было. И вообще, если поразмыслить, ничего у нее нет, ибо ни одного осколка русской силы нет в Константинополе.

Нина отвернулась от лимонадного турка, миновала английский патруль и направилась к посольству, тревожась об оставленных вещах. Через несколько домов ей попались еще итальянские полицейские в треуголках и коротких накидках, весело пялившиеся на бегущего мелкими шагами турка, который нес на подставленных снизу ладонях целый столб бумажных лир и упирался в них подбородком.

— Темпо! Темпо! — кричали итальянцы.

В двух шагах от Нины прошествовала французская монахиня в синем платье, в огромном белом накрахмаленном чепце.

Нина вспомнила фото в довоенной «Ниве» — черноглазая девушка, «семнадцатилетняя черкешенка Эльза, любимая жена султана Абдула Гамида, убитая им в припадке ревности».

Чужое солнце, чужие люди, чужбина! И дым отечества нам сладок… Только дым и остался. Если убивают генералов прямо в посольстве, то значит — конец.

«Какая я дура! — сказала себе Нина. — Господи, что ты сделал со мной? Какая я дура! Лучше было сдохнуть в Новороссийске…»

* * *

От России остался только Крым или, как говорили, «Крымская бутылка», в которой сидели корпуса Слащева и перевезенная из Новороссийска Добровольческая армия вместе с донцами и кубанцами. И эту бутылку скоро откупорят, поэтому возвращаться туда ни у кого нет охоты.

Англичане окончательно отказались поддерживать белое движение. Беженцам стало известно, что двадцатого марта верховный комиссар Великобритании адмирал де-Ротбек пригласил к себе на флагман «Аякс» генерала Врангеля и сообщил ему две вещи: Врангеля зовут в Крым на военный совет для выбора преемника Деникину, однако правительство его величества считает дальнейшую борьбу безнадежной.

— А что Врангель? — спрашивали беженцы, желая угадать свою судьбу, желая, чтобы хоть кто-то попытался переломить ее злую волю.

И, узнав, что генерал не дрогнул и бросил вызов судьбе, беженцы вместо того, чтобы одобрить его мужественный выбор, осмеяли решение Петра Николаевича, ибо устали от войны.

Вот русская противоречивая натура! Ведь только что сочувствие было на стороне молодого, сорокадвухлетнего генерала, в нем видели героя, но не успел герой сделать первый шаг, как стало скучно.

Правда, Нина поверила в нового главнокомандующего: были в его судьбе две точки, задевавшие ее сердце — он закончил Петербургский горный институт и в начале войны, командуя эскадроном в Восточной Пруссии, заслужил Георгиевский крест за взятие германской батареи кавалерийской атакой. А Горный институт и Восточная Пруссия для Нины были знаками прошлого. В Горном учился ее друг, летчик Макарий Игнатенков, в Восточной Пруссии погиб ее муж. Поэтому Врангель, взявшись за безнадежное дело, словно обращался лично к Нине: «Нужна последняя жертва. Или мы спасемся, или погибнем достойно».

Ей нечего было страшиться потерь. Она все уже потеряла, остался только патриотизм, пробудившийся в ней вместе с ощущением бедности. А что такое патриотизм? Боль, унижение, любовь?

Горькую силу любви к потерянной родине Нина испытала, когда встретилась со своим компаньоном. Рауф был толстый коренастый турок с сизыми тучными щеками и бархатными ласковыми лукавыми глазами. Он стоял на пороге конторы в невероятно широких штанах с отвислым задом, в красной засаленной феске и глядел на выходившую из коляски Нину. Солнце било ему прямо в лицо. Он грелся. Сюда доносились звуки порта, пахло морем, теплой землей. Вдали на холме высилась величественная Сулеймания с огромным куполом и высокими минаретами. Возле дома, похожего выступающим вторым этажом на старые новороссийские и мариупольские дома, цвела дикая вишня, вся обсыпанная бело-розовыми цветами. Запыленным глазом блестел газовый фонарь.

— Здравствуй, Рауф! — сказала Нина. — Узнаешь?

Он вскинул руки, заулыбался, сверкая глазами.

— Издравствуй, азизи, — обрадованно ответил он. — Приехал к нам, да? А я думаю, куда Нина-ханум пропал?

— Не пропал, — вымолвила она. — Соскучилась по тебе, приехала в гости.

— В Истамбуле много гостей! — усмехнулся турок. — Все гости теперь хозяева. Даже греки. Аллах покарал турок за войну, не надо было воевать. И русским — не надо… Как ты живешь, Нина-ханум?

— Нам надо рассчитаться, Рауф, — сказала она. — Я не успела получить за последний пароход в декабре.

— Пароход-мароход! — улыбнулся турок. — Надо книги смотреть. Ты живой это хорошо!

Казалось, он рад видеть ее и поможет ей, ведь нынче они оба будто связаны одним горем, у него родной Истамбул оккупирован, а Нине совсем худо.

Они вошли в контору, поднялись по широкой деревянной лестнице, Рауф позвал кого-то — девочка с насурьмленными до висков глазами, принесла на красном подносе воду, миндаль с изюмом, поставила на маленькие табуреты, а к табуретам положила подушки.