Не мой мир  - читать онлайн книгу. Автор: Альбина Нури cтр.№ 43

Предостережение, к которому он не прислушался. Но даже если и захотел бы, все равно не сумел ничего предотвратить.

… С той поры, как они с Кайрой расстались, минуло много времени. Десятки, десятки снов, не считая того забытья, в котором Алекс находился в первое время после ранения. Всюду он таскал за собой рюкзак Кайры, в котором были ее вещи и проектор – самая бесполезная вещь на свете.

Долгое время Алекс не прикасался к дневникам Кайры. Доставал лекарства, бинты, нитки, чтобы зашить разорванную водолазку, но не трогал одинаковые пухлые книжки в темно-коричневых переплетах. Их было пять штук.

Потом все же решился и с тех пор читал то, что мог понять. Читал, и ему казалось, что Кайра где-то рядом. Она вела записи на двух языках. Все, что касалось работы, научных исследований, писала по-английски, и Алекс не надеялся разобраться в строгих рядах букв.

А вот о личном рассказывала на русском, на языке своей матери. Правда, в детстве и юности дневников она не вела, привычка доверять свои мысли и чувства бумаге появилась у нее позже. Примерно в то время, когда она поняла, что беременна от своего научного руководителя.

Алекс был потрясен, когда узнал, что отцом Мари был Саймон Тайлер. С другой стороны, чего уж изумляться: Кайра, как выяснилось, о многом умалчивала, а порой и обманывала его, и это было не слишком-то приятно сознавать.

«Я, наверное, дурной человек, ужасный, – писала Кайра. – Оправдывает меня только то, что я заблуждалась абсолютно искренне. Слава Богу, не брала греха на душу, не уводила его из семьи. У Саймона не было жены и детей, которые пострадали бы от последствий моей ошибки.

История стара, как мир: наивные студентки часто влюбляются в преподавателей, ученицы – в своих учителей. Это именно влюбленность, почти никогда не переходящая в истинную любовь. Это восхищение, преклонение, которое проходит, когда твой кумир спускается с пьедестала и до тебя, наконец, доходит, что это самый обычный человек.

Выясняется, что он бывает слаб и порою глуп. Что, как и все люди, забывает положить грязные носки в бельевую корзину, не закручивает колпачок тюбика с зубной пастой, страдает от несварения желудка. По утрам изо рта у него плохо пахнет, и говорит он не только о науке.

Пять лет – целых пять! – мне казалось, что я буду самой счастливой на свете, если он когда-нибудь обратит на меня внимание. Увидит перед собой не только перспективную студентку, но и привлекательную женщину.

И вот это случилось, и Саймон каждый день твердит, как любит меня, говорит, что скоро мы поженимся, а я… Я понимаю, что не могу с открытым сердцем сказать ему то же самое! Остается улыбаться через силу, врать сквозь зубы, и я улыбаюсь и вру.

Наш ребенок должен родиться через три месяца. Делать аборт поздно, все кругом поздравляют нас с Саймоном. Он гладит меня по животу, он счастлив, как никогда, я читаю это в его глазах, и у меня не хватает духу увернуться от его губ, рук, слов…»

Алекс часто перечитывал эти строки и спрашивал себя: а что, если и его Кайра тоже разлюбила? Может, Даниил был прав, когда говорил, что Алекс всего лишь подвернулся ей под руку, когда она была одинока и несчастна? Никакая это не любовь, а только воля обстоятельств.

Нет, не хотелось в это верить.

Из записей в дневнике Алекс знал, что Саймон Тайлер прежде был женат на своей бывшей однокласснице, но брак продержался всего год. Расставшись с юношеской любовью, доктор целиком и полностью посвятил себя науке. Его даже иногда подозревали в нетрадиционной ориентации, потому что никогда не видели в обществе женщин.

А потом в его жизни появилась Кайра. Они сошлись, когда она окончила вуз и осталась на кафедре заниматься научной работой, писать диссертацию.

«Мари родилась чуть раньше срока. Сейчас ей три недели от роду. Она очень слабенькая, плохо спит, плохо ест, к тому же у меня нет молока из-за мастита. Боли были ужасные, я и сейчас не могу вспоминать об этом без содрогания.

Саймон пригласил няню мне в помощь, но эта женщина с писклявым голосом, полными белыми руками, похожими на подушки, с понимающей улыбкой Джоконды меня бесит. Я чувствую, что она презирает меня, мою неспособность заботиться о собственном ребенке. Саймон утверждает, что мне все это чудится, что Эльза опытная, хорошая, доброжелательная, но я ощущаю иное, и ему меня не переубедить.

Кажется, я никогда не чувствовала себя такой бесполезной, никчемной и усталой. Я все время хочу спать и постоянно плачу. Мне хочется отправиться в лабораторию, там мой настоящий дом. Там моя душа, а вовсе не возле кроватки с капризным, сморщенным, плачущим существом!

Я пытаюсь, но никак не могу найти в своей душе хотя бы проблеска любви, нежности, трепета, преклонения перед новорожденной дочерью. Я не могу благодарить Бога, который позволил мне стать матерью, больше того, я злюсь на него за это!

Знаю, знаю! Ужасная дикость – писать такое. И даже думать об этом. Вчера я не выдержала, психанула и наговорила Саймону всяких грубостей. Позволила себе быть честной, в конце концов. Сказала даже, что не готова быть матерью и хочу вернуться на работу.

Думала, он меня ударит – отец бы точно не стерпел. Но Саймон принялся меня успокаивать, говорить, что я просто еще слишком молода, растеряна, напугана своим материнством. Начал объяснять, что такое часто случается, а потом, я слышала, консультировался по телефону со знакомым психотерапевтом.

Думаю, скоро Саймон начнет пичкать меня антидепрессантами и водить на сеансы. Не может же он допустить, чтобы его женой была истеричка, которая днями напролет рыдает в подушку и отказывается от собственной дочери!»

Кайра и Саймон так и не поженились. Она все время искала предлоги, переносила дату венчания. Они стали ссориться, и в итоге Кайра ушла от него, забрав с собой Мари. К тому времени послеродовая депрессия – или что там творилось с Кайрой на самом деле? – прошла. Она приняла свою дочку, полюбила по-настоящему. А через полтора месяца потеряла.

С той поры прошло много времени, но Кайра, видимо, так и не перестала винить себя в том, что мало любила свою дочь, не хотела ее рождения, поначалу не могла стать для Мари хорошей матерью.

А также в том, что оказалась причастной к смерти ее отца.

«Этот день должен был стать великим. Все твердили об этом, как попугаи, и только во мне с каждой минутой нарастал страх.

Как можно было решиться на такое? Я не верила, что он отважится.

Вчера я впервые за последние несколько лет отправилась домой к Саймону. Хотела поговорить, вернее, отговорить его.

Шла с опаской, думала, мне будет тяжело оказаться в доме, в котором я прожила почти два года. В места, наполненные воспоминаниями – особенно в те, где ты прежде был счастлив, трудно возвращаться, если от былого счастья не осталось и следа. Твое мертвое счастье разлагается в каждом углу, и само место словно бы прокисает, начинает дурно пахнуть.